Александр Соловьёв - Нашествие хронокеров
Я не мог понять, что намалевано в абстракции. Сердце забилось быстрее от вида картин, которые стали всплывать в воображении.
Сегодняшняя волна эгоизма была сильнее вчерашней. Захотелось уйти, хлопнув дверью.
Я взглянул на ботинки. Они были так запылены, что лучше бы их обувать без свидетелей.
Черт! Если уж придется остаться, то непременно надо сказать что-то резкое.
– Я думала о твоих словах, – сказала Мира. – И не могла заснуть.
Значит, Руслик таки приходил к ней. Спать не давал.
– О каких еще словах? – спросил я.
– Нельзя бежать… – ответила Мира. – И уходить в настоящую Москву тоже нельзя… Ты прав: так мы можем потерять время. Надо сопротивляться, иначе будущего нет.
Она сказала «мы». Кто это – «мы»?
Я посмотрел на нее во все глаза. На щеках ее все еще полыхал румянец.
Мира отвела взгляд, потом снова уставилась на меня. Веки ее были припухшими. Кажется, она действительно все это время не спала.
– Иначе будущего нет, – повторила Мира.
Собрав всю подлость в комок, я выдавил:
– Руслик не одобрит. Он не захочет, чтобы ты следовала моему плану.
Мира замерла, подбородок вздрогнул.
– Неужели тебе нравится повторять его имя?
– Имя?.. О, понимаю… Это только между вами.
– Да нет, ничего ты не понимаешь! – вскрикнула она. – У меня перед Русланом никаких обязательств нет!
– Тише, он же услышит…
– Ну и что?
– Ну и что? А я думал, вы с ним большие друзья…
Прекрасные черные глаза затуманились.
Наверно, Мира долго обдумывала то, о чем будет говорить со мной, прежде чем прийти сюда. Но разговор получался не таким, как она хотела.
– Странно все это, Мира, – сказал я.
– Не надо… – с укором сказала она. – Не прогоняй меня сейчас.
– Как я могу прогнать тебя из вашего дома?
На глазах ее выступили слезы.
– Прошу тебя… Не говори больше ничего. Еще слово – и я уйду. Только я не хочу уходить. Мне надо высказаться.
Вид у нее был беззащитный.
Мне стало не по себе. Где же ожидаемое жестокое удовольствие?
А может, я все придумал про нее и Руслана? Что там у них было? Флирт? Комплименты?
Да ничего, может, и не было.
А если и было, то кто я такой, чтобы ее судить?
На стуле висит мой пиджак, во внутреннем кармане золотая статуэтка. Отдать ей сейчас, что ли?
Вряд ли. Будет выглядеть как дешевый фокус.
– И чего ты хочешь? – спросил я излишне холодно, как мне показалось. – Высказывайся. Разве я перебиваю?
Девушка заерзала на диване. Внутренняя борьба отразилась на лице.
Мира была не из тех, кто говорит, не думая. Пришлось ждать не меньше пяти минут, прежде чем она произнесла:
– Я больше не хочу с тобой расставаться, Ростислав. Прости меня.
Почему меня прежде так влекло к ней?
Неужели успел полюбить в ту первую ночь нашего знакомства?
Изначально между нами была заложена искорка раздора. Сближение лишь вызывает огонь, от которого пышет нестерпимым жаром. Разве не факт, что мы с Мирой друг друга не дополняем, а только разрушаем?
– За что я должен тебя простить, Мира?
Самым нечестным образом ставлю девушку в трудное положение. Мира не обязана отчитываться. Так же как я не обязан ее слушать.
Я жестокий. Сейчас я смотрю на нее сверху вниз. Чувства мои почти успокоились. Мной руководит только холодный разум.
Зачем я ей такой? Руслан – вот, кто ей нужен. Кажется, этот человек всегда знает, чего хочет. Он обожает жизнь, умеет веселиться, и при этом, похоже, никогда не теряет голову.
А я – эгоист. Сумасбродный, бунтующий… Когда я увлекаюсь, я забываю о том, кто рядом. Мои мысли скачут вперед, как дикие лошади. Хватаюсь за несколько дел сразу и могу в суматохе не заметить важного.
Я могу быть глух, небрежен, циничен, насмешлив. Могу жалить ближнего, не помня при этом о собственных недостатках. Со мной Мира потеряет покой, а взамен ничего не обретет. Отчего же я возомнил себе, что имею на нее право?
Эй, ты, герой…
Обо всем этом я успеваю подумать, пока Мира подыскивает слова для ответа. На нее больно смотреть. Она страдает. Неужто из-за меня?
Я оттолкнулся от косяка, выпрямился. Ладно. Не стану ее больше дразнить. Сейчас все разрешится. Она разоблачит мою ревность, обзовет дуралеем, бросится в объятия, расскажет, что ничего у них с Русланом на самом деле не было, и мы с ней…
– Была минута слабости, – сказала Мира. – За день до того, как я увидела тебя в аппарате… В тот вечер я была почти в отчаянии. Вспоминала, как ты заступился за меня в кафе, как пошел со мной спасать брата, как пытался выручить Федора, как откопал нас в гараже… Обо всем этом я рассказала Руслану. Я разревелась, как дура. Я была слаба. И он пытался меня утешить.
Она закусила губу, опустила ресницы.
Ее слова дошли до меня не сразу.
Сперва я улыбнулся (когда она назвала имя Федора), а затем почувствовал, как по лицу пробегают неуправляемые спазмы.
Вдох, выдох. Не помогает.
– Я хочу пойти за тобой, – сказала Мира и сунула руку за спину.
Еще вдох. Еще выдох.
– Если хочешь, иди, – сказал я и пожал плечами. – Только на самом деле плана никакого нету. Есть одна лишь туманная идея.
Разом мне стало спокойно. Я даже снова улыбнулся.
На лице Миры нарисовалась надежда.
Она достала из-за спины тетрадь и протянула ее мне.
– Здесь мои записи по поводу хронокеров. Я наблюдала за ними две недели подряд. Ты должен все изучить. Может, тут подсказка.
Я подошел к ней, взял тетрадь, сел рядом, посмотрел на Миру.
– Почитаешь? – спросила она.
Я кивнул, начал листать, хотя без очков мало что мог разглядеть: буквы сливались в расплывчатые линии. Пятна на полях, должно быть, были рисунками. Приблизив тетрадь к глазам, я стал в них всматриваться. Один из рисунков изображал рожающего хронокера. На другом была группа насекомых – в виде солнца. Несколько маленьких в центре сбились в кучу. Лучеобразно, головами наружу, располагались взрослые особи.
– Как твоя нога? – спросила Мира.
Я протянул руку, погладил ее по плечу. Она не отстранилась.
– Перед тем как интуиция подсказывает путь, иногда чувствуешь какой-то сигнал, предчувствие, – сказал я. – И сейчас я это ощущаю. Завтра утром мы вместе сможем придумать план, и у нас все получится.
Я потряс ее тетрадью.
– Накоплена критическая масса, – продолжал я. – Один маленький факт, незначительный признак, верное определение – и мы изобретем метод. У нас реальный враг. У всего человечества он есть, но, возможно, только нам удалось к нему приблизиться. Несколько минут назад я заподозрил, что современный человек… ну, скажем, москвич – старается не думать о возможности смотреть реальному врагу в глаза. Всегда есть способы это обойти. Для того чтобы поднять цивилизованного человека на войну, нужен внутренний мотив. Знаешь, я думал об этом с некоторым высокомерием, словно сам я бывалый воин, не знающий страха. Чушь! Какой я воин? Я ученый. Для меня это не война, а исследование. Я ищу способ очистить мир от паразитов.
– Как нога? – снова спросила Мира. Голос у нее был необычайно мягкий и нежный.
– Болит, – признался я. – Но это мне нисколько не помешает решать поставленную задачу.
Она улыбнулась.
– Завтра же мы приступим к освоению новых видов оружия, – сказал я. – Надо поискать другие воинские части. Мы можем воспользоваться танками, катюшами, гранатометами… Тактика ведения боя с хронокерами нам более-менее ясна. Теперь, – я снова потряс ее тетрадью, – надо еще детальнее изучить поведение, повадки противника и подумать о стратегии. Быть может, есть какие-то здания, учреждения, которые они предпочитают остальным? Важно определить предмет их пристрастий, причины этого. Тогда мы сможем создать приманку, устроить где-нибудь за городом ловушку, завлечь туда всю колонию и накрыть одним взрывом. Я уверен, что…
Она не дала мне завершить фразу. Мира метнулась ко мне. Ее губы мгновенно накрыли мои. Обжигающий язык нарушил мое личное пространство и враз остановил поток мыслей.
Жизнь тут же разделилась на то, что было до этого момента, и то, что будет потом. Теперь можно! – вот единственная мысль, которая крутилась, как заевшая пластинка в мозгу.
Теперь можно!
Я ответил вспыхнувшей страстью, скользнул по шее, зарылся в волосы. Не упустить момент, ко всему прикоснуться… Ко всему…
Было не время искать ответ на вопросы, зачем мы это делаем и почему именно сейчас.
Я отбросил тетрадь, схватил Миру за плечи и содрал халат – сразу до пояса. На миг задержал взгляд на груди, на маленьких сосках, но Мира не дала себя рассмотреть. Сильные руки толкнули меня назад, я оказался поверженным на спину, а Мира вновь прильнула к моим губам и, не отрываясь, начала расстегивать на мне рубаху.
Я стал терзать на ней халат – туда-сюда, не понимая, что мешает поясок, пока она сама его не развязала.
Из глубины существа поднялась сила: теперь я – даже если бы пожелал – не смог бы ее обуздать. Спина Миры – теплая, женская, мускулистая – заскользила под руками, и я испытал почти отчаяние, что руки не могут срастись с нею.
