Михаил Ланцов - Русский медведь. Император
Петр медленно и торжественно вышел из ворот храма и остановился на площадке своего рода крыльца, высоко возвышавшейся над площадью. У него перехватило дыхание. Ведь затихшая было толпа, мерно рокочущая на холостых оборотах, вновь взорвалась ревом. Умом государь понимал, что радостным и одобрительным, но психологическое давление было чрезвычайным. Настолько, что он едва не покачнулся. А вот Анна вздрогнула, вцепившись в руку супруга с какой-то немыслимой силой. Впрочем, несколько секунд спустя ее отпустило, и она, так же как и Петр, радостно улыбаясь и приветственно махая «лапкой» обезличенной толпе, прошла к открытой коляске. В ней императорской чете надлежало добраться до спешно достроенного дворцового комплекса на искусственном острове в центре Москвы-реки.
– Безумие… это безумие… – покачала головой Анна, когда они смогли на некоторое время уединиться. – Я не могу больше…
– Держись, милая, – произнес император и, нежно прижав супругу к себе, стал поглаживать и успокаивать, нашептывая какую-то вздорную нелепицу, которой старался отвлечь. Анну же трясло мелкой дрожью, а из ошалелых глаз лились слезы. – Мы справились. Все хорошо. Теперь все будет хорошо.
А она все не унималась.
Сразу же после коронации начались празднования и народные гуляния по старой древнеримской традиции. Людям требовалось дать хлеба и зрелищ. Именно поэтому каждый крупный перекресток в Москве на время гуляний превратился с огромную бесплатную рюмочную. Кроме того, тотальную праздничную пьянку Петр совместил с церемониями чествования людей, отличившихся в минувшей войне. Даже простых солдат публично, при большом стечении людей украшали медалями да орденами. Само собой, под одобрительный рев толпы.
Город праздновал.
Страшно, рокочуще, безумно.
На седьмой день гуляний Петр стоял у окна и с грустью смотрел на все еще никак не желавший успокаиваться народ. Но их можно было понять. Столько лет порядка и напряжения сил, которые государь требовал от всех. А тут такая возможность. Ведь многим людям многого не нужно. Мало кто думает о будущем и хочет по-настоящему обеспечить счастье своим детям. Нет. Большинство жили и живут одним днем. Сегодня за пьянку карают и выгоняют с престижной работы? Значит, перетерпят. А завтра можно? Значит, гуляют. Ровно столько, сколько позволят обстоятельства и руководство. Особенно когда пьешь не в одиночку, а коллективом. Большим и ненасытным.
Анна сидела в кресле рядом и устало смотрела в стену. Ей хотелось только одного – просто выспаться. В тишине и покое. Но просто так оставить бесновавшуюся в ликеро-водочном угаре толпу императорская чета не могла. Не поняли бы. Вот и приходилось терпеть весь этот ужас, плавно и грамотно прекращая бедлам.
Как Петр это делал?
Он не стал ничего особенного выдумывать.
Сначала он в приказном порядке вывел войска из города, оставив только трезвую и оттого злую полицию, которой эти пьяные морды были уже поперек горла. Это чтобы смычки на почве водочного братания обывателей с армией не произошло. А потом банально начал заниматься очисткой улиц – вышли дворники, злые и недовольные тем, что их заставили работать. Дабы потасовок не было, их сопровождали такие же полицейские, преимущественно верхом… Заодно и точки раздачи алкоголя и закуски убирались.
Вот так, потихоньку, квартал за кварталом город утихал. Правда, ушло на это три дня. Кто хотел продолжать гудеть – смещался в подходящие кварталы. Большинство же прекращало.
– Все закончилось… – тихо произнес он, пустыми глазами смотря на город.
– Наконец-то… – вздохнула Анна.
– Я не празднование имею в виду.
– А что?
– Мне кажется, что игра подходит к концу.
– Не понимаю… – покачала головой императрица, а потом вдруг вздрогнула и удивленно взглянула на мужа, – но почему?
– Мавр сделал свое дело. Мавр может уходить, – произнес, пожав плечами, Петр. – Этому телу уже сорок три года. Время еще есть, но силы уже не те. Кроме того, я завершил большое дело. Начинать новое можно, однако я наверняка не успею до конца жизни.
– Петя…
– Аня, все хорошо. Не переживай. Я сделал то, что хотел. И что делать дальше, я не знаю. Я ведь, по сути, стал не просто императором России, добившись признания нового статуса государства. Нет. Я фактически стал императором Европы, а пожалуй, что и Евразии. Ты ведь сама видела, сколько набилось в храм правителей всех более-менее влиятельных держав. Конечно, формально политического главенства Москвы они еще не признали, но Таможенный союз, стремительно сминая национальные кордоны, уже очень скоро скажет свое веское слово. Пока они меня просто боятся и моя власть над ними в силе и военном могуществе России. А уже лет через пятнадцать-двадцать окажется, что они, даже если и захотят, ничего сделать не смогут. Свои же буржуа придушат. Мне скучно. Да нет, просто уныло дальше работать, понимая, что я уже победил и остается только разделить шкуру этого истекающего кровью медведя. Мы с тобой слишком сильно ударили. Вот у меня и возникло это странное чувство. Что делать, когда ты добрался до вершины неприступной скалы, а дальше идти некуда? Дальше нужно спускаться вниз, и настоящих достижений больше не будет. Грустно и обидно. Хоть в самом деле сыну власть передавай.
– Передашь ты ее. И что дальше? Что ты делать-то будешь? Не усидишь ведь.
– Мы могли бы с тобой путешествовать. Я знаю массу удивительных мест. Да и вообще – мало ли занятий? Кто помешает мне заняться искусством? Той же литературой или живописью. Можно наукой. Или вообще – попытаться создать кинематограф, который только-только делает первые шаги через кинохроники. Мне нужно новое дело, чтобы можно было бы вновь рваться вперед, чтобы было куда расти.
– Хм… – задумчиво произнесла Анна. – Ты думаешь, Саша справится?
– Я уверен. Тем более что я не собираюсь бросить дела, обрубив все концы. Это глупо. Начну вводить Сашу в политику. Посажу канцлером. А я сам со своим авторитетом и влиянием буду стоять за его спиной. Точнее лежать на мягком диване, наслаждаясь массажем и ароматным кальяном. Ну и, разумеется, направлять, когда потребуется. И если что-то пойдет не так, вмешаюсь.
– Не знаю… мне что, тоже бросать дела?
– Смотри сама.
– Тогда я, пожалуй, останусь на посту. Чтобы невестки и зятья не озоровали. А то расслабятся еще.
– Ну, это да, это правильно, – усмехнулся Петр.
Конечно, то, что он говорил супруге, было правильным. Для него. Хотя и не до конца откровенным. На самом деле он чувствовал не только тревогу, но и странное беспокойство. Его чутье, выработанное за несколько веков жизни, буквально вопило об опасности. Все шло слишком хорошо. Так не бывает. А гласит старая пословица: «Если наступление идет по плану, оглядись, возможно тебя окружают».
