Николай Берг - Мы из Кронштадта. Подотдел коммунхоза по очистке от бродячих морфов
– Вполне. Если бы Москва была единственным источником заразы, не возникло бы сразу трех точно идентифицированных очагов в США. А они возникли. Причем не так чтоб одномоментно с московским. Однако за имевшийся отрезок времени физически невозможно инфицированным пациентам успеть добраться из Москвы в Америку. То есть до анализа событий казалось, что все из Москвы разлетелось по миру. После анализа это уже не подтверждается.
– Имеете в виду, что даже с учетом возможных экстравагантных случайностей? – покашляв тихонько, спрашивает дама-терапевт.
– Да. Очевидно, что эскапада с взрывом и террористами была экстравагантной операцией прикрытия. Дьявольская такая шуточка. Чтобы было о чем потом сказки складывать.
– И кино снимать.
– Насчет кино, думаю, мы еще не скоро увидим новые фильмы.
– Невелика потеря.
– Коллеги, давайте не будем отвлекаться на посторонние вещи. Валентина Ивановна, откуда такая информация?
– Этому есть данные, – очень тихо говорит востроглазый, но неприметный лейтенантик.
– Гм… Ну тут не совсем моя область, – говорит Валентина Ивановна, бросив взгляд на лейтенантика.
– Ой ли?
– Ну можно сказать, что именно такой вопрос нашим коллегам задали некие грубые военные люди, я бы сказала, профессионально любопытные, когда человек, работавший в той самой лаборатории, сумел добраться до их базы. Лаборатория, откуда и вылетел известный всем вирус, принадлежала частному лицу, некоему Бурко. Сотрудник его лаборатории изложил свою версию по прибытии в крупный анклав на базе армейского учебного полигона под Москвой. Коллегам пришлось ударно поработать, потому что тогда выходило, что в катастрофе виноваты «зеленые» террористы и сотрудники лаборатории, по причине корпоративного мышления не придавшие огласке чудовищную информацию.
– Его расстреляли? Этого человека от Бурко?
– Нет. Наоборот, отправили группу для доставки вирусного исходного материала в…
– В лабораторию, где из исходного материала смогут получить вакцину, – опять очень тихо говорит лейтенантик.
Замечаю, что сидящий поодаль мичман Алик на лейтенанта посматривает то ли с уважением, то ли еще с каким чувством.
– Собственно, хозяева лаборатории потом замели следы и зачистили все, физически ликвидировав сотрудников из малоценных и просто взорвав здание, в котором была лаборатория. Концы в воду. Разные варианты развития событий проверяли ведь не только наши коллеги. И очень серьезно проверяли.
– Жаль, что не расстреляли, – с сожалением говорит анестезиолог.
Меня это несколько удивляет. Мне казалось, что этот мужик – добрейшей души человек. Но я вижу, что тут он не шутит: доведись ему встретиться с этим субъектом, он бы его пристрелил без соплей.
Кабанова, минутку помолчав, смотрит на главврача. Потом неторопливо говорит:
– Этому человеку удалось уволочь из лаборатории главное – весь исходный материал вируса. Если удастся, то, возможно у нас будет вакцина.
– Невелика радость. Даже если удастся получить вакцину – а все тут присутствующие знают, что это весьма непростая задача, – так вот, даже если удастся ее изготовить, ну и что? Что эта вакцина даст? – спрашивает импозантная рентгенолог.
– То, что любой укус зомби перестанет быть смертельным, – отвечает Кабанова.
– Невелик прибыток, если честно.
– Тем не менее лучше чем ничего. Тем более в свете размышлений о внешнем управлении гоаулдами или как там их…
– Валентина Ивановна, а какой смысл-то был в этом массакре?[42] Зачем, собственно, было выбивать большую часть человечества? – лезу я в разговор, который опять начинает приобретать ненужный теософско-глобальный характер. Мне это совершенно неинтересно, просто жаль времени, потому как я в человеческий разум никогда не верил и не верю. Мне всегда было смешно, когда с высокомерным презрением говорят, например, о тупых леммингах, которые сдуру идут топиться в море целыми кучами. Учитывая, что только за двадцатый век человечество закатило две мировые войны и не меньше двухсот войнушек поменьше, ухитрилось распространить волной разнообразнейшую наркоту и много еще в чем человеконенавистническом преуспеть, поведение леммингов выглядит уже не таким идиотским в сравнении с человеческим.
– Смысл был прост. Его сформулировал еще коллектив авторов, известный под именами Гай, Юлий и Цезарь, – отвечает за Валентину главврачиха.
– Да, «лучше быть первым в деревне, чем вторым в Риме», – поддерживает свою подругу Валентина.
– То есть как торжество мальтусианства? Меньше народу – больше кислороду? Я как-то не пойму причины. Не уловил соли.
– Да все очень просто, проще некуда. Имелся амбициозный олигарх по фамилии Бурко. Но не так чтоб известный. Не знаю даже, был ли он в списках Форбса. Имелось такое же амбициозное окружение олигарха. Попалось в руки этому… э-э-э… человеку… но лучше скажу индивидууму такое мощное оружие. И он одним махом стал первым в деревне. А Рима не стало, если говорить образно. В конце концов, если бы не стало известно о его делишках, у бравого олигарха были все шансы стать, например, царем, великим князем или еще кем-либо, основателем монархической династии. Императором, Спасителем Человечества. Кстати, в его анклаве, по ряду данных, была развернута мощная вирусологическая лаборатория, вполне могли бы не торопясь разработать вакцину. Точно вошел бы в историю человечества. Согласитесь, и за меньшее люди готовы похоронить половину окружающих.
– Насчет списков Форбса. Серьезные люди как раз предпочитают там не светиться. Это для парвеню[43] лестно, а толстые дяди этим не грешат, к слову, – хмыкает тощий хирург.
– Это не суть важно. У олигарха были зачищены хвосты, собрана весьма серьезная военная сила, главное – он всемерно подготовился к Беде, потому перспективы у него были радужные. Если кто и был в полном объеме готов к катастрофе, так это он и его анклав. Для подчиненных он стал почти богом. Те, кто принял участие в разработке смерти цивилизации, либо были ликвидированы, либо относились к организаторам и инициаторам плана. Потому основная масса сотрудников вообще ни о чем понятия не имеет.
– Но оказалось, что достаточно одного человека, чтоб блистательно разработанные планы осыпались? Вы сказали, что олигарх – был?
– Да. Он был. Неизвестные снайперы. Знаете, бывает так, раз – и откуда-то стрельнули. – Валентина Ивановна обводит нас ясным безмятежным взором.
– Как вы понимаете, у нас нет никакой информации о происшедшем, – все так же тихо говорит лейтенантик, обводя всех ясным незамутненным взором. – В данном случае возможны самые разные толкования – от внутрианклавных разборок и драки за власть до террористического акта, например Аль-Каиды.
– И что с его анклавом?
– Близкие лица выбиты вместе с ним. Насколько известно, там делят власть, а соседи постараются, чтоб в этом мощном анклаве власть делили изо всех сил. Сил у анклава много.
– С применением авиации и тяжелого вооружения? – иронично спрашивает анестезиолог.
– Вы поняли, – кивает Валентина.
– Искренне желаю им многолетнего дележа, – хмуро улыбается в ответ анестез.
Сидим немного пришибленные. Ларчик открылся просто. От этого становится еще более жутко. Нет, что-то такое и предполагалось, но окажись, что заразу принес инопланетный корабль или еще что… Точно было бы легче. А так сразу лезут в голову мысли, что человечество мало отличается от крысятника, да еще, пожалуй, зря я на крыс наговариваю. Крысы никогда не вели мировых войн, хотя… Хотя вообще-то здесь я неправ. Еще как вели, и крыса с гордым именем раттус норвегикус[44] победоносно вышибла конкурентов из всех мест, куда явилась. Те же черные крысы, считай, бесследно исчезли после нашествия пасюков. Да, крысы – они почти как люди.
Валентина дополнительно рассказывает, одновременно показывая фото в здоровенных гроссбухах, что новенького удалось выяснить о поведенческих реакциях морфов, привычках и нюансах физиологии.
Окружающим это интересно, мне – не очень. Во-первых, связь с лабораторией у нас тесная, и мы всю информацию получаем из первых рук, как и положено боевым группам; во-вторых, между собой команды тоже общаются. Ну и наконец, мы же часть этой информации и поставляем…
– Чемпионат Рэнингураду по инемури, – утвердительно заявляет Ильяс, окинув взором самозабвенно дрыхнущих молокососов нашей ягдкоманды.
Присаживаемся рядом. Сладко спящие в теньке своим видом навевают дремоту. Но как-то нам, как старшим и опытным, не к лицу вроде заваливаться рядом с салабонами. Придется сидеть, бодрствовать. Только по этой причине спрашиваю Ильяса о смысле сказанного. Он сладко зевает и не торопясь поясняет, что так называется Ленинград по-японски, не умеют японцы произносить букву «Л». Именно потому американцы во время войны с япами все время употребляли один и тот же пароль и отзыв: «Лоллипоп и луллаби». Даже зная пароль, японцы физически не смогли бы его произнести. И санитаров амеры звали не так, как могли выговорить япы. В начале-то много санитаров обманом так япы кончили. Тогда санитаров стали звать возгласом: «Таллула!» – Актриса такая была тогда, симпатичная. Инемури – это сугубо японское искусство вздремнуть где угодно и когда угодно: в лифте, на остановке, в метро и даже на совещании.
