"Фантастика 2023-203", Компиляция. Книги 1-22 (СИ) - Синицын Владимир Сергеевич
По недоумённому выражению, проступившему на миловидном личике практикантки, было ясно, что об этих событиях она слышит если не впервые, то уж никак не более второго раза в жизни. Вот и хорошо, это мне и нужно, добавим интриги...
— Один поэт, наш соотечественник, недавно побывавший в тех краях, сочинил на эту тему стихотворение… своеобразное, но довольно забавное, и как раз об интересующих нас событиях. Вы позволите, Екатерина Андреевна?..
Девушка кивнула. Я набрал воздуха и…
Своего я добился — на задних партах скабрёзно захихикали, оценив по достоинству заключительный пассаж. Практикантка попыталась что-то сказать, но только открывала и закрывала беспомощно рот, словно вытащенная на берег краснопёрка.
На самом деле, я ничем не рисковал. Бродский, которого после эмиграции действительно занесла нелёгкая в Мексику, сочинил — вернее, только ещё сочинит — это стихотворение из цикла «Мексиканский дивертисмент» в текущем, 1975-м году. В СССР они станут известны лишь через несколько лет, когда бард Александр Мирзаян положит стихи на музыку под названием «Мексиканское танго» — так что сейчас уличить меня никто не сможет даже в теории. Ну а если потом кто-нибудь вспомнит и удивится — то мне это будет уже глубоко по барабану.
Дальше пошли пояснения. Фраза «Максимильян танцует то, что станет танго”, объяснил я — это намёк на африканское происхождение названия танца (буквально, на нигерийском наречии означает «пляска под барабан»), а на родине современного танго это слово вошло в обиход лишь в девяностых годах прошлого века. Сам танцор — не кто иной, как император Фердинанд Максимиллиан Иосиф фон Габсбург, получивший сан при поддержке французского императора Наполеона III. Последнему императору Мексики не повезло: революционеры расстреляли его в 1867-м году, и эта дата, заявил я, и была взята поэтом в качестве заглавия. Имя поэта я благоразумно забыл упомянуть, а когда въедливая Смолянинова, не простившая мне унижения с ударением в имени Боливара, всё же поинтересовался — улыбнулся лучезарнее прежнего и сослался на забывчивость.
На сём мой бенефис подошёл к концу. Екатерина Андреевна, кое-как к тому моменту кое-как опомнившаяся, вывела в дневнике пятёрку, и я направился на своё место, провожаемый удивлёнными, но уже без откровенного страха и неприязни взорами одноклассников.
…Теперь-то мне дадут, наконец, прийти в себя?..
Похоже, из классического набора попаданца в «себя-школьника» я почти ничего не упустил. Так, зажимаем пальцы. Первый, большой: «начистить физиономии злыдням, которые обижали тебя в школе», готово. Правда, обошлось без мордобоя, но это, во-первых, ещё не поздно, а во-вторых и ни к чему — результат получен, причём явственно силовым путём. Второй палец, указательный: «завоевать авторитет самого крутого перца в классе» — первый шаг сделан и, думается, с результатом проблем не будет. Третий, средний: «потрясти одноклассников и учителей своими знаниями, чем углубить и расширить эффект от предыдущего пункта» — а я виноват, если оно само так получилось? Не двойку же было домой тащить… хотя заглядывать в мой дневник всё равно некому — во всяком случае, в ближайшие неделю-полторы…
Пункт насчёт «трахнуть одноклассницу, в которую был безнадёжно влюблён в прошлый раз» я благоразумно пропустил –она, эта самая одноклассница, идёт рядом, и её портфель оттягивает мне руку. Не то, чтобы я был совсем уж равнодушен к зову гормонов, но здравый смысл пока что одерживал верх, да и ситуация пока не грозила выйти за рамки романтической привязанности. А раз так — оставим пока всё, как есть и не будем торопить события…
— Вот уж не думала что ты, Лёшка, такой… — подал голос предмет моей безнадёжной страсти. Я покосился на Ленку — от школы мы отошли уже шагов на двести, миновав трёхподъездную восьмиэтажку и выбравшись на внутриквартальный проезд, а она только сейчас заговорила о моих недавних художества. А ведь, к гадалке не ходи, только об этом всё время и думала…
— Я такой. — отвечаю с кривоватой ухмылкой. — Одно слово: сомнительный тип. И это ты ещё не видела, что я с котятами делаю!
— Что? С какими котятами?
Кажется, она испугалась. Ну что за народ здесь, элементарных шуток не понимает…
— А таких. — говорю. — Которые в фольге и пустые внутри. Неужели ни разу не видела?
Шоколадные фигурки котят, медведей и зайчиков я обнаружил давеча в кондитерском отделе «Диеты».
— Фу, дурак… — она ткнула меня острым кулачком в плечо. — А я уж и вправду, подумала…
— Что я их ем? Так и есть, ем. Знаешь, какие вкусные?
После этих слов ей оставалось только рассмеяться — звонко, заливисто, прямо-таки бальзам на мою истерзанную душу.
— А это твой нож… — она заговорщицки понизила голос. — Он что, и правда, настоящий?
Вот это постановка вопроса!
— Нет, игрушечный. Откуда у меня настоящий, я же не бандит какой-нибудь!
— Врёшь! — ещё один тычок в плечо. — Я сама видела, как ты ему пуговицы обрезал, так игрушечным не сделаешь!
— А раз видела — чего ж спрашиваешь? — я пожимаю плечами. — Ну да, настоящий, только не бандитский, а филиппинский.
— Какой-какой? Опять твои шуточки…
— И никакие не шуточки! — я добавляю в голос капельку обиды. — Я правду говорю: «балисонг», его придумали рыбаки на Филиппинах. Такой нож легко разложить одной рукой, что очень удобно, когда другая занята какими-нибудь снастями. А во время войны американские солдаты, которые там воевали, эти ножики подсмотрели и привезли в Европу.
— Сколько ты всего знаешь… — с уважением протянула Ленка. — А тебе-то зачем этот… басилонг?
— Балисонг. — поправил я. — На тагальском — это язык, на котором говорят на Филиппинах — означает «бабочка». Очень удобная штука чтобы тренировать ловкость пальцев.
— Да, я видела, как ты ловко его крутил… — кивнула моя собеседница. — А тебе-то к чему ловкость пальцев?
