Андрей Уланов - День револьвера
— Она не ушла, — сказала Венга. — Справа.
«Справа» в данном случае означало «на берегу в сотне футов от нас» — именно это место выбрала костлявая гончая для вторичного появления. Монстр неторопливо сошел вниз, сел и, задрав к небу морду, коротко взвыл.
— Толстяк, — прошептал я, — ты ближе всех… карабин…
— Нет, — так же тихо вмешалась Лисса. — Только не это. Одной обычной пулей ты её не остановишь — но зато уж точно заставишь броситься.
— Она права, — подтвердила вампирка. — Меня учили. Костлявые гончие невероятно агрессивны и живучи.
— Тогда почему мы до сих пор живы?
— Патамушта её, ай, тоше кой-шему наушили.
Вглядевшись в тварь попристальнее, я решил, что гоблин может оказаться и прав. Гончая и впрямь выглядела не лучшим образом — уйма пятен темной и слипшейся от крови шерсти, полдюжины обломанных стрел в боках, да и правую переднюю лапу зверюга держала приподнятой, явно стараясь не опираться на неё лишний раз.
— Может, все-таки пальнуть в неё?
— Думаю, лучше доверить работу специалисту? — произнесла китаянка, без особой, однако, уверенности в голосе. — Венга?
— Я справлюсь, — вампирка уже извлекла оба клинка и сейчас быстро проглядывала лезвия по всей длине, от гарды до наконечника. — Если вы не помешаете.
— У тебя будет полная свобода действий, — торжественно поклялся я. — Лично позабочусь.
— Хорошо.
Венга поднялась, вытянула руки, скрестив клинки перед собой — и, обернувшись ко мне, неожиданно сказала:
— Принесу тебе её хвост.
— Ы? — в лучшем гоблинском стиле выдохнул я, глядя на уходящую вампирку. — А-а зачем?
— Пришьешь к шляпе.
Лисса произнесла эту фразу каким-то новым для меня тоном.
— Но…
— Кйепись, эй-парень, — перегнувшись через угли, гобл хлопнул меня по плечу, — шдается мне, это любофф на века.
— Да пошёл ты… — огрызнулся я, но Толстяк уже завел шарманку, и остановить его можно было разве что еще одним кактусом.
— Ы-ы-ы, ты только посмотри, как она идет в бой за тебя… или не идет.
Боя не получилось. Стоило вампирке пройти десяток шагов, как гончая вскочила и похромала прочь. При этом она не забывала подвывать, но теперь завывания звучали не угрожающе, а жалостно-тоскливо: и-и-и-голодная-я-несчастная-я-я-я.
Впрочем, едва Венга остановилась, как и тварь снова плюхнулась на зад.
— И теперь стрелять не будем? — спросил я.
— Нет, — Лисса встала и принялась отряхивать платье. — Мы не будем делать ничего. Раз она не бросилась, а убегает — значит, чувствует себя слабее. Просто уйдем от неё и все.
Мне бы очень хотелось поверить китаянке — ведь она, похоже, знала этих тварей еще до нашей встречи… знала больше, чем все остальные вместе взятые. Но внутренний голос упорно нашептывал, что это было бы слишком хорошо для нашего «везения».
И что сегодняшние неприятности только начались.
— Костлявые гончие, — напомнил я, — могут бежать по следу сутками.
— Бежать, — возразила Лисса, — а не хромать!
* * *— и-и-и-голодная-я-несчастная-я-я-я…
— Извини, что не дала тебе выстрелить, Кейн.
— Ты уже извинялась, — сказал я. — Пять раз…
— Я знаю. Но все равно — извини…
Костлявая гончая хромала за нами уже четвертый час — оглядываясь назад, я то и дело видел мелькающий среди зарослей серый вытянутый силуэт. И каждый раз — не дальше полумили, но и не ближе шести сотен ярдов. Безопасную для себя дистанцию тварь усвоила отлично и теперь старательно её выдерживала. Конечно, в нашем багаже по-прежнему ехало ружье охотника за бизонами, но первый выстрел я предпочел бы делать из чего-то более надежного.
За это время у нас выделились две точки зрения на происходящее. Лисса считала, что гончая всерьез намерена перегрызть нам глотки, но при этом опасается нападать на готовую к бою четверку. Гоблин же уверял, будто израненный и оголодавший монстр просто пытается завести себе нового хозяина, согласного подкинуть ему мосол-другой.
Лично я уже начинал подозревать, что тварь просто издевается над нами.
— и-и-и-голодная-я-несчастная-я-я-я…
— Ти, ну почему эта скотина не может найти себе другую дичь?!
— Патамучта другая здешняя дичь слишком проворна для неё, подруга. Чтобы поймать оленью мышь или антилопового суслика, одного умения злобно тявкать маловато будет. Да и вряд ли она сможет наесться мышами, гы-гы. Так шта по всему выходит — мы единственное доступное ей мясо на полсотни миль окрест.
— и-и-и-голодная-я-я… — подвыла Толстяку гончая.
Если бы у нас была магическая ловушка, подумал я… или динамит… хотя бы просто медвежий капкан! Наверняка ведь тварь готова сожрать любую приманку!
— Еще один раз, не больше, — процедила китаянка. — Если эта тикусё завоет еще раз, я пойду и бу-ккоросу… голыми лапами…
Гоблин приветствовал это заявление одобрительным ыгыканьем, а пегая лошадь, которую Лисса тащила за собой, — испуганным ржанием.
— Я могу попытаться её догнать, — сказала Венга.
— Мы уже обсуждали эту возможность, и ответ был «нет».
— и-и-и-несчастная-я-я-я…
— Тогда мы можем пожертвовать ей хромоножку. — Я кивнул на второй наш трофей, гордо вышагивающий за гоблином. — Может…
— Нет! — хором отозвались китаянка и Толстяк. Но если Лисса ограничилась отказом, то гоблин аж трясся от искреннего возмущения.
— Ума лишился, эй-парень?! Это же настоящий оркский боевой жеребец, а не какая-то унылая, — на самом деле гоблин выразился куда непристойнее, — вьючная кобыла. Хоть представляешь, сколько за него дают?
— А сколько дадут за наши обгрызенные кости, зеленый?
Мне и самому не очень-то нравилась идея расставаться с конем, но волочащаяся следом за нами тварь вызывала еще более неприятные ощущения.
— и-и-и-голодная-я-несчастная-я-я-я-вау-вау-вау…
— Мне кажется, или в этот раз ближе?
— Точно ближе, — кинув повод вампирке, Лисса вскочила на валун и, сняв черные очки, принялась разглядывать заросли. — Кейн… видишь её?
— Вижу.
Похоже, гончей тоже наскучило конвоировать нас, да еще развлекать бесплатными ариями по ходу процесса. Тварь сидела на пригорке, облизываясь, глядела в нашу сторону, и до неё было никак не больше трех сотен ярдов!
— У нас есть минута, чтобы выбрать лучшего стрелка, — прошептал я. — Добровольцы есть?
Лисса отрицательно мотнула головой. Гобл оскалился.
— Валяй, эй-парень. Глядишь, и в этот раз тебе повезет.
— Только бы не спугнуть.
Пригнувшись, я осторожно подошел к вьючной кобыле, отстегнул от седла чехол и, по-прежнему прячась за крупом, извлек на свет наш самый ценный — после Венги — трофей из вампирского каравана: английский пятизарядный карабин. Отличное оружие, сделанное мастером своего дела, — ореховая ложа, вороненая сталь и серебряная проволока узора, весь механизм подогнан словно часы.
— Целься в крестец, — подсказала из-за плеча вампирка. — При удачном попадании есть шанс обездвижить задние ноги.
— А голова?
— Прочная кость, сложная форма, маленький мозг.
— Ясно.
— И не забудь поправку на ветер, эй-парень, — добавил гоблин. — Два фута вправо.
Я едва не взвыл не хуже костлявой гончей. Ну почему?! Какого черта?! Разве стоило уезжать из дома в это клятое Пограничье лишь для того, чтобы вместо родителей меня обкладывали советами вампирка и гоблин?! У-у-у… спокойно, Кейн, спокойно. Вдох, выдох, плавно тянем-потянем спуск…
Гончая исчезла. На всякий случай я моргнул, но наваждение не пропало — только что серая туша была в прицеле, а сейчас её уже там нет. Зато колышущиеся не в такт ветерку заросли подсказывали: зверюга полным ходом несется прочь, не особо разбирая при этом дорогу.
— Удивительно, — сказала Лисса. — Это был самый бесшумный выстрел на моей памяти.
На миг я тоже засомневался в собственных ощущениях — и продернул затвор. Вылетевший патрон был целехоньким, и значит, мои уши были в полном порядке, а британцы пока еще не изобрели беззвучный порох.
— Я не выстрелил.
— Хочешь сказать, она испугалась одного лишь вида винтовки? Тогда еще извини, что не позволила…
— Она испугалась всадников, — перебила китаянку Венга и, вытянув палец, уточнила, — вон тех.
Сколько я ни щурился и ни заслонялся ладонью от солнца, ничего толкового увидеть в указанном направлении мне так и не удалось. Несколько черных точек, то появляющихся, то исчезающих в мареве, могли быть как всадниками, так и кактусами. Гоблин же воспользовался еще одним нашим трофеем — зрительной трубкой — и разглядел заметно больше моего.
— Что б меня пауки заклевали! — никогда не думал, что зеленошкурые умеют бледнеть, но сейчас Толстяк пытался проделать именно это. — Адские Сестрички. Теперь нам точно амба!
