Вадим Панов - Куколка последней надежды
— Все дополнительные пожелания изложены в инструкции.
— Понятно, — качнул головой Кладовщик. — Дата?
— Завтра.
— Хорошо.
Собеседник сложил телефон, поднялся со скамьи и направился к Пушкинской площади. Кладовщик перелистнул очередную страницу газеты и небрежным движением придвинул оставленный пакет ближе к себе.
* * *Москва, улица Садово-Сухаревская,
7 сентября, суббота, 20.20
Изысканный «Астон Мартин» неспешно, несмотря на спрятанное под капотом гигантское количество лошадей, двигался по второй полосе полупустого Садового кольца. Обычно Кабаридзе предпочитал «Бентли», солидный и дорогой, какой и положен преуспевающему врачу, но он знал, что Маша обожает скоростное «джеймсбондовское» купе, и для поездок с девушкой пользовался им.
— Надеюсь, ты завершил все свои дела на сегодня? — Девушка игриво посмотрела на профессора.
— Есть еще одно, — улыбнулся Кабаридзе.
— Какое?
— Я обещал одной красавице ужин при свечах.
— Как романтично. — Маша погладила профессора по руке. Ее взгляд стал задумчив. — Реваз, тогда, во время операции… Там была Екатерина Федоровна, да?
— Ты ее не узнала?
— Нет. — Девушка смутилась. — Поняла только сегодня, когда увидела ее на юбилее.
— Да, — после паузы ответил Кабаридзе. — На операции была Екатерина Федоровна.
— Ух, ты! — Маша удивленно тряхнула волосами. — Я училась по ее книгам! Она же легенда! Ты с ней знаком?
— Как видишь.
— Подожди, а вторая? Блондинка, которая была с ней. Ты называл ее Олеся. Неужели это Старостина? Олеся Старостина?
— Да.
— Чудеса! — Глаза девушки заблестели. — Третий тоже светило?
— Иностранное.
— А зачем ты их приводил?
— Посмотреть на тебя.
— На то, как я буду делать операцию?
— Да, — кивнул Кабаридзе. — Я действительно горжусь тобой, Машенька, и уверен, что ты станешь великолепным врачом.
— Они это подтвердили?
— Да.
— Чудеса. — Маша снова задумалась, и ее глаза стали грустными. — Но они ведь смотрели не только на то, как я делаю операцию. Я права?
— Права, — поколебавшись, признал профессор.
— Это был консилиум?
— Вроде того.
— Консилиум для меня. — Девушка отвернулась к окну. — Что они сказали?
— Я все равно помогу тебе, — тихо произнес Кабаридзе. — Верь. Я…
* * *Лихач на «БМВ» появился в зеркале заднего вида «Астон Мартина» секунд за пять до произошедшего. Стремительный черный болид с ревом обходил редкие автомобили так, словно принимал участие в гонках без правил, молниеносно менял ряды, подрезал зазевавшихся водителей, не снижая скорости, вылетал к самому тротуару и вновь оказывался слева. Куда он торопился и зачем, осталось загадкой. Он играючи обошел «Астон Мартин», заставив Машу вздрогнуть от неожиданности, ушел в правый ряд, прибавил газу… когда из маленького переулка неспешно выехала белая «Волга».
Удар был страшен. «БМВ» взлетел над легковушкой, перевернулся и метров тридцать катился на крыше, издавая зловещий, скрежещущий звук металла по асфальту. Изувеченную «Волгу» развернуло и бросило на фонарный столб. Улица наполнилась визгом: более осмотрительные водители отчаянно давили на тормоза.
— Черт! Проклятье! — Кабаридзе распахнул дверцу.
— Реваз, ты куда?
— Позвони в «Скорую»!
Кабаридзе оказался у разбитой «Волги» первым. Разбитая всмятку дверь, осколки стекла, торчащие кости, кровь. Даже обычный врач, не Целитель, сразу бы понял, что водителю помочь невозможно. А вот его пассажиру — вполне.
— Подержи дверь!
— Надо дождаться спасателей! — предложил подоспевший парень в синей майке. — Я читал…
— Я врач! — прорычал профессор. — Помоги мне!
Парень взялся за дверцу, и Кабаридзе вытащил из машины пассажира.
— Есть аптечка?
— Я не зна…
— Возьми в моей машине! Скорее, черт! И не пускай сюда никого! Не мешайте мне!!
Ладонь Реваза Ираклиевича скользнула по телу. Так, ссадина на лбу, рваная рана на руке, из вены льется кровь, это мелочь, мелочь. Короткое заклинание, и кровь загустела, стала идти медленнее. Рука продолжала двигаться по телу раненого. Сотрясение мозга, ерунда, потом вылечит. Что еще? Внутренние повреждения? Есть. Обильное внутреннее кровотечение и… Реваз Ираклиевич грубо выругался.
— Все плохо? — Парень положил аптечку рядом с телом. — Там водитель «БМВ»…
— Плевать на него! «Скорую» вызвали?
— Да.
— Теперь не мешайте. Отойдите и не мешайте!
Парень послушно сделал несколько шагов назад.
Разрыв печени. Откуда? Почему? Сейчас не важно. Сейчас не важно. Реваз опустился на колени, глубоко вздохнул и положил руку на живот пострадавшего.
— Держись.
Заклинаниями здесь не обойдешься. Нужно вмешательство. Резать нельзя, снаружи…
Без подготовки, без инструментов, без достаточного количества магической энергии — он мог рассчитывать только на собственный запас — Кабаридзе принялся аккуратно приводить в порядок печень раненого, заставляя срастаться поврежденные ткани. Хватит ли сил? Какая разница? Человек, лежащий перед профессором, умирал, и это было главное. В этом смысл. Жизнь должна продолжаться.
В голове зашумело, пот заливал глаза, руки начали дрожать, но профессор упрямо шептал заклинания и нежно, едва касаясь кожи, водил сведенными судорогой пальцами по животу пациента. Еще чуть-чуть… еще… Со стороны могло показаться, что он просто осматривает раненого, стараясь нащупать повреждения, и только Маша, почувствовавшая, но ничего не понимающая Маша, смотрела на Реваза, широко раскрыв глаза. Да притормозивший у места аварии маг, уловивший колоссальное напряжение магического поля, уважительно присвистнул, глядя на работу Кабаридзе.
Реваз Ираклиевич закончил за минуту до появления «Скорой». Но так и остался сидеть рядом с раненым, пытаясь прийти в себя и легонько встряхивая онемевшие руки. И только когда к месту аварии подбежал высокий врач, профессор неуверенно поднялся на ноги.
— Что вы делали?
— Я врач, — Реваз Ираклиевич пошатнулся, но вытащил свою карточку. — Кабаридзе.
— Профессор Кабаридзе? — Доктор удивленно посмотрел на Реваза Ираклиевича. — Я слушал ваши лекции.
— Надеюсь, вам понравилось, — слабо улыбнулся Кабаридзе, прислоняясь к изувеченному боку «Волги». — Водитель погиб на месте, у пассажира переломы, сотрясение и… Он в шоке.
— С вами все в порядке?
— Со мной? Да, конечно, я просто немного приболел. — Профессор выдавил смешок. — У пассажира было сильное внутреннее кровотечение, но, кажется, оно прекратилось. У него замечательная свертываемость.
— Хорошо, — врач нагнулся над пострадавшим.
— У вас есть сигарета?
— Пожалуйста.
Реваз Ираклиевич медленно подошел к своей машине и, присев на капот, глубоко затянулся. Он был опустошен, вывернут наизнанку, но самое главное — этот человек будет жить. В этом смысл.
Маша положила руку на плечо Кабаридзе, заглянула в глаза, несмело, почти робко улыбнулась:
— Что ты с ним делал?
— Ты чувствовала?
— Да. Какое-то движение, нет… Какое-то тепло… Или…
Больше всего на свете ему хотелось прижать к себе эту хрупкую девушку. Прижать, почувствовать ее нежность, ее заботу, ее силу. Больше всего на свете ему хотелось зарыться лицом в ее волосы. Он бросил сигарету и крепко обнял Машу.
— Я его лечил, Машенька, я его лечил.
— Как?
— Я расскажу. Отвези меня, пожалуйста, домой. Я все расскажу.
* * *Цитадель, штаб-квартира Великого Дома Навь
Москва, Ленинградский проспект,
7 сентября, суббота, 20.31
— Значит, запрещенный артефакт? Любопытно. — Сантьяга прошелся по толстому ковру, украшавшему пол его кабинета, на мгновение задержался перед изысканной картиной, затем посмотрел на эрлийца: — Как вам вино, брат Ляпсус?
— Замечательно! — Врач блаженно вдохнул аромат старинного напитка. — Выше всяких похвал.
— Триста лет назад в Бургундии делали потрясающее вино, — улыбнулся комиссар. — А с годами оно становится лучше и лучше.
Нав вернулся в свое кресло, свободно развалился в нем, забросив ноги на антикварную столешницу, небрежно взял хрустальный бокал и сделал маленький глоток.
— Скажите, брат Ляпсус, эта девочка, Маша, она действительно может стать хорошим врачом?
— У нее великолепный потенциал, — подтвердил эрлиец. — По человским меркам, разумеется, но — великолепный. Я видел, как Маша работает.
— Вас приглашал Кабаридзе?
— Да.
— Только за этим?
— Он хотел удостовериться, что поставил правильный диагноз.
— Смертельный диагноз?
— Да. — Ляпсус помолчал. — Реваз надеялся, что Московская обитель сможет помочь. Но, увы.
— Увы, — эхом повторил Сантьяга. — Он в отчаянии, и буквально в тот же день ему предлагают выход из положения. Какое случайное и радостное совпадение.
