Максим Хорсун - Егерь. Девушка с Земли
Скворцов осекся. Среди венценосных силуэтов возникла подсвеченная биолюминесценцией фигура. Существо шло, приволакивая обе ноги, как будто из последних сил. Как смертельно пьяный человек, в фокусе зрения которого — лишь горизонтальная плоскость койки.
«Кемпнер!» — узнал Скворцов. Реми о появлении общего знакомца он решил не говорить, но та неожиданно сама все поняла.
— Это мясник, да?
Проницательная! Скворцов набычился и ничего не ответил… словно двоечник у школьной доски.
— Зачем Кемпнер здесь, Эндрю? — не унималась Реми. Ей чудилось, что она оказалась внутри очередного ночного кошмара — вроде того, где из нее делают нарезку посредством молодого жаброхвата или затягивают в брюхо вертолета-оборотня.
Действительно, зачем полностью съехавший с катушек, превращенный в корм для личинок маньяк оказался на месте драмы? Почему налетчики впустили его в свой круг, а не раскроили голову кремневым топором? Не нашпиговали ядовитыми иглами?
Кемпнер стащил с плеча рюкзак. Подал одному из венценосных. И только после этого упал лицом вниз. Из раны на спине в небо ударили искры молодого криля. Со стороны казалось, что Кемпнера-мясника охватило бело-синее пламя. То, что зрело в нем, питаясь соками и разложением, рвалось теперь наружу, разорвав ненужную больше оболочку.
Скворцов мысленно хлопнул себя по лбу. Капитан выполнил свою последнюю миссию. Доставил беснующимся ночным партию радикального ускорителя развития с «Левкоя-140».
Что бы это значило?
Венценосные накачивают глуповатых аксл драгоценным ускорителем? Если бы взглянуть ближе… Хотя бы одним глазком!
Акслы способны приостанавливать свое развитие. Это раз. Венценосные вводят им ускоритель. Это два. Что получится, если суммировать «раз» и «два»?
Темные венценосные не позволяют своим дневным собратьям оставаться на всю жизнь младенцами? Эта вытяжка из эмбрионов avis sapiens — настоящая бомба. При помощи нее венценосные могут расшевелить обмен веществ дневных аксл и стимулировать их высшую нервную деятельность.
«Изверги! — усмехнулся про себя Скворцов. — Насильственное взросление земноводным не по нраву!»
Тогда выходит, что венценосные выполняют работу Юнион Гэлакси, отца Аруха и даже того самого Вседержителя, которого представляет на Сирене святоша! Причем выполняют ударным темпом — одним махом, за один Карлик.
«Мы говорим не об эволюционных, а о революционных процессах, Андрей!» — всплыл в памяти голос Самуила Розенталя.
Зачем акслам разум? Чтобы понять изувеченную давней катастрофой природу Сирены? Чтобы постигнуть чудовищную суть Хардегена (и, быть может, других рифов, родственных по сложности) и пойти ему в услужение? Стать частью бездушной биологической машины, занятой экспериментами по улучшению видов?
Поэтому несчастные акслы и приостанавливают свое развитие. Поэтому прячутся каждый Карлик на дне вырытых под хижинами пещер. Либо зарываются в ил — как рыбособаки и прочая дневная живность. Для аксл предпочтительнее оставаться всю жизнь вечными детьми, вечными личинками, чем нести бремя разума. Разум — значит ответственность. Значит — служба. Значит — не только свое болото и крупа из фитопланктона, поднесенная Кристо.
А акслы — они вроде нашей девочки Ремины. Пока Реми не проползла через пещеры Хардегена на тощем пузике, она жила лишь песнями и рассуждениями о благородстве, с которым была знакома понаслышке. Очень, очень похоже. Вот и накачанные ускорителем развития дневные акслы проходят через конвейер псевдолабораторий Большого барьерного рифа, чтобы стать… ночными.
Венценосными.
Темными демонами, приходящими вместе с ночью.
Сирена, Сирена… Ты — не Земля. Совсем не Земля.
Шли минуты, брюхо живого дирижабля обросло коконами. Прикрепленные к нему крабопауки подтянули себя повыше, и гигант неспешно отвалил. На его место вырулил следующий. Новая смена крабопауков приступила к упаковке и погрузке.
В то же время у отобранного зачем-то акслы появилась компания — с десяток таких же смертельно испуганных и испачканных землей созданий. Они перемигивались третьим веком и выражали свои чувства бешеным трепетом горловых мешков и едва слышным кваканьем.
По мелкой волне лагуны скользнул синий круг. За ним — еще один.
— Смотри! — Реми толкнула егеря в бок.
В первую секунду Скворцов не понял, что это значит. В голове толкнулась мыслишка: вертолеты колохры! Светят прожекторами!
Но увы! Это летающие киты отражали огромными глазищами свет Карлика.
Еще Самуил Розенталь доказал, что видимый спектр для дневных форм жизни Сирены смещен в сторону инфракрасного. А для ночных — наоборот. Ночным нужен ультрафиолет, чтобы отчетливо видеть цель.
Проклятые живые дирижабли подсвечивали укрытие Скворцова и Реми.
Венценосные заволновались. Отвлеклись от упаковки пленников крабопауки, защелкали клешнями, предвкушая расправу.
Сверкнула, точно луч лазера, тончайшая паутинка. Промелькнула над кожухом агрегата для переработки планктона, почти неслышно шлепнулась в воду. Расплылась радужной пленкой, словно бензиновое пятно. Скворцов поспешно опустил голову. Реми же наоборот — оперлась на щупальце агрегата и потянулась вверх.
Увешанный коконами дирижабль разворачивался в сторону лагуны на фоне матово-белой луны, в блеске алмазной песчинки Карлика. Проворно, словно матросики по вантам, сновали по паутине вдоль раздутых боков крабопауки. Следом за летающим китом совершала маневр свита — два облака криля и стая более крупных созданий, похожих на рыбоптиц.
Ремина охнула: очередной плевок клейкой нитью угодил ей в лицо. Скворцов схватил Реми за талию; он подумал, что дочку миллионера сейчас поволокут вверх. Вместе они упали в воду. И в следующий миг вскочили на ноги. Реми с обескураженным видом потерла губы: клейкая нить в воде превратилась в слизь.
— На другую сторону! Вплавь! — бросил Скворцов, поворачиваясь спиной к берегу, по которому уже неслись венценосные. Ночное полчище приближалось к их укрытию.
Реми оттолкнулась от агрегата и поплыла. Вода была плотной от соли и сама поддерживала беглецов у поверхности. Оставалось лишь посильнее работать руками и ногами.
Венценосные по-лягушачьи скакнули навстречу волне. Рванули за людьми с такой скоростью, что за каждым образовался пенный след. Реми этого не видела, но по движению воды поняла, что их с егерем дело — табак.
— Эндрю! — завопила, надрывая связки.
Страх подталкивал ее нырнуть под воду. Здравый смысл подсказывал, что это бесполезно: венценосным ведь безразлично, где их цель — над или под поверхностью. Эти мелкие водоемы были когда-то родным домом ночных охотников, а вот она запросто утонет, если под водой завяжется борьба. А борьба обязательно завяжется, просто так Реми сдаваться не собиралась…
Сильные пальцы поймали ее за щиколотку. Реми взвизгнула, выгнулась дугой и вцепилась обеими руками в горячий от прилившей крови головной гребень темного. Лапа второго ночного обвилась вокруг ее шеи.
— Эндрю! — из последних сил закричала Реми, не надеясь на помощь.
Егерь принялся стрелять. Он болтался по плечи в воде, как поплавок, и пуля за пулей разряжал револьвер. Скворцов уже не боялся, что попадет в Реми или что выпустит весь барабан в «белый свет». Егерь не единожды сталкивался лицом к лицу со смертью — на Немезиде и здесь, на планете, ставшей для него новым домом, — и теперь он понимал, что пришло время рассмеяться в последний раз.
Сквозь белое сияние — летающие твари продолжали жечь ему глаза ультрафиолетом — Скворцов видел, как разлетаются головные гребни и как из перебитых артерий бьет фонтанами кровь. Он увидел, что Реми на миг обрела свободу, но очередной венценосный навалился ей на спину и принялся топить самым бессовестным образом.
Скворцов отбросил разряженный револьвер и поспешил на помощь Реми. Над его головой раздался сухой перестук и щелчки; пришлось нырнуть, пропуская тяжелую клешню крабопаука мимо. Руки уперлись в выстеленное галькой дно. Из кровавых клубов вывалилось гибкое тело ночного охотника. Глаза за опущенным третьим веком холодно смотрели на егеря.
…Реми слышала треск револьверных выстрелов и зубовное клацанье клешней крабопауков. Потом в ушах забулькала вода. Реми попыталась вывернуться из-под венценосного, но не тут-то было: держали ее крепко.
И тогда она закричала, выпуская из груди драгоценный воздух.
34
Вонь над Аруховым болотом стояла невыносимая. Еще нестерпимее, чем днем. Вонь сбивала дыхание, мутила рассудок. Вонь привлекала тучи криля. Казалось, что распадок укрыт живым, шевелящимся снегом. Даже не верилось, что недавно миссионер Святой Конгрегации Распространения Веры на Других Мирах проповедовал здесь заветы церкви Господа Вседержителя.
![Виталий Высоцкий - Атлантида[СИ]](/uploads/posts/books/no-image.jpg)
