А. Живой - Небесный король: Эфирный оборотень
Глава 3. Бак пробит, хвост горит…
Долина мутно-желтой реки, похожей на Ганг. С окрестных гор к ней спускаются залитые солнцем непроходимые разноцветные джунгли. Они то синие, то зеленые, то разгораются, а то, вдруг, померцав, растворяются вовсе. Где-то в самом низу, у реки, в скалах виднеется множество входов в огромные пещеры. Две сотни лет около них стоят не шелохнувшись молчаливые индусы со сверкающими саблями в руках – это стражи, они стерегут сокровища. Никто в той стране не знает пути сюда, а если узнает – забудет дорогу назад. Две сотни лет было так. Виной всему заклятие Раджи. Высокие горные вершины остановили здесь время. Уже две сотни лет оно стоит за каменной грядой и не может войти в долину. Безмолвно висит над снежными склонами, стонет над бездонной пропастью, воет ненастными ночами, глодает и лижет острые пики, – но нет ему дороги за них. Но спускается ночь, а с нею сползает в долину туман. Белесая мгла достигает реки, и вот уже спят неподкупные стражи, а над ними летают их души. Плоть грызут ненасытные черви. Туман сгущается у самой реки, и вдруг из него появляется человек. Неслышно ступая, он поднимается по тропинке к пещерам, переступив через тела стражей, проникает внутрь. О, Боже! Сколько золота здесь! Оно рассыпано всюду, даже в самых дальних углах. Грудами валяется, недоступное ничьим рукам. Человек опускается на колено и поднимает с земли чеканную монету. И вдруг, сокровище вспыхивает безумным пламенем и растекается по ладони. Человек вскрикивает, разжимая пальцы обожженные жидким золотом. Он видит, что к нему со всех концов пещеры слетаются огромные обезьяны со светящимися черепами вместо голов и скалят зубы в предвкушении легкой добычи. Человек бросается вон из пещеры и, обратившись туманом, поднимается в горы. Но обезьяны вьются над ним в дикой пляске и, словно страшные звезды, сверкают их черепа во мраке. Они набрасываются на белую мглу, терзают и рвут ее на части. И вот уже то тут, то там сквозь разрывы сочится черная кровь. Истерзанный туман стремится уйти сквозь горные цепи в застывшее время. Оно уже ждет его за вершинами и стонет, и скулит в нетерпении. Но светящиеся черепа не выпускают туман за границу жизни. Лишь клочья его, обглоданные и серые, падают в бездонную пропасть времени невесомыми лоскутками, кружась словно мертвые осенние листья. Они падают… падают… двигаюсь… куда-то падаю… словно нет земли под ногами… темно… падаю… Кажется дождь барабанит… Руки за что-то держатся… Как легко… Безумно легко и приятно… Алло, седьмой!… Седьмой!… Тоха, черт тебя побери, «мессер» на хвосте!… Еще туман… падаю… Дождь… Стоп!
Антон открыл глаза. Постепенно взгляд его сфокусировался. Поверхность под ногами ритмично вибрирует. Впереди какое-то выпуклое стекло. За ним – бездонное голубое небо. «Где это я?» – промелькнуло в мозгу. Он опустил глаза на свои руки и увидел, что они лежат на штурвале самолета. Антон смутно понимал себя сейчас, но тело, почуяв опасность, оживало быстрее. Повернув голову влево, он увидел заходящий со стороны солнца «мессер» с крестами на крыльях. Повинуясь рефлексам, бросил самолет на крыло и, сделав разворот, надавил на гашетку. Крупнокалиберный пулемет в теле «Як-3» ожил и застучал, посылая огненную струю в чернотелый «мессер», попавшийся в перекрестье прицела. Немец задымил и исчез в облаках, закрывавших землю.
– Молодец, «седьмой», – раздалось в наушниках гермошлема, – Задание выполнено. Идем на базу. Давай за нами!
Ничего не понимающий Антон разглядел внизу и чуть левее под собой звено «Яков». Большие красные звезды на крыльях не оставляли сомнений. «Бог мой, – подумал Антон, – неужели я попал на войну?«Сознание недоумевало, но руки крепко держали штурвал истребителя. Так уверенно, словно только этим и занимались всю жизнь, а штурвал самолета ничем не отличался от руля велосипеда. Прежде чем Антон сумел сообразить что-нибудь «Як-3» с белой семеркой на борту послушно лег на крыло, догоняя своих. Через двадцать минут полета, в течение которого Антон старался ни о чем не думать, чтобы окончательно не свихнуться, он находился в состоянии автопилота и вполне уверенно управлял истребителем. Когда звено пошло на посадку, Антон совершил ее ничуть не хуже остальных летчиков. Сразу после того как он, отодвинув крышку кабины, спрыгнул на мокрую от только что закончившегося дождя траву, к нему подбежал незнакомый лейтенант и, хлопнув по плечу, сказал:
– Молодец, Тоха. Я уж думал ты заснул там посреди боя. Иди в штаб, тебя «старик» ждет. Даже по рации запрашивал.
И лейтенант, многозначительно махнув рукой в сторону едва видневшейся на краю аэродрома землянки, мгновенно исчез. Антон не стал никого спрашивать, так как язык его еще не слушался, и направился к предполагаемому штабу. Толкнув дверь, он спустился на пять ступенек вниз и оказался посреди небольшой землянки. На стенах висели плащ-палатки, в центре стоял деревянный стол, сколоченный из ящиков. На столе, занимая почти его половину, лежала карта, а на небольшом чурбане рядом восседал крепкосбитый капитан. Естественно, Антон понятия не имел кто это такой, но на всякий случай спросил:
– Разрешите войти?
– Входи, входи, Гризов. – сказал капитан, – Наслышан о твоих подвигах.
Он встал и подойдя к Антону, также как и лейтенант, похлопал его по плечу.
– Молодец, лейтенант, ловко «Мессера» вмазал, – удовлетворенно пробормотал капитан, – дай-ка мне свой документ!
Антон абсолютно привычным для руки движением полез в левый карман гимнастерки и протянул капитану удостоверение.
– Будешь представлен к награде. – добавил капитан, разглядывая личные документы Антона, где под затертой и пропахшей машинным маслом фотографией, к величайшему удивлению Антона значилось: лейтенант Антон Гризов, 141-й истребительный авиаполк.
Антон стоял перед капитаном Мацурой в командирском блиндаже и, хлопая глазами, пытался осознать происходящее. Пять минут назад истребительное звено «Яков» вернулось с задания, уничтожив три немецких стервятника. Но откуда в этом бою возник он – Антон Гризов, оставалось тайной для него самого. Еще несколько мгновений назад он ощущал себя истребителем «Миг-29», несущимся лоб в лоб с американским бомбардировщиком. Затем – взрыв, мрак, миллионы звезд, сходящихся в одну гигантскую спираль и вот, снова война. Что за война, сомнений не оставалось: «мессеры» с крестами на крыльях были только в одной. Со временем Антон определился чуть позже, когда растянулся на жесткой лежанке в пилотском блиндаже, который нашел чисто случайно и, накрывшись шинелью, попытался уснуть. Вторая эскадрилья, а он сам, как оказалось, служил в первой, в полном составе зашла поздравить Антона со сбитым фрицем. Командир второй эскадрильи старший лейтенант Толубеев даже принес с собой банку спирта, выпрошенного у медсестры Анечки из госпиталя. Летчики раздавили по полстакана за победу и отправились на аэродром – сегодня им предстояло сопровождать бомбардировщики. Бойцы из первой эскадрильи намывались после удачного боя в полковой бане, а Антон, отговорившись дикой усталостью, остался отдыхать на лежанке. На самом деле об отдыхе он и не думал. Антон изо всех сил пытался собрать воедино с дикой скоростью разбегавшиеся в разные стороны мысли. Он, двадцатилетний Антон Гризов, радиоразведчик, привыкший ездить на метро, ходить на дискотеки с девушками и есть с ними мороженое, своими глазами неоднократно видевший по цветному телевизору старт космических кораблей, теперь, если верить этим самым глазам своим, лежал на жесткой лежанке из неошкуренных березовых стволов и курил папиросу «Беломорканал» выпуска 1940 года. Да, было от чего сойти с ума. Но толку от этого, как неожиданно здраво рассудил Антон, не будет никакого. Пока есть жизнь – есть надежда. Черт его знает, как он сюда попал, но вдруг когда-нибудь он отсюда выберется? О том, что он застрял в этом времени навечно, Антон даже думать боялся. Он докурил папиросу и затушил ее о консервную банку из-под тушенки, служившую импровизированной пепельницей. Сидевший в соседнем углу радист Емельянов настроился на Москву, и в прокуренный блиндаж ворвался металлический голос Левитана:
– От Советского Информ-бюро…
Шел 1944-ый. Русские наступали и били фашистов по всем фронтам. Авиация уже иногда летала бомбить Берлин. Как Антон узнал позже, он соткался в этом мире из мыслей и сомнений русоволосого двадцатилетнего лейтенанта Тохи Гризова, которого должны были убить в этом бою. Но не убили. Душу убить невозможно. В тот момент, когда крупнокалиберная пуля вошла Тохе в затылок, пробив кабину истребителя, следом за ней из будущего просочилась в Тохино тело душа Антона Гризова и слилась с ним воедино. Долго потом механик Ковырякин непонимающе рассматривал изрешеченную кабину самолета и невредимую голову лейтенанта, но так и не понял, каким Макаром его пилота миновали пули. Два месяца Антон отвоевал на фронте, постепенно привыкая к новой жизни. Бил немцев, летал вместе с капитаном Мацурой и асами из 141-го истребительного полка прикрывать конвои мощнотелых бомбандировщиков. Долго курил махорку после неудачных полетов и воздушных схваток с выкормышами Геринга, стоивших жизни многим нашим пилотам. После удачных – пил спирт в медсанчасти с санитарками и летчиками, рассказывал как ходил до войны в горные походы, ночевал при минус тридцать на перевалах под открытым небом. Вспоминал иногда о Малом, Сане и Мишке. Однако, воспоминания эти с течением времени становились все туманнее, постепенно теряли четкость. И, спустя еще месяц, Антон не мог уже с уверенностью сказать, что он именно тот Антон Гризов, который когда-то сидел за постом «Глобальный перегон» и пил чай с Малым, а не лейтенант Тоха Гризов, зубоскал и бабник.
![Елена Руденко - Прошлое Монстра[СИ]](/uploads/posts/books/no-image.jpg)
