Александр Санфиров - Начало звёздного пути
– Увы, государь, время шпаги проходит, молодежь не уделяет ей так много внимания, как лет двадцать назад. Вот стрельбе из пистолета мы бы могли и де Жюссака поучить.
– Хорошо, граф, я положусь на ваш опыт и уверения князя Шеховского. Вы конечно, в курсе, что я с семьей на следующей неделе выезжаю в Гатчину. Пока не знаю, сколько мы там пробудем, наверно, не меньше двух недель я буду занят на военных маневрах. Между ними, как обычно, планируются развлечения, охота. На один из дней запланирован прием французского посла, а он теперь без своего дальнего родственника практически нигде не бывает. Я бы хотел, чтобы на этот день у нас появился князь Шеховской с сыном.
– Но, всемилостивейший государь, все же князь Шеховской, хоть и мой друг, но он, как бы сказать, не приближен ко двору, и его появление будет воспринято обществом с недоумением, – осторожно намекнул Александр Христофорович.
Настроение у Николая Павловича испортилось.
– Граф, я поставил вам задачу, и ваше дело обдумать, как ее решать.
Бенкендорф вскочил и, щелкнув каблуками, заявил:
– Всё будет выполнено, по приказу вашего императорского величества.
– Вот, так-то лучше, – проворчал успокаивающийся государь, – а я помогу вам в этом деле. Князь Шеховской заслужил свою очередную награду, для получения которой он и появится в Гатчинском дворце вместе со своим сыном. И чтобы тот был уже в форме Лейб-гвардии гусарского полка.
В доме Вершининых царило спокойствие. После первых дней устройства все вещи и люди наконец заняли свои места. Собственно, полдома, которые занимал помещик с дочерью и многочисленной прислугой, были не меньше его имения. А Катенька до сих пор не могла привыкнуть к своей спальне после маленькой комнатки в имении на втором этаже, где ее отец без труда мог достать рукой до потолка, ей казалось, что потолок над ее головой находится где-то далеко-далеко. И ей даже потребовался балдахин, потому что она не могла заснуть в таком огромном помещении.
Сам Илья Игнатьевич, конечно, страдал, он был вырван из деревни, где провел почти безвыездно пятнадцать лет, и если в первые дни у него были хоть какие-то дела, то сейчас ему было жутко скучно. И даже старания Феклы не могли развеять его меланхолию. Он пытался восстановить старые знакомства, но их в Петербурге осталось совсем немного, и только возможность бывать у Шеховских мирила его с необходимостью оставаться в столице.
Он побывал у князя буквально через два дня после приезда, Катеньку он с собой не взял, несмотря на ее слезы. Но обещал в будущем взять и ее.
Сегодня первый раз Катенька одна отправлялась к княгине Голицыной и была радостно возбуждена. Когда она уехала. Вершинин решил, что наступило самое время навестить старого князя во второй раз.
Когда он подъехал к знакомому дому и постучал в двери, то был немало удивлен, когда у открывшего двери Энгельбрехта разглядел за поясом здоровый тесак.
На удивленный взгляд гостя дворецкий воскликнул:
– Ваше благородие, не удивляйтесь. Если бы вы знали, что у нас приключилось!
Позавчера ночью на нас покушение было, тати ночные в дом залезли.
Не успел Илья Игнатьевич хоть что-нибудь спросить, как Энгельбрехт продолжил:
– И знаете, кто нас от смерти неминучей спас? Николай Андреевич, храни его Господь. Он трех бандитов голыми руками положил, а четвертого повязал.
Вершинин тяжело сел на стоявший в стороне стул.
– Ого, какие у вас дела творятся, а я живу и ничего не знаю, – сказал он, когда немного пришел в себя. – Так что, Николка всех воров укокошил?
Энгельбрехт посмотрел на него укоризненно.
– Его благородие Николай Андреевич, – сказал он назидательным тоном, – убил трех вооруженных ножами бандитов голыми руками.
Вершинин усмехнулся про себя: «Андрей молодец, больше необходимого не говорил, правильно, меньше знают, крепче спят. Нечего прислуге языками трепать. А если и узнают когда-нибудь, что сын князя был деревенским дурачком, то, скорее всего, ни за что не поверят в такую историю».
Он встал, отдал Энгельбрехту свою бекешу и знакомой дорогой отправился в гостиную. Князь, извещенный о госте, уже был там. Они поприветствовали друг друга и, усевшись в кресла, повели неторопливый разговор. Вершинин сразу забросал Шеховского вопросами о вчерашнем событии, и только охал и ахал, когда слушал рассказ князя. После этого беседа уже пошла про самого Николку.
– А Николенька сейчас чем занимается? – спросил Вершинин.
– О, если бы ты видел. Он сейчас в большой зале, у него экзерсис на шпагах.
– Ну и как у него успехи? – заинтересовался Илья Игнатьевич, хотя в ответе князя он не сомневался.
– Феноменально, – прозвучал ожидаемый ответ, – самый лучший учитель Петербурга сказал, что такого бойца не встречал никогда.
– Хе-хе, – рассмеялся довольный помещик, – задаст он жару некоторым задиристым личностям.
Князь нахмурился.
– Илья, я не нахожу в этом ничего хорошего, мне совсем не хотелось такого ажиотажа вокруг сына, но, видимо, этого уже не избежать.
– А я думаю, что в этой ситуации есть и хорошая сторона, – продолжил Вершинин, – ты ведь не будешь отрицать, что у Николки из-за обстоятельств его происхождения могут быть различные неприятности, но если окружающие будут знать его репутацию, как стрелка или фехтовальщика, то желающих оскорбить его будет немного.
Князь кивком согласился с приятелем, хотя по выражению его лица было видно, что предпочел, чтобы Илья Игнатьевич поменьше упоминал о прошлом его сына. Они сидели и оживленно беседовали, когда в дверь гостиной постучали. После разрешения князя к ним зашел взволнованный Энгельбрехт и торжественно доложил:
– Ваше сиятельство, фельдъегерь канцелярии Его Императорского Величества просит его принять.
– Конечно, – торопливо сказал Шеховской, – пусть немедленно проходит.
Оба друга встали, и в это время в комнату зашел офицер. Он приветствовал хозяина и с поклоном подал ему запечатанный пакет.
– Ваше сиятельство, – сказал он, – прошу принять письмо его высокопревосходительства графа Бенкендорфа, он настоятельно просил ознакомиться с ним и отписаться немедленно. Я уполномочен дождаться вашего ответа.
Князь распечатал пакет, развернул лист бумаги и впился в строчки.
Внимательно прочитав письмо, он повернулся к Вершинину и с растерянным видом сообщил:
– Государь желает наградить меня орденом Георгия второй степени и просит прибыть через неделю в Гатчинский дворец. Кроме того, он, не дожидаясь сдачи экзаменов, определил Николеньку корнетом Лейб-гвардии гусарского полка. И просит, чтобы тот прибыл вместе со мной на это награждение, уже в гусарском мундире.
