Макс Мах - Кондотьер
— Что вы придете поздно.
— Мне показалось, что я обрубила хвосты.
— Так и есть, но, полагаю, я прав. Вы ведь не собираетесь домой?
— Еще нет.
— Не хотите поговорить с Генрихом Романовичем?
— Хочу. Но не сейчас.
— Наталья Викторовна…
— Я просила вас называть меня по имени.
— Так точно! Наташа. Так нормально?
— Представьте, что вы в Праге.
— Отлично. Наташа, в городе неспокойно. Петр Константинович формально все еще император…
— Я поняла ваш намек, Людвиг. Я вооружена и крайне осмотрительна.
— Ну, разве что…
— Не слышу в вашем голосе энтузиазма.
— Его там нет.
— Извините, Людвиг! И передайте, будьте любезны… Все-таки некоторые кошки продолжают гулять сами по себе. Ошейник раздражает и… натирает шею.
— Весьма образно! Могу я…
— Можете! — разрешила Натали, которой Людвиг нравился. И чем дальше, тем больше.
— Иван Константинович пригласил вас с Генрихом Романовичем на завтрак… К нему, видите ли, семья присоединилась.
— Семья?
— Княгиня Анастасия Романовна — супруга Ивана Константиновича и поручик Збаражский, Роман Иванович, их сын.
— Романовна? — переспросила Наталья, которую такое совпадение странным образом встревожило.
— Романовна, — подтвердил Людвиг. — Но я понял ваше недоумение, Наташа. Мой ответ: не знаю. Честное слово.
— Верю. Что ж… Передайте Генриху, я буду к завтраку.
— Удачи! — попрощался Людвиг.
— Спасибо! — Звучит странно, но она умела быть благодарной.
* * *Ночь выдалась ясная. Чистое небо, полная луна. И почти не холодно. Градусов семь — восемь, никак не меньше. Одним словом, хорошая ночь для неспешной прогулки по уснувшему городу. Но Новогрудок не спал. На Одъязной поливане, в новом городском центре, выстроенном в прошлом веке, жизнь, как и «в мирное время», не прекращалась даже ночью. Пока ехали по Варшавскому проспекту и Ковенской улице, Генрих насчитал полтора десятка одних только казино, а ведь там и других улиц полно, да и не одной игрой жив человек. В этой части города, количество трактиров, кофеен и чайных, ресторанов, выстроенных на западный манер, рюмочных и пабов, кафешантанов, ночных клубов и варьете превосходило всякое воображение.
«Парижск…» — слово было нехорошее, глумливое, но зато верно отражало состояние души Генриха. Оно конечно, Новогрудок столица империи, но надо же и чувство меры знать! В городе с населением едва в миллион человек…
«Зато по количеству питейных заведений мы впереди планеты всей!»
— Вроде бы, раньше скромнее жили. — Высказал свои мысли вслух, ни к кому, конкретно, не обращаясь.
— Это вы, князь, насчет Отъезжего поля? — обернулся с переднего сидения полковник Таубе. Он представлял при Генрихе Генеральный Штаб и уже третий день изображал из себя кого-то, вроде Вергилия.
— Да.
— Все меняется, господин генерал, — полковник был или законченным дураком, или на редкость талантливым мерзавцем. Во всяком случае, банальности у него походили на откровения, и Генрих начинал подозревать, что сукин сын просто издевается. — За последние лет десять Одъязная поливана действительно превратилась в вертеп…
— Договаривайте! — потребовал Генрих.
— Зато Слобидка стала куда интеллигентней, — прозрачные «чухонские» глаза смотрели на Генриха, словно бы вопрошая.
— В мое время там только притоны да кабаки были.
— А нынче — мастерские художников, галереи, букинистические магазины…
— А если выпить? — усмехнулся Генрих. Полковник, похоже, сообразил, что затянул игру и потихоньку сдавал назад, позволяя рассмотреть себя лучше.
— В кофейнях и чайных подают алкоголь.
— Вы ничего не сказали про музыку.
— На любой вкус, — самое любопытное, что Таубе говорил с ним сейчас на полном серьезе, как будто не городские новости обсуждал, а детали стратегического наступления озвучивал. — Классическую русскую лучше всего слушать в Псковском подворье, у них там настоятель в церкви Благовещенья — отец Андроник — из активистов, позволяет в свободное от служб время исполнение в соборе классической музыки. Вкус у старика отменный, но выступают большей частью хоры. Симфоническую музыку по пятницам и субботам можно послушать в Соборном зале Старой Думы. Зал там маленький, но акустика…
— Я помню, — прервал полковника Генрих. — За органной музыкой пошлете в Немецкий костёл, я прав?
— Да.
— Ну, а джаз или рок, где, Николай Конрадович, можно послушать в Новогрудке хороший джаз?
— У Черта.
— «Iš pragaro»? — удивился Генрих. — Вы хотите сказать, что Енс Янонис все еще жив?
— Енс? Это вы, наверное, отца Рохаса Янониса помните, или даже деда. Рохасу лет тридцать, я думаю. Но у него и джаз первоклассный, и рок можно послушать. Недавно группа из Дартфорда выступала, «Перекати-поле» называется… Весьма!
— А сегодня? Сейчас?
— Не могу знать! Не интересовался. Сами понимаете, князь, не до того было.
— Что ж, поехали, проверим! — предложил Генрих, но никаких иллюзий при этом по поводу присутствующих в машине людей не питал, его предложение — сродни приказу. Так что, не предложил, приказал.
— Есть! — Полковник снял с консоли трубку радиотелефона, пощелкал переключателем и начал отдавать приказы.
«Жалко Наталью с собой не взял! Посидели бы сейчас „У Черта“, выпили самогонки… Интересно, там все еще подают яблочную самогонку или вместе с джазом перешли на виски?» — Необязательные эти мысли помогали сохранять самообладание. Сдерживали рвущееся наружу нетерпение, охраняли от поспешных решений. Если не занимать голову ерундой, можно сойти с ума. Но одно верно, зря он отпустил Наталью — с ней ему всегда находилось, о чем подумать, — но и не отпустить не мог. Наталья не пленница, не вещь, не служанка. Захотела провести вечер без него, ее право. Она, впрочем, и не спрашивала. В лучшем случае, ставила в известность. И от охраны отказалась.
— Генрих, ты за кого меня принимаешь? Это же я твою спину стерегла, разве нет?
И ничего не возразишь. Права.
— Поедем по набережной до Нового моста, потом по Лидскому шоссе и по кругу через Сенной Двор в Слобидку. По прямой не проедем, на всех главных магистралях войска и бронетехника… — прозвучало так, словно Таубе извиняется, но его вины в нынешнем бардаке не было. Если кто и виноват, то сам Генрих. Да, и он, по чести сказать, всего лишь случайный соучастник. «Течением к берегу прибило», только и всего.
Кортеж развернулся и попер через Паневежис к Броду. Промчались по сонным улицам, распугивая клаксонами припозднившихся обывателей, вылетели к реке и здесь притормозили, соблюдая деликатность. Во-первых, набережная Немана — историческое место, а, во-вторых, проезжая часть резко сузилась, когда вдоль особняков и дворцов встали бесконечной чередой трехосные армейские грузовики, броневики, полевые кухни, автобусы в камуфляжной раскраске и колесные танки. Впрочем, чудь дальше, на площади перед мостом Петра Анафемы Генрих увидел уже настоящие танки. Сорокатонные штурмовые Вепри Т-9М.
«Что ж, символично!» — отметил Генрих, охватив взглядом панораму: площадь с бронзовым Петром и танками, старинный мост, а за рекой — там, куда направлены стволы стодесятимиллиметровых орудий — замковый холм и Черемный замок о восьми башнях.
«Жизнь удалась, Петр Ефимович, сам видишь…»
Петр короновался в Великие князья три раза. Два раза был свергнут своими же братьями, а в третий раз — проклят митрополитом Акинфием, за что отчасти и получил прозвище «Анафема». Но уроки прошлого выучил на «ять». Подозревая — и не напрасно — что третьего свержения не переживет, Петр устроил в Великом княжестве форменную резню, устранив в течение считанных недель всех основных конкурентов на власть, старинных недругов и открытых недоброжелателей. Времена были жестокие, нравы простые. Кого не зарезали в постели и не отравили, тем рубили головы. Досталось тогда, к слову сказать, и князьям Степняк-Казареевым, Кузьме Емельяновичу, убиенному во время застолья во Владимире, Андрею Кузьмичу, обезглавленному в Ростове, и Марии Емельяновне — родной жене Анафемы, хоть и второй по счету. Ее после развода, так и не признанного, к слову сказать, церковью, заперли в дальний монастырь, где она по словам летописца, «и зачахла от огорчения». Насмерть зачахла, так что лицо синим от удушья стало. Таков был в жизни Петр Ефимович Анафема, но бронзовый памятник ему поставили не за это.
Петр перевел столицу из Рязани в Новогрудок, твердо заявив права Русского государства на западные земли. Прижал к ногтю чрезмерно возомнивший о себе Новгород, не только взяв его штурмом и «зело разорив», но и унизил, основав в устье Невы город своего имени. В конечном же счете, именно Петр Ефимович первым короновался на царство, а в конце жизни — пусть и не долго — успел побывать королем Польши. Так что Петр I два раза подряд, и Петр III в качестве Великого князя России и Литвы…
