Максим Марух - Люди желтых плащей
Михась смотрит на меня, как на слабоумного.
– Он никогда не побеждал вирус, Макс. Мы сдерживали его препаратом, только и всего.
– Да, но что изменилось?
– Вирусная нагрузка. Гулять под инфицированным дождём и душить «прокажённых» голыми руками не слишком умно, знаешь ли. Концентрация вируса в крови повысилась, вот ему и поплохело.
– Значит, надо поставить укол.
В следующую секунду дверца в другой стороны салона открывается, и внутрь заглядывают Ева с Сашей. Переводят настороженный взгляд с Жени на меня с Михасем и обратно. Потом Ева спрашивает:
– Какой укол?
Пухлое личико принимает требовательное выражение.
Что-что, а наглости этой девке не занимать.
– Тебе послышалось, – отвечаю раздражённо. – Я сказал: «надо поставить частокол». Частокол от излишне любопытных.
Еву мой сарказм не впечатляет:
– Я точно слышала «укол», шутничёк. Что ещё за укол? У вас есть лекарство от вируса?
– Нет. Валите отсюда.
– Не ври. Мы же видели, твой братишка бегает под дождём, как прибабахнутый Дон Локвуд, и совсем без зонтика.
– Потому что ему не нужен зонтик… – доносится из багажника новый голос, заставляющий всех замолкнуть.
Мы совсем забыли про похожий на кокон свёрток из одеял, брошенный Женей в машину перед самым появлением стада. А «кокон» тем временем ожил и раскрылся, явив на свет «куколку».
Из-за заднего сиденья на нас смотрит встрёпанная и не уступающая в бедности самому Жене, черноволосая девчонка лет пятнадцати.
Лилит.
15:05
Немая сцена длится минуту. Потом наступает кульминация, сопровождаемая слезами, соплями, визгом и объятиями. Ева с Сашей едва ли не за уши вытаскивают Лилит из багажного отделения и принимаются тискать наперебой, попутно осыпая вопросами, основной смысл которых сводится к «ты не ранена?» и «где болит?». Мы с Михасем ошарашены не меньше, но стараемся сдерживаться, лишь обмениваясь красноречивыми взглядами, основной смысл которых сводится к «ну, ничего себе!».
К нам подбегают раздражённые поднявшимся шумом Воронюки. В руках Витоса арбалет, Арт удерживает за оперение четыре окровавленные стрелы. Заметив причину всеобщего веселья, братья недоуменно смотрят на меня:
– Сам в шоке, – отвечаю без улыбки.
Михась не без труда утихомиривает женское население нашей маленькой группы.
– Он тебя вытащил, – обращаюсь к Лилит, придавленной с двух сторон Сашей и Евой.
Девчонка утвердительно машет головой.
– Как?
Некоторое время Лилит молча жуёт губы, подыскивая нужные слова. Потом набирает в грудь побольше воздуха и обрушивает одним махом:
– Они ворвались в дом через окно, штук шесть, не меньше. Выбили доски каким-то тараном. Я под кровать – они давай крушить комнату! Один попытался вырваться, но Евка дверь захлопнула. Она ж не знала, что я внутри. Потом не помню… страшно было. Кажется, я с перепугу отключилась ненадолго. Когда пришла в себя, дверь кто-то открывал. Кто это был, я не видела, но слышала, как он вошёл и стал кричать что-то таким голосом страшным… но не мне, а этим тварям! А они, прики-и-иньте… – девчонка округляет глаза, – поняли! Поняли и остановились! Как будто он на одном языке с ними говорил! Я сначала решила, что он просто выманивает их. Тихо вдруг стало. Ну, думаю, они все из комнаты повыскакивали – и за ним. Хотела вылезать, и тут он как начнёт палить! Так неожиданно… ну, я со страху опять вырубилась… очнулась уже здесь, а вокруг все стреляют, стреляют. Я сидела тихо, пока всё не закончилась, а когда решилась выбраться, услышала ваши голоса. Конец истории.
Молчим, осмысливая услышанное. Понятно, что правды здесь не сыскать: треть недопоняла, треть померещилось, треть домыслила. И, тем не менее, рассказ производит впечатление. Женя, разговаривающий с «прокажёнными» на особом языке. Женя, раздающий «прокажённым» приказы… Дурдом, одним словом.
– Почему они тебя не тронули? – задаёт Михась давно вертевшийся у меня на языке вопрос.
В ответ Лилит пожимает плечами. Висящие на ней Ева с Сашей смачно целуют девчонку в обе щёки:
– Потому что она у нас сладкая! Зомби таких не едят.
При упоминании зомби лицо Лилит мрачнеет. Она высвобождается из объятий подруг и заглядывает в салон «Хаммера».
Женя по-прежнему лежит на заднем сиденье, бледный и неподвижный, как труп.
– Он укушен, да? – говорит Лилит.
– Да, – отвечаю после паузы.
Поймав мой взгляд, Михась отправляется за чемоданом с ингибитором. Вернувшись, раскладывает его на переднем сиденье и принимается готовить инъекцию.
Ева сосредоточенно следит за каждым движением. Саша удивлённо хлопает густо натушенными глазами. И только Лилит не обращает на манипуляции Михася никакого внимания: склонившись над Женей, она ласково гладит того по лбу ладошкой.
– Это лекарство? – спрашивает Ева.
– Скажем так, да, – отвечаю уклончиво.
– Оно его вылечит?
– Скажем так, нет.
– Но он не превратится в одного из них?
– Нет.
– Откуда?
Подходит Михась с готовым шприцем в одной руке и проспиртованной ваткой в другой:
– От верблюда. Много будешь знать – плохо будешь срать. Макс, я готов.
Обвожу глазами девчонок. Лилит продолжает гладить Женю по лбу, остальные выжидающе смотрят на меня.
– Короче… надо его подержать.
16:30
Возвращаться в Евин дом, ставший могилой для полудюжины «прокажённых», мы не решаемся, поэтому занимаем участок по соседству. Крошечный двухкомнатный флигелёк из пеноблоков и фанеры в вопросе надёжности мог бы соперничать с постройкой Ниф-Нифа, но мы ведь не прятаться сюда пришли. Нам требуется переждать где-то Женину «ломку», а сделать это можно где угодно – лишь бы были стены и крыша.
Михась с Витосом отправляются на поиски новой машины – как я и предполагал, «Хаммер» прослужил нам недолго. В условиях пост-апокалипсиса автомобильный пробег измеряется в метрах, а не в километрах. Саша и Лилит заняты переносом и сортировкой нашего скарба, которого, вкупе с вещами девчонок, порядком прибавилось. С Женей в доме остаёмся только мы с Артом и Евой.
Брат лежит на узкой софе, под одеялом, в лихорадочном забытьи. Самая тяжёлая часть позади: судороги почти сошли на нет, не считая редких конвульсий лицевых мышц, он больше не кричит и не корчится от боли. Остались жар и дегидратация, но с этим бороться проще.
Арт собирает на стол быстрый ужин. Впервые вижу его за этим занятием – зрелище необычное. Ева меняет Жене очередной холодный компресс, который через пять минут снова станет горячим, и смачивает губы влажной марлей. С употреблением жидкости у брата и так большие проблемы, а в теперешнем состоянии о нормальном питье не стоит и помышлять. Если так пойдёт и дальше, придётся задуматься о капельном питании. В любом случае, будет нелишним заехать в аптеку – нужно пополнить запасы шприцев. Когда мы с Витосом собирали ягдташ, никто не подозревал, что кому-то понадобятся ежедневные инъекции.
Вдруг вспоминаю, что сам не принимал «левотироксин» уже больше трёх дней. Ягдташ стоит у Жениной койки, так что достать таблетки незаметно не получается.
– Что это? – спрашивает Ева, заметив коробку с гормонами у меня в руках.
Выдавливаю на ладонь тройную дозу и проглатываю, не запивая.
– Витаминки.
Ева исподлобья разглядывает меня, словно я сказал что-то непотребное:
– Опять врёшь.
– А что меня выдало? Идеально здоровый вид?
Разгладив марлевый компресс на Женином лбу, она выпрямляется и упирает руки в бока:
– Мы можем переговорить с глазу на глаз?
– Ну, давай попробуем.
Ева кивает на уличное окно.
– Вы куда? – спрашивает Арт, заметив нас в дверях.
Машу ему рукой:
– Скоро вернёмся. Продолжай, не отвлекайся.
Арт показывает мне средний палец.
– Увидите остальных – зовите. Ужин почти готов.
16:30
Флигелёк пристроен к большому двухэтажному дому, выгоревшему изнутри дотла. Участок в шесть соток разделён надвое бетонной дорожкой, большую часть занимает сад из карликовых плодовых деревьев, сейчас совершенно мёртвых.
Розовый дождь убивает флору избирательно. Например, его воздействию менее подвержены хвойные, нежели лиственные, хотя и среди последних встречаются резистентные виды. Тополя и другие ивовые вполне безболезненно переносят ядовитые осадки, в то время как почти все семечковые и косточковые сбрасывают листву через двадцать часов, и полностью погибают в течение следующих суток. Чем обусловлена такая непоследовательность, известно только демиургам вируса, да и то при условии, что их детище не мутировало в нечто имеющее весьма отдалённое отношение к первоначальной модели.
Мы с Евой прохаживаемся по садовой дорожке в окружении голых вишен, слив и персиков, которые больше никогда не принесут плодов. К ногам прилипают пачки мокрых жёлто-розовых листьев.
