Вадим Филоненко - Дегустаторы смерти
Он понял все мгновенно. Его лицо приняло странное выражение, я толком не понял, какое. Да и не до того.
– Ну ты и… Не ожидал от тебя, – пробормотал Сумрак и громко приказал: – По машинам! Уходим! Кто последний, тот труп.
Я побежал к свалке, изо всех сил стараясь не глядеть на происходящее с Сапогом и запрещая себе реагировать на его крики.
Посмотрел на шоссе. Вроде чисто. «Удавки» не было. Ее как магнитом притянуло к Ваньке.
В один миг сел в свою телегу. Завелся, нажал на газ и глянул на Сало. Он скрючился в кресле, обхватив себя за плечи руками, и трясся от холода.
– Толя, как ты?
– Игорь… – Он с трудом сфокусировал на мне мутный взгляд, провел дрожащей рукой по лбу, безуспешно стараясь унять стук зубов. – Я, кажется, улетаю… Перед глазами метель… Где глюки, где реальность, не пойму. Кто-то кричит, слышу. Или это мне кажется?.. Одни сугробы вокруг…
– Нет никаких сугробов! Слышишь? Не сдавайся! Борись! – Я стиснул его руку и тут же отдернул ладонь. Анатолий был холодный, как лед. Я заскрипел зубами, все прибавляя и прибавляя скорость, уповая на «трассер».
Вскоре «удавка» осталась за спиной, и тотчас сзади раздались гудки. Это Сумрак требовал, чтобы я не гнал так, – трактор за нами не успевал, а без него никак. В прицепе канистры с водой, еда, керосинка. Пришлось сбросить скорость. Тем более, мы уже у цели. Вот они, первые дома Борового.
Мы въехали на пустую мертвую улицу. Внезапно машина содрогнулась от удара по крыше. Я не успел сообразить, что это, и уж тем более отреагировать, как второй синеватый разряд бабахнул по лобовому стеклу, а затем еще одна молния ударила по капоту, насыщая воздух озоном. Еще и еще. Молнии били со всех сторон, но не причиняли вреда.
Я еле удержал нервный смех. Это ж надо: вляпаться в «розетку» и не сдохнуть! Вот что значит иметь при себе «трассер»! Нога машинально сильнее нажала на газ – захотелось миновать стремный участок побыстрее. Эх, жаль, что нельзя остановиться и на некоторое время зависнуть в аномалии. Возможно, тогда Голова-два-уха отпустила бы Толика. Но «трассер» работает только на скорости. Если остановимся, нам конец – молнии перестанут быть безобидными.
Машина ехала сквозь «розетку». Вокруг бушевала гроза. Ощущения были одновременно жутковатые и завораживающие. Я против воли втягивал голову в плечи, вздрагивая от каждого удара молнии, и в то же время любовался буйством пусть и чужеродной, а все ж таки стихии.
Наконец, аномальная гроза осталась позади. Я принялся с удвоенным вниманием рыскать по сторонам напряженным взглядом в надежде распознать «спортлото». Проблема в том, что эта аномалия не стоит на месте. Она, скажем так, пространственно-временная – может оказаться в любом месте и в любое время. К тому же начал действовать закон подлости. Если бы мы просто пытались проехать через поселок, нас давно, как пить дать, накрыло бы с головой. А сейчас – тихо и вполне безопасно, если не считать «розеток», «комариных плешей» и «мясорубок» с «духовками», в изобилии расплодившихся в Боровом. Да, аномалий вокруг имелось полно. Только не хватало той – одной-единственной, которая сейчас нам была нужна как воздух.
Мимо нас проносились заброшенные, но еще довольно крепкие сельские дома с покосившимися заборами, одичавшими садами и поросшими сорняками огородами. Они чередовались с пустырями, кирпичными сараюшками, гаражами, магазинчиками. Стекла в большинстве окон уцелели, правда, покрылись слоем грязи и теперь недобро темнели нам вслед, будто провожали мертвыми пустыми глазами.
– Толя, ты как? – Я встряхнул его за плечо.
– Холл-л-лод-но… – Изо рта Сала вырвалось облачко пара, а в волосах начал серебриться иней.
– Толя, не поддавайся! Это лишь внушение. На самом деле сейчас тепло. Слышишь?
– Д-да-а…
Ну где же это проклятое «спортлото»?!
Наша телега выехала на Центральную улицу поселка, миновала две многоэтажки, которые возвышались в гордом одиночестве над одноэтажными постройками, как мамонты над черепахами.
Остальные машины в точности повторяли мои маневры. Еще бы! Если кто-то из водителей не успеет проскочить через невидимую границу внутрь «лото», то он сам вместе с пассажирами останется один на один с Головой-два-уха без всяких шансов на спасение.
Внезапно Сало попытался открыть дверь вездехода:
– Надо выйти… Холодно… Не могу больше!.. Спрятаться… в сугроб…
Этого только не хватало! Он того и гляди впадет в буйство, как Сухарь. Я резко затормозил, схватил его за волосы и ударил головой о приборную панель. Раз, другой. А потом еще и кулаком по затылку добавил. Сало затих. Надолго ли?
Ему становилось все хуже. Он замерзал у меня на глазах, а я ничего – ничего! – не мог с этим поделать.
Мы кружили по улицам Борового, пересекли мост через речку Раздельную, а затем вновь вернулись на Центральную с ее нелепыми многоэтажками. Визжа тормозами на повороте, свернули на Заводскую.
С надеждой обреченного я всматривался в проносящиеся мимо дома. На фасаде одного из них сохранилась красная краска. Она малость поблекла и облупилась, но по-прежнему смотрелась нарядно на фоне серо-блеклых соседей. Мы пролетели улицу насквозь и свернули за угол, вновь проезжая мимо такого же яркого дома.
Такого же?!
Я ударил по тормозам, во все глаза уставившись на дом. Тот же самый или просто похож?
Так, запоминаем. Покосившийся забор, не хватает трех центральных досок. В прореху торчат ветки малинника. Часть забора целая, а слева он завалился набок, постепенно склоняясь до земли. Малинник вышел за границу участка, деля территорию с лебедой.
Ладно, двигаем дальше. Теперь потихоньку. Только сначала… Я приложил пальцы к шее Толи, пытаясь нащупать пульс, и чуть не вскрикнул, едва не заполучив ожог холодом. Сало на ощупь был холоднее льдины. Он дернулся, что-то забормотал, хотя в себя не пришел. Я обрадовался – стало быть, еще живой.
Проехав пол-улицы, вновь миновали красный дом. Тот же малинник, забор, лебеда.
Уф! По ходу приехали. Теперь, куда бы мы ни сворачивали, будем раз за разом проезжать один и тот же отрезок улицы с этим самым нарядным домом.
Я остановил машину, выключил двигатель и с облегчением откинулся на спинку сиденья.
Цель достигнута. Мы попали-таки в замкнутый круг «спортлото». Здесь пространство закольцовано, а выйти во внешний мир можно только через одну из трех аномалий – чаще всего они убивают, но время от времени каждая из них может послужить дверью на выход. Нам остается самая малость – найти их и угадать, в какой момент какая именно аномалия безобидна, ведь они то и дело меняются местами, словно крутится барабан в спортлото.
Зато есть и плюс – внутри «спортлото», по слухам, безопасно, как нигде в Зоне. Тут есть одно-единственное стремное место – тот самый «барабан» с аномалиями…
Сало очнулся, поднял голову. Поначалу мутный взгляд стал проясняться. Его трясло все меньше и меньше, он явно начал согреваться. Иней из волос исчез, и дыхание стало обычным – как и положено в разгар пусть не самого жаркого, но все же лета.
– Отпустило? – поинтересовался я.
– Почти. Слабость только. И голова чугунная, – он прижал руку к разбитому лбу, посмотрел на свои окровавленные пальцы, поморщился и уточнил: – Мы в «спортлото»?
– Ага. И если ты перестал замерзать, значит, Голова-два-уха за нами сюда не пошла.
– Твой план удался.
– Пока лишь наполовину, – поправил я.
Из телег стали выходить люди, собираться возле машины Сумрака.
– Ну и что дальше? – Архимедик принялся оглядываться по сторонам.
– Теперь надо отсюда выбираться и надеяться, что Голова-два-уха потеряет наш след, – проворчал Коля.
– Сущий пустяк, – скривился Литва. Идея с «лото» не нравилась ему, как и прежде.
Сумрак покосился на него и нарочито бодрым голосом скомандовал:
– Так, пацаны. Не расслабляемся. Ищем «барабан» с аномалиями. К отмычкам это тоже относится, – он посмотрел на меня. – Чего опять стоим? Кого ждем?
Я повернулся к нему спиной и направился вдоль улицы. Сало присоединился ко мне. Разбрелись и остальные.
Внезапно мое внимание привлек один из домов с мансардой. Была в этом сельском строении некая неправильность, глаз зацепился за нее, а вот сознание не торопилось осмыслить увиденное. Я остановился, разглядывая дом.
– Ты чего? – удивился Сало.
– Да вот хочу взглянуть на ту хибару поближе.
– А давай, – кивнул он.
Миновав пролом в заборе, мы с Толей оказались на заросшем сорняками дворе. Тут не оказалось ничего интересного. А вот сам дом…
Наконец-то я понял, что с ним не так, – окна.
Все уцелевшие оконные стекла в Боровом были серыми от грязи, а эти оказались протертыми, словно кто-то хотел видеть, что творится снаружи дома. Или внутри.
Несколько мгновений я размышлял, что бы это значило, прикидывал варианты, но так и не пришел ни к чему определенному.
