Дмитрий Градинар - 2034. Война на костях (сборник)
А еще Гриф не любил, когда его называли Ловчим. Будто пса. Или охотничью птицу, приученную срываться в небо только по дозволению хозяина, бить указанную им добычу и послушно возвращаться на хозяйскую перчатку. Хотя кем они еще были, очистители, как не дрессированными псами и ловчими птицами Управления.
– Ну что, Ловчий. – Наблюдатель разглядывал Грифа, не то издеваясь, не то провоцируя. Гриф молчал. – Выпьем за будущее? За будущее для нормальных людей, а?
Гриф сдержанно кивнул, поднимая стакан. Тост был обычен, традиционен. На редких официальных праздниках Управления президент поднимал первый бокал именно с этими словами.
Первый глоток жидкости, отдающей кисловатым духом перебродивших яблок, был прохладен и мягок, второй – неожиданно опалил глотку. Гриф медленно вдохнул, прислушиваясь, как внутри распускается огненный цветок, согревая усталое тело и сжигая дотла напряжение и тревогу. Во рту остался привкус горечи и меда.
– Что, хороша? – усмехнулся Наблюдатель, с хрустом впиваясь зубами в тугой бок огурчика. – А вы – местное, не местное… Тут вопрос, кто нормальные, а кто нет. – Утерев ладонью рассол с подбородка, он выжидающе посмотрел на Грифа, и тот с запозданием понял, что вопрос относится к словам тоста. Попахивало провокацией.
– Хороша, – сказал Гриф, щедро плеща из бутыли в оба стакана. – На меду, значит?
– Ай да Ловчий, – рассмеялся собеседник. – Да не проверяю я вас. Больно надо. Давно хотел на вас взглянуть, знаете. Ловчий, который настолько патологически честен, что даже ни разу не солгал своим будущим жертвам. Некоторые говорят – псих. Ну да мы все тут немного психи. Ну давайте – за психов! Не чокаясь.
Наблюдатель выпил, склонился к Грифу:
– Знаете, почему? Потому что у нас нет будущего. У нас, элиты, золотого генофонда драгоценных крупинок, выбранных из миллиардов, тех миллиардов, которые без раздумий были брошены умирать… А теперь у нас нет будущего… Что думаете, я псих?
– Да, – вздохнув, согласился Гриф. Кажется, этот Наблюдатель начинал ему нравиться.
– …Нормальность! Что такое эта нормальность, а? – Раскрасневшийся Наблюдатель (блестящие глаза, прядь волос липнет к вспотевшему лбу), размахивая руками, едва не смахнул со стола свой стакан.
Рассыпчатая, солнечного цвета, тающая во рту картошка с душистым укропом была давно сьедена, на дне миски плавал одинокий огурец. Бутыль же казалась бездонной – или это Наблюдатель незаметно уже достал следующую?
– Нормальность – принадлежность к большинству. Не более того. А попытки определить эту нормальность искусственно, диктатурой меньшинства, обречены на неудачу, рано или поздно. Нас меньшинство, просто пока не все это понимают. Вот ты, Ловчий, скольких отправил на смерть за последний год, а?
– Мальчика, – неохотно сказал Гриф. Вспоминать не хотелось. – И его мать. Из парижской деревни. Если бы не эта дурацкая псина…
…Собака кинулась из-за дома – огромная мохнатая зверюга метра полтора в холке. Молча. Оскалив двойной ряд острых зубов. Гриф даже не успел ничего понять – среагировало тренированное тело. Отскочив в сторону, Гриф раскроил собаку очередью из унистрела.
– Жулька! – срывая голос, к телу чудовища бросился щупленький белобрысый мальчишка лет семи.
– Ты убил мою Жульку… Ты… – размазывая грязь и слезы по щекам, мальчик обернулся к Грифу.
– Извини, – сказал Гриф, забыв, что из-за маски ребенок не видит его виноватой улыбки.
– Тони! – истошно закричала высокая женщина, кидаясь между мальчиком и Ловчим. Не успела. С замурзанного пальчика ребенка, обвиняюще устремленного на Грифа, сорвался сгусток пламени.
– Тони!! – Трава у ног Грифа загорелась, унистрел, опять сам прыгнув в ладонь, отшвырнул мальчика назад тремя выстрелами. – Тони! Сыночек! – Женщину Гриф успел застрелить до того, как с ее засиявших алым светом рук потек огонь.
А потом ему под ноги рухнул живой факел, забился в истошном крике – Гриф с трудом узнал голос своего адъютанта. Ловчий отпрыгнул, вскидывая оружие, и в ту же секунду понял, что все кончено.
Они шли на него толпой – мужчины, женщины и дети. Впереди – рыжеволосый широкоплечий здоровяк, похожий на бога огня, с алым светом в шальных глазах и жуткой спокойной улыбкой. Пламя уже плясало в его ладонях, медленно, очень медленно тянущихся к Грифу.
– Стойте! – заорал Гриф, срывая голос.
Они замерли все – разведчики из команды Грифа, рванувшиеся было на подмогу командиру, люди с огнем на ладонях, и даже само пламя как будто тоже притихло, жадной собачьей лаской вылизывая пальцы своим хозяевам.
– Стойте! – Гриф очень осторожно поднял руки и медленно отвел в сторону унистрел. Секунды падали как капли ядовитого дождя, разъедающего плоть до костей. Палец на спусковом крючке свело судорогой. Гриф понимал: одно неверное движение, слово или даже вздох – и он вместе с ребятами превратится в живой костер. Он смотрел не мигая в глаза рыжего предводителя. В огонь, который надо было погасить в первую очередь. – Стойте. Мы не убийцы. Мы ведь пришли помочь. Мы просто…
Его слова оборвало стрекотанье унистрелов. Бог огня, разрезанный одновременно несколькими очередями, повалился на землю. Его голова подкатилась к самым ногам Грифа. Глаза недоуменно моргнули, вспыхнули в последний раз жаром, впиваясь взглядом в лицо Ловчего.
– Лжец, – губы искривились от боли и презрения. – Лже…
Гриф не двигаясь, смотрел, как угасают уставившиеся на него озера кипящей лавы, застывают под коркой пепла.
– Ложись! – закричали сзади. – Огонь!
Будто сегодня еще было мало огня…
Вовремя подоспевшая истребительная бригада накрыла деревню огнем из свинца. Половину жителей уложили на месте в первые же минуты. Остальные разбежались, швыряясь лепестками пламени беспорядочно и почти безрезультатно. Их ловили поодиночке, неторопливо и осторожно, как опасных зверей. Не скрылся никто.
В наскоро сооруженном походном лазарете Грифу перевязали обожженые ноги. Раненых было немного. Убитых – двое. Адъютант и молоденький солдат из истребительной.
Не считая четырех десятков местных жителей.
– Спасибо, – сказал Гриф командиру истребительной. – Если бы не вы…
Тот фыркнул, стягивая маску. Гриф узнал его лицо, изрытое морщинами и шрамами, насмешливую улыбку и ясный взгляд небесно-синих глаз.
– Полковник Птица!
– Что, считаешь нас убийцами? – спросил тот вместо приветствия. – Как ты сказал этому мутанту? А, Ловчий? Мы не убийцы? Вы… А мы?
– Я думал, получится с ними договориться. Я хотел…
– Ты ведь потому от нас ушел, чтобы не быть убийцей? А, Ловчий? – Полковник улыбался, и Гриф подумал, что, наверное, с такой холодной и страшной улыбкой тот стреляет в мутантов.
– Гриф… – выплюнул полковник. – Стервятник? Думаешь, это лучше?
– А вы? – Гриф разозлился.
– Я? Я просто птица, сынок. – Полковник постучал пальцем по золотой нашивке на своем рукаве – хищная птица, растопырив когти, летела среди облаков. – И я чищу наше небо от чудовищ.
– Кажется, мы оба делаем одно и то же? – примирительно предположил Гриф. – Только разными средствами.
– Верно. Вот так верно, сынок. Хотя орлам и не понять падальщиков, – он опять усмехнулся, вызывающе глядя на Грифа.
– Я хотел другое имя.
– Но ты так и не попробовал его сменить.
– Когда-то вы сказали, главное у птицы – крылья.
– Помнишь? – полковник польщенно улыбнулся. – Сказал. Так и есть. У нас есть крылья, – он опять постучал по нашивке. – И мы одна команда. Команда, которая чистит небо и землю от чудовищ. Ты так и не понял, Ловчий, что это не убийства? Это война…
– Мальчика и мать? – Наблюдатель усмехнулся. – Да брось, Ловчий. Ее потом Огнеметцами назвали, деревню? В отчетах.
Наверное, Наблюдатель читал эти отчеты, где было сказано, что при зачистке деревни Огнеметцы были уничтожены все жители. Абсолютно. До грудных младенцев. Потому что их матерей застрелили и никто не знал, как уговорить испуганных заплаканных детей успокоиться и не швыряться огнем в незнакомых людей.
Он все знает, подумал Гриф, глядя на улыбающееся лицо Наблюдателя. И вспомнил почему-то последний пристальный взгляд убитого вожака огнеметцев.
– А остальные? Все, кого твоими стараниями в Изолятор, а? Думаешь, стерилизация и психологическая обработка это не смерть? Что, не видел, какими они безвольными куклами становятся после этого, а?
– Я не думал… – Гриф осекся. Как раз такие мысли иногда не давали ему спать – особенно, с тех пор, как Инга…
– Все мы боимся думать, – вздохнул Наблюдатель. – Я сам недавно… Я читал отчеты. Знаешь, там, наверху, им уже все понятно, но они тоже психи и они боятся… Они обрезают информацию, каждому по кусочку, чтобы нельзя было сложить целое и понять. Чтобы не было паники. Я читал очень много отчетов, Ловчий. Я складывал эти кусочки. Я тоже боялся, но когда я увидел целое – я испугался еще больше.
