Олег Лукьянов - Эльва
Они смотрели мне в рот, боясь упустить хоть слово песни. И хотя, как я полагал, у меня не было красивого голоса, но абсолютная память пробудила во мне абсолютный слух, а тот повлиял на возможность немного изменять и подстраивать голос под голоса других исполнителей.
Разум людей, не привычных к подобным песням, стимулировал воображение до крайней степени, если таковая существует. Люди видели перед собой волшебных скакунов, кровь и сталь. Они видели дорогу, с которой не сойти, видели богов — вечных и одиноких. И сами принимали участие в решении стоящей перед ними дилеммы: продолжить скакать или лишиться божественности и сойти с небес в поисках спутника жизни?
Впрочем, все это мои домыслы. Я видел лишь то, что они замерли вокруг меня и, не дыша, с затуманенными глазами вслушиваются в песню. Что творилось в их черепных коробках, я не знал.
По Дороге Сна — мимо мира людей; что нам до Адама и Евы,
Что нам до того, как живет земля?
Только никогда, мой брат-чародей, ты не найдешь себе королеву,
А я не найду себе короля.
Я закончил. Но не услышал аплодисментов и чего бы то ни было. Все молчали, лишь смотрели на меня дикими глазами, в которых плескался океан чувств.
Менестрель пришел в себя первым.
— Это… божественно! — сказал он, ничего перед собой не видя и качая головой. — Никогда я не слышал ничего более… великого! Но где ты научился так играть? Откуда ты знаешь эту песню?
Я размазал рукавом не успевшую подсохнуть грязь на лице и отчетливо шмыгнул:
— У нас… в деревне поселилась тетенька. Она научила играть меня эту песню.
— Кто же она такая? — подозрительно спросил лорд. — Как ее имя?
Я пожал плечами.
— Я звал ее тетенькой.
— Послушай, — ласково заговорил менестрель, — ты вон какой здоровый парень. Почему ты всех называешь «тетенька» и «дяденька»?
Я вновь пожал плечами:
— Не знаю, дяденька.
Он скривился, но спросил:
— А ты еще знаешь песни? — Увидев, что я мотнул головой, продолжил мысль: — Пойдешь ко мне в ученики?
Вот хитрый пройдоха! Хочет научиться играть песню как я.
— Нет, дяденька, я домой хочу…
— Эх… ладно, до Фаронга время подумать у тебя есть. Дождь кончился — давайте спать.
Все согласно кивнули и стали разворачивать спальные мешки. Обе девушки старательно копошились в стороне от всех, но каким-то чудом я заметил, что у обеих блестят глаза, а по щекам Лейи бегут хрустальные бусинки, скапливающиеся на подбородке.
М-да. Песня о нелегкой судьбе богов-чародеев смогла растопить ледяное сердце и очистить его от грязи. Правда, на время. На небольшой, короткий отрезок времени. Чертова женщина уже через полчаса не вспомнит ни о чем таком, и интуиция шепчет, что она еще попортит мне кровь.
Но это будет потом. А сейчас предстоит провести ночь на холодной и мокрой земле. Интересно, смогу ли я уснуть?
«Скаут, — произнес я, мысленно обращаясь к пауку, — продолжай скрываться, охраняй и буди, если что».
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Глава 1
ПОВЕЛИТЕЛЬ ГОЛЕМОВ
Я вскочил. Мгновенно оценил обстановку: утро, тишина, вчерашние знакомые собрались вокруг чего-то, приковавшего их внимание. Лишь одна леди держалась чуть в стороне и со страдальческим выражением на лице гладила лежащего у ее ног огромного черного зверя. Нечто похожее на мастиффа, но более крупное и злобное высунуло язык и дышало как испорченный компрессор.
Когда я перехватил взгляд чудовища, то понял сразу три вещи: первое, этот зверь, мягко выражаясь, далеко не собака; второе, он обладает разумом, лишь немного уступающим человеческому, и третье, он боится. Боится меня! Боится до помутнения сознания. Сбежал бы, если бы не клятва…
— Но что же это такое?! — наконец раздался голос Альфонсия.
Опасаясь и в то же время не веря, что моя догадка верна, я протиснулся в круг и увидел жалкое зрелище. Мне и вправду стало жалко!
Перед нами лежал раздавленный, изуродованный, но все еще узнаваемый металлический паук. МОЙ СКАУТ!
— Что тут произошло?! — вырвалось у меня.
— Демон Лейи ночью схватился с этим, — снизошел до ответа Альфонсий. — Госпожа, как здоровье вашего демона?
Рыжая повернулась к нам, страдальческое выражение на ее лице никуда не исчезло.
— Сломаны два ребра, и еще он чего-то очень боится… Чего ты боишься, милый? — спросила она, обращаясь уже к зверю… то есть к демону.
— Демоны славятся скоростью исцеления собственных ран, — проговорил Альфонсий. — Скоро он придет в норму, а нам лучше вернуться.
Все кроме, Лейи, окинувшей Альфонсия ненавидящим взглядом, кивнули и принялись собирать пожитки. А я смотрел на своего мертвого слугу и не знал, что делать. Столько сил и стараний пошли прахом! Это просто нечестно!
Фактически робот превратился в раздавленную и скомканную жестяную банку, но, конечно, в нем еще теплилась вдохнутая мною жизнь, и он при желании мог шевелиться. Но процессор, а главное, глаз, позволяющий ориентироваться в пространстве, были перемолоты зубами проклятого слуги рыжей стервы. В восстановлении робота просто не было никакого смысла.
Вдобавок меня тяготило то, что свои способности я не понимал и изучил далеко не до конца, поэтому оставлять слепок своей личности в изуродованном куске металла я не хотел. Кто его знает, вдруг я все растрачу и внутри ничего не останется?
Предусмотрительно оглядевшись и убедившись, что все заняты своим делом и никто, кроме разве что демона, не смотрит в мою сторону, я вытянул из паука «розовый туман».
Зверь дико взвыл. Его хозяйка непонимающе посмотрела на меня, а потом перевела взгляд на демона, прижимающего уши к голове и закрывающего свои уродливые глаза.
Впрочем, пронесло. Невероятное поведение ручного демона она со мной никак не связала и успокаивающе погладила его холку.
Отряд наконец собрался. Лорд Балаут, который при свете дня оказался вполне молодым парнем, наверное, моим ровесником, снял со спины копье-крест и встал впереди отряда. За ним гуськом последовали менестрель со своими учениками и я. Баронесса какое-то время возилась со своим демоном, но затем быстро нас догнала.
Ее мерзкое настроение передалось всем, и люди шли молча, угрюмо понурив головы. Один лишь Балаут с копьем наперевес шел с прямой осанкой и независимым видом.
Уже через пару минут я понял, что в россказнях менестреля было много правды. Неожиданно и мгновенно Балаут сорвался с места и в один прыжок оказался около возвышающейся над трясиной кочки. Обрушившийся на эту самую кочку удар копья был такой силы, что задрожал воздух, а донесшийся следом рев живо напомнил вчерашнюю грозу. Мелькания лезвий я даже не видел — настолько умопомрачительной была скорость ударов. Бедный василиск был раскромсан раньше, чем успел понять, что уже мертв.
В общем, такой демонстрацией силы я восхитился без преувеличения. И даже поверил, что этот воин мог победить серебряного дракона, не имея установки ПВО. Впрочем, случившееся проняло всех, даже лицо рыжей ведьмы приняло обычное, страстное выражение. Кажется, не пройдет и получаса, как она вновь станет домогаться внимания лорда.
Так и вышло. Через полчаса хождения по трясинам, когда Альфонсий взмолился о передышке, Балаут остановил отряд на подвернувшемся сухом месте. Одинокая гнилая осина все еще мелькала зеленью на верхушке, а лягушки тут квакали не в пример яростней и громче, чем где бы то ни было. И вот тут сбылось мое предсказание.
Баронесса изъявила желание выпить чего-нибудь горячего и, несмотря на все возражения, стала лично собирать хворост для костра. На то, что хворост мокрый, а коряги, которые она собирала, не годились для розжига, стерва не обращала никакого внимания. Делая так, чтобы оставаться в прямой зоне видимости Балаута, она наклонялась, не сгибаясь в коленях, и с успехом демонстрировала всем окружающим свою подчеркнуто обтянутую кожей пятую точку и довольно длинные ноги.
Балаут не знал, куда деться, его взгляд вновь и вновь натыкался на зад рыжей баронессы, и, будто в поисках спасения, лорд то и дело оглядывался на стеснительное выражение лица Анивэй, но, видимо, это помогало мало. Лицо же юного Сака пылало до кончиков ушей, а старый менестрель тихо ворчал себе под нос. Я прислушался.
— …и какой извращенец ввел такую дурацкую моду для ведьм?
В общем, день я провел почти неплохо: изредка, когда никто не видел, посмеивался, иногда, когда на меня, а точнее, на мое деревенское поведение катили бочку, делал вид, что раскаиваюсь, но большую часть времени проводил, обсуждая во внутреннем диалоге, какая же эта рыжая — кхе-кхе! — женщина легкого поведения. Я отдавал себе отчет, что готов поразвлечься с ней денек. Ну а что такого? Мужик я или погулять вышел?..
