Шимун Врочек - Сержанту никто не звонит (Сборник)
– Но почему я его вижу? – спросила Юлька. – И вижу, что он делает! А остальные – нет. Они как слепые. Как куклы. Делают все, что он захочет…
Чародей склонил голову к левому плечу, и стал похож на старую птицу.
– Потому что вы наказаны, Ваше Высочество. Именно поэтому вы видите его истинный облик. Помните, что грозит нарушителю запретов? – сказал Филин-Редкозуб. – Не трогать единорога, не кормить животных, не поить кащея…
– Но я…
– Не жалеть шаггурта, – безжалостно продолжил Редкозуб. – Карается…
Юлька замерла.
– Чем карается? Чем?!
Редкозуб помолчал.
– Знанием, – сказал он наконец. – Знанием, девочка. Теперь ты понимаешь?
XIII
Как убить шаггурта?
– Марина, – позвал папа. – Марина!
Папа ходит по комнате, натыкаясь на вещи, и зовет маму. Он больше ничего не видит. У него седая борода, которую никто не расчесывает и седые волосы, которые никто не стрижет. Он болен.
XIV
Во рву – черная вода. И там кто-то шевелится. Иногда вверх взметаются черные щупальца. Вместо прозрачной ключевой воды и золотых рыбок. Хрустальный мост превратился в каменный. В корнях охранного дерева живут двухголовые змеи.
На небе исчезают звезды. Потом останутся только темные пятна.
На ветвях деревьев сидят откормленные черные вороны.
XV
– Я буду сражаться, – сказал серый кот. – Я спасу вас, моя принцесса!
– Ты болен, – сказала Юлька, посмотрев на него. – И не можешь драться.
– Я плохо слышу, это правда, – ответил Серый Рыцарь. – И левый глаз ничего не видит. Это тоже правда. Но мои когти и зубы ещё при мне. И моя честь тоже. Поэтому я буду сражаться. Нет ничего выше чести. Даже сливки… нет, даже они… Ради сливок я живу, а ради чести – умру.
– Я не хочу, чтобы ты умер, – сказала Юлька и заплакала. Папа, мама, Виталька, Колька – все они уходили от неё.
– Я знаю, – сказал кот. – Но если не будет чести – не будет и меня, Ваше Высочество. Неужели вы хотите любить пустое место?
– Ты погибнешь, – сказал призрак Витальки. Он возник из ниоткуда – в куртке из желтой кожи, в летном шлеме и в круглых очках. Руки у него были в перчатках до локтя.
Сейчас он был очень похож на своего отца.
– Но ты погибнешь с честью, – продолжал Виталька, подняв голову. – Можно с тобой?
Серый Рыцарь помолчал. Потом встал и поклонился Витальке – как равный равному.
– Сочту за честь, мессир.
– Я с вами, – сказал Редкозуб, похожий на филина. – Я все-таки, ещё чародей.
XVI
Давным-давно, в замке, называемом Роза-на-Скале, жили король с королевой, и была у них маленькая дочка.
И было у них все хорошо.
ПУТЬ ВОИНА ПО-ЕВРОПЕЙСКИ
Последний романтик
1
Ноги под дерн не поместились. Пришлось рубить ветки и закидывать сверху. Теперь лежат, как медведи в берлоге. Мама и три детеныша. Обнялись и ждут весны. Капрал разве что лапу не сосет.
– Муау!
Я говорю: подожди, девочка. Еще немного. Папа почти закончил.
Беру еловую лапу и кидаю сверху. Потом сажусь на землю и говорю: сил моих больше нет.
…Я думал – по дороге быстрее будет. Потому что морковка опять успела проголодаться. А в деревне можно было взять молока. И нажевать с хлебом. И она бы так не орала. Лежала бы и сосала «дулю». Важная, как китайский император.
А они тут как тут – верхом. Закричали:
– Вот он, сукин сын!
Окружили и стволы наставили. Капрал сверху смотрит. Синий мундир, усы сапожной щеткой и пистоль за поясом. Он его даже доставать не стал. Видит, у меня руки заняты. До шпаги никак не дотянуться. А пистоль я в лесу выкинул. Во-первых: пороха к нему не было, я в одной рубахе из окна выскочил. Во-вторых: пистолет тяжелый, пришлось выбирать.
Я говорю:
– Вы меня, как, арестовывать будете? Или на месте порешите?
Капрал говорит:
– Посмотрим.
Морковка открыла глаза и говорит: уа-у. Таким обиженным тоном.
Я подумал – надо было выбрать пистолет. А девчонку оставить. Все руки оттянула, даром что четыре месяца. Посреди леса, волков и лисиц. Тогда у нее был бы шанс.
Я говорю:
– Все хорошо, девочка.
– Ее скоро нужно кормить, – говорю.
Капрал усмехнулся и говорит:
– Не бойся, накормим. Ты давай – одежонку скидывай! Только не дергайся, а то не ровен час…
Что получится, капрал не сказал. Но я и так понял. Потому что нетрудно догадаться. Особенно, если прошлой ночью это видел.
Я девчонку на землю положил и говорю:
– Вы там были?
– Нет, – отвечает капрал.
Я по глазам вижу, что врет. Они у него сделались отдельно от лица. Словно кто-то другой в капральской физиономии дырки проделал и выглядывает. И здорово ему стыдно, этому другому.
– Раздевайся, – говорит капрал. – Кому сказано.
Я расстегнул рубашку, чтобы его не злить.
– Моя жена жива?
– Конечно, – отвечает, не раздумывая.
А другой, который за капралом прячется и которому стыдно, говорит:
– Нет.
– Понятно, – говорю я.
* * *Я говорю: мне нравится, как это звучит. Ты сама попробуй. Маленькая девочка. Маленькая девочка. Разве не здорово?
Жена говорит:
– Папина дочка.
А я говорю:
– Зато характер твой.
* * *Я пошел в лес. Сначала пытался резать дерн шпагой, но ничего не получилось. Потом мне дали нож. Я выкраивал куски травы и относил к яме. Художественно так вокруг нее раскладывал. Замерз, как собака и весь перемазался. А потом капрал говорит:
– Хватит.
Я посмотрел на яму и говорю:
– Еще немного. Кажется, я выше ростом. Пятки будут торчать.
Один говорит:
– А ты без головы меряй.
И засмеялся. Остальные тоже. Все, кроме меня и капрала. Он перед этим, как мои шрамы увидел, сказал:
– Это откуда?
– Рамбург, – ответил я. Без одежды стало холодно. Мурашки высыпали по всему телу. – Палашом.
– А это?
– Под Несвижем… картечью.
– А вот это?
– Когда маленьким был, расшибся.
Поэтому сейчас капрал сказал:
– А ну, заткнули пасти!
Морковка смотрела какой-то сон и молчала в тряпочку. Я вообще думал, что такое невозможно. Такая тишина. Все время, что морковка не ела – она кричала. Не переставая. Я думал – свихнусь. Или оглохну. Так что выбор между ней и пистолетом был достаточно трудным.
Я стою голый и говорю:
– Что будет с ней?
Капрал говорит:
– Отвезем князю.
Я говорю:
– Мне нужно попрощаться.
Он перевел взгляд на девочку. Потом говорит:
– Ладно.
* * *Я девчонку прижал, она – раскаленная. Как уголек. Вернее, мне так с холоду почудилось. Морковка «дулю» выплюнула и проснулась. Смотрит на меня. Глаза серые, рожица серьезная.
– Гу, – говорит.
Потом выгибаться начала. Потому что я-то холодный.
Я говорю:
– Цок, цок, лошадка! – она улыбается. Взял морковку и подкинул вверх. И еще раз. Она смеется. Я даже согреваться начал. Потом прижал девчонку к себе. От нее тепло и молоком пахнет.
– Ты наша принцесса, – говорю. У капрала такое лицо сделалось, словно он луком подавился.
И тут морковка описалась. Вообще горячо стало. Я даже глаза зажмурил. Стоим, греемся…
Капрал сказал:
– Ну все, пора.
Я глаза открыл, говорю:
– Еще одно. Сейчас я скажу дочери пару слов, а вы все отойдите.
Капрал подумал немного и говорит:
– Ладно.
– Анна-Фредерика! – говорю я громко. Чтобы они разобрали. – Слушай мое завещание…
И перешёл на шепот.
Она слушает и будто все понимает. Как большая. На левой щеке – грязное пятно. Это я рукой задел, когда обнимал.
Потом я девчонку последний раз поцеловал и говорю:
– Мы готовы.
* * *Потому что я не знаю – зачем князь это сделал. Если, конечно, это был он. Его люди. Они не сказали.
С этими всегда так. Забывают представиться. Профессиональная этика. Что-то вроде «кодекса наемного убийцы».
Мне до ямы шагов десять. Или восемь – если не мельчить.
Я огляделся. Один из тех, что надо мной смеялись, у ямы встал и на меч опирается. Другой траву в мешок лихорадочно напихивает. Это чтобы моей голове там помягче было.
– Опять все в последний момент, – говорю, – да?
Капрал дернул щекой:
– И не говори. Оболтусы.
Тут морковка на руках заворочалась. Кулачками глаза трет и куксится. Такое ощущение, что сейчас заплачет.
Я говорю капралу:
– Можешь дать мне слово? Это вместо последнего желания.
Он говорит:
– Какое слово?
Я говорю:
– Возьми девчонку. Только сам – без этих твоих… Передашь князю на руки. Скажешь: Утрехт все дочке завещал. Пусть князь растит, как свою. Сделаешь?
Капрал лицом стал, как апостол. Такой же суровомордый. Словно ему ответственность за человечество какую-то жилу перекрыла. И теперь с выдохом проблемы. Говорит:
– Сделаю.
Я говорю:
– Слово?
Он говорит:
– Слово.
И тогда я протянул ему девчонку.
* * *Все-таки там был мой дом. Что сводило на нет их численное преимущество. Или мой кураж сводил? Не знаю. Когда вокруг темнота, грохот и вой, через который пробивается детский крик, а фоном – истошный визг нянек… А еще где-то за стеной убивают твоих людей…
