Андрей Левицкий - Зов Армады
В стенах, покрытых плесенью и паутиной, разгорелся костер, запахло горячим супом и кофе. Правила этикета в отряде да еще и в рейде никто не соблюдал, поэтому руки не мыли, громко чавкали, матерились и отвешивали пошлые шутки – как могли, снимали напряжение. Кто потягивал из фляжек спиртное, кто курил папиросы, заправленные порошком полыни, кто просто ржал, рассказывая небылицы и анекдоты. Про Джо и Пуха старались не говорить, хотя никто и не забывал про них. Все знали, что по окончании рейда командир обязательно устроит торжественные поминки по погибшим. А сейчас бойцы развлекались, отдыхали и готовились ко сну. Кое-кто уже задремал и тихо посапывал вдоль стен.
– Дед, а почитай нам что-нибудь на ночь, ну, там, стихи или сказочки. От молчания и скуки совсем с ума сойти можно в этом лесу, – попросил Варан, лежа на бетонной плите и млея от укола анаболика, но его одернул Талгат.
– Талгат, пускай Игнат почитает! – Хук тоже заинтересовался, устраиваясь удобнее на срубленной еловой лапе и поправляя под головой рюкзак.
– Хук, может, ну его, эти вечерние чтения? Опасно ведь привлекать голосами лесное зверье! – спросил Холод.
– Командир, тут везде опасно и страшно. Ничего-о, нехай потрещит, глядишь, уснем спокойнее. Снаружи колючий кустарник, заросли аномальной крапивы. Тропинка и забор под приглядом Дюрана – хрен кто подлезет незамеченным! Нормалек, разведка.
– Ну, ладно, смотри… – Холод взглянул на хихикающих Треша и Анжелу, лег на другой бок и, пытаясь отогнать тупую тянущую боль в затылке, подмигнул Игнату, мол, давай, сбацай чего-нибудь.
Фифа, сделав сталкеру инъекцию обезболивающего, о чем-то трещала с ним, кокетливо улыбаясь. Она бросала мимолетные взгляды на Холода, тем самым вызывая у друга легкую ревность и вздохи. Но потом перебралась к нему и прижалась.
– Вот так-то лучше, – прошептал командир, обнимая подругу.
– Дед, так ты будешь…
– Сейчас, Варан, обожди минутку… гм… Вот что мы с вами сделаем. Я закрою книгу, желающие называют страницу наугад, а я читаю первые строчки. Получится так, будто они посвящены вам. Ладушки? – Дед бережно погладил истрепанную обложку.
– Игнат, как называется твоя Библия? – спросил Холод, потерев небритой щекой о затихшую в его объятиях Анжелу.
– Это книга, а не Библия. «Сказания о чудесах, святых местах и человеческом житии». Так. С кого начнем? – спросил дед, оглядывая всех. Где-то далеко в лесу протяжно завыли.
– Господи! Отведи от нас бесов лесных, дай отдохнуть с пути и сил набраться, – перекрестился дед. – Ну, и?
– Давай я! – предложил Варан, слегка приподнявшись.
– Я могу, – поднял руку Талгат.
– И я! – отозвался Малой.
– Лучше с меня! – проговорил Хук.
– Э, нет, рабы Божьи! Начнем с командира нашего, если он не против.
– Хорошо, давай, Игнат. – Холод сосредоточил внимание на серьезном морщинистом лице старика.
– Какую страницу? Их здесь тысяча. Только двух не хватает. Канули в небытие.
– Да ладно – канули. Какнули кое-кто да бумажки святые использовали. А, святоша? Так оно было? – пошутил Хук, и все захохотали, глядя на покрасневшего старика.
– Ироды! Все бы вам зубоскалить и подтрунивать над бедным священнослужителем, – пробурчал дед и послюнявил палец в преддверии лотереи.
– Прям игра из детства… открой… э-э… шестьдесят седьмую.
– Та‑а‑к. Шестьдесят семь… Ага. Вот, слушай, командир.
И дед стал читать мелкие строчки «Сказаний…». Было темно, несмотря на блеклый свет переломленной палки-фонаря в углу и костерка на входе; снаружи страшно и протяжно выли, а стены полуразвалившейся церквушки оглашал хрипловатый голос:
Когда ты шагаешь по пыльной дороге,
Когда шевелится на древах листва,
Ты вспомни ее, свою девственно юную,
Ту, что не пускала тебя на войну.
В бою не страшись железного звона
И криков не бойся, забудь обо всем.
Тобой руководствует сердце Канона.
Будь смел и решителен в деле своем!
– Вот, командир, твоя страница! – Дед торжествующе оглядел лица товарищей и посмотрел на Холода.
– Отлично, Игнат! – Тот взглянул на бойцов и улыбнулся. – Мне понравилось.
– Прям про нашего командира стишки. Круто. Теперь мне. – Варан подумал и выдал: – Сто тридцать первая. Давай, старый.
– Сам ты… три дня не умывался, пацан, блин! – чуть обиженно сказал Игнат, открыл и стал читать, постепенно умолкая и бледнея:
Станет грозным небо, загудит земля,
Потом проснутся духи и сожрут тебя…
– Вот, еп! Ты че, Игнат? – Боец вмиг побледнел, улыбка исчезла.
– Я… я читаю, что там есть! – промямлил дед.
– Нет, лучше открой сотую страницу, там глянь.
Опять зазвучал голос Игната:
Как посмотрит вдаль он, зашуршит листвой,
Прилетит, как буря, закусить тобой…
– Дед! Ты че в натуре?! Захотел напугать меня?! Пипец. Шестьсот шестьдесят первая! – буквально крикнул Варан, зажав рану в боку и буравя старика отчаянным взглядом.
Все отрешенно смотрели в стороны, но только не на Варана. Где-то на окраине развалин опять завыли. В третий раз зазвучали рифмы:
Здесь темно и страшно, заунывно и мертво…
Зверь лежит с открытой пастью, не смотрел бы на него…
Еле-еле успокоили испуганного солдата. Дальше продолжать игру никому уже не захотелось. Все улеглись, погруженные в свои мысли и обдумывая засевшие в мозгу строчки. Спали, конечно, плохо.
* * *Утром всех разбудил брякнувший наверху колокол. Добрыня встал, чтобы сходить осмотреть периметр, а дед решил разбудить солдата, чтобы извиниться за вчерашнее. Игнат расталкивал Варана, тряс его и щипал, но затем с нервным заиканием громко произнес:
– Он… умер!
Так внезапно и непонятно отряд потерял еще одного бойца.
Где-то за забором громко заорал Добрыня. Все, за исключением Дюрана, бросились на крик, а он подсел, опираясь на ружье, к умершему Варану. Челюсти дрожащего солдата от холода свела судорога, он медленно склонился над товарищем, сквозь сумерки вглядываясь в него. Бледные щеки, лоб, нос, губы… Боже! Дюрану показалось, что губы мертвого шевелятся, он пригляделся… Ужас! Рот умершего открылся, и оттуда струей хлынула куча мелких, живых червей. Дюран отпрянул и упал, с ужасом созерцая, как белые влажные червячки в несметном количестве выползают изо рта покойника. Целый поток их хлынул по лицу Варана. Дюран на карачках заковылял к проему в стене, но оттуда внезапно появился эберман с искаженным желтым лицом и с размаху всадил бойцу в глаз короткий кол. Дюран повалился и затих.
