Олег Верещагин - Не время для одиночек
— Кто такие? — пробормотал Колька.
— Ты не понял? — хмыкнул Славка. — Ну ты… Это ж всё, что осталось от "Детей Урагана"!
— Что… — Колька всмотрелся. — А ведь правдаааа…
— Я это дело оцениваю так, — медленно сказал Славка. — Вещи, транспорт, может, и оружие — они где-то оставили или просто утопили. Теперь явятся на аэродром, там их ждёт какой-нибудь вертолёт и снаряжение для прыжков. И через час они будут километров за полтораста отсюда где-нибудь в лесу. Ну а там… Да уж. Уходят.
— Вот ведь… — процедил Колька. — Смотри, правда уходят…
— Где же наши-то? — спросил Славка, доставая "байкал".
— Нету, сам видишь, — Колька уже держал наготове "парабеллум". — Ну что?
— Уйти-то им дать нельзя, — Славка вздохнул. — Пирог, похоже, накрылся…
— Стой-стой, я пирога хочу, — Колька перевёл дух. — Вот что. Попробуем… — он секунду молчал и вдруг крикнул — Славка вздрогнул: — D'tung! Strecken Sie Gewehr! Sie sind umgeben! FЭr d'Ungehorsam — d'Tod an Ort und Stelle! (1.)
1. Внимание! Бросайте оружие! Вы окружены! За неподчинение — смерть на месте! (немецк.) (Колька пытается убедить врага, что тот имеет дело с засадой Чёрных Гусар)
Компания мгновенно рассыпалась — за кусты, за остановку, кто куда. И в ответ послышался насмешливый голос Степана:
— Ветерок, родной ты мой! Это ж прямо невероятная удача! Обидно было бы напоследок с тобой не повидаться! Я так переживал, как вы за мной на мотоцикле летите — боялся, свернёшь шейку, лишишь меня этого удовольствия! Эх, жаль, времени нет, прикончить тебя со всем удовольствием… а ну-ка, мальчики — кончай их, поскорей, вылет скоро!
— Ты был прав, — заметил Колька и засмеялся.
— Водим? — с улыбкой спросил Славка.
— Водим! — согласился Колька, вскакивая…
…Это были дикие пятнашки со смертью. Каждая выигранная секунда играла на руку Кольке и Славке — и в то же время уменьшала конкретно их шансы. Парк наполнился грохотом выстрелов — шла охота, кольцо постепенно сжималось, оба парня выворачивались, стреляя в ответ время от времени и даже не особо стараясь попасть.
— Коль, я всё! — крикнул Славка. С его стороны грохнул последний выстрел, перед кустами, за которыми он залёг, мелькнули двое "Детей Урагана". Колька перекатился ближе, выдернул из руки убитого врага "байкал", стреляя из двух пистолетов, срубил обоих подбиравшихся к Славке, прыгнул через кусты и кинул Муромцеву трофей:
— Держи… Ах, чёрт, как лупят… Я четверых свалил точно.
— Я тоже… — Славка прислушивался. — Похоже, и правда всё?
— Ветерок, бросай оружие и выходи! — снова закричал Степан. — А твой подельник пусть убирается! Если выйдешь — его не тронем, слово!
— Уходи, — предложил Колька. Славка засмеялся и показал большой палец:
— Во шутка. Но, похоже, они нас окружили… Хоть бы трамвай прошёл, что ли?
— Ветерок… — снова начал Степан, но его голос перекрыл лязгающий рёв мегафона:
— Всем бросить оружие! Вы окружены! Считаем до трёх! По счёту "три" все, кто не стоит в рост без оружия с поднятыми руками — будет убит! Раз!
Над кустами стали тут и там подниматься фигуры с высоко поднятыми руками — неожиданность развязки ошеломила "Детей Урагана".
— Хохмочки, — Славка перевёл дух так бурно, что на кусте задрожали листья. Колька, не поднимаясь, крикнул:
— Тут Муромцев и Стрелков!
— Знаем! — отозвался тот же голос. Вокруг стали появляться люди — полицейские с автоматами, полдесятка дружинники Муромцевых и с десяток каких-то людей с самым разным оружием — видимо, жильцы ближних домов. — Вставайте, ребята, всё в порядке. Оружие можете не бросать.
— Хохмочки, — повторил Славка, поднимаясь. Колька тоже встал на ноги. "Детей Урагана" снова укладывали наземь — но уже лицами вниз и руки за спину, обыскивали и вертели. Степан всё ещё стоял на площадке, и поднятые его руки то сжимались в кулаки, то разжимались. Его трясло и корёжило от ярости.
— Виселица, Стёпа, — сказал Колька, помахав ему рукой. — Виселица.
— Значит, ещё не пришло наше время, — прохрипел Степан. 17-й шёл мимо, несколько пассажиров с изумлением смотрели на открывшуюся их глазам картину.
— И не придёт, — ответил Славка брезгливо.
— Ненавижу! — вдруг вскрикнул Степан отчаянно и метнулся к вагону… но руки его так и не дотянулись до поручней — правая нога подломилась, и Прокудин упал в траву, с воем сжимая колено.
— Не, так ты от петли не убежишь, — Колька картинно дунул в ствол пистолета. — Виселица, Степан. Виселица.
Ответом ему был полный злобы и боли бессильный вой.
* * *Пирог — лимонный — оказался замечательно вкусным, и Колька с трудом удержался от того, чтобы объесться. Немного помогло воздержанию то, что Элли сердито посматривала на него, как бы намекая, что она может готовить не хуже, нечего уж так налегать. Видимо, так же в знак протеста она по окончании пирогопоедания осталась в комнате — о чём-то говорила с сестрой Славки — а юноши вышли на заднее крыльцо, откуда открывался вид на небольшой парк и склоны Голодного.
Они довольно долго ни о чём не разговаривали, просто стоя рядом с широкими каменными перилами и опираясь на них широко расставленными руками. Потом Славка негромко сказал:
— Сегодня мне было очень обидно. Вполне нелепая могла выйти смерть. Я только об этом и думал: столько всего пройти, окончить Лицей, получить назначение в Космос — и погибнуть от пули бандита за какие-то дни до исполнения мечты…
— Тогда почему ты остался? — вопрос был грубым по смыслу и прозвучал грубо, но Славка не обиделся. Он легко вскочил на перила и, устраиваясь удобней, пояснил:
— Это очень просто, и дело даже не в нашей дружбе. Бегать от стычек с прошлым можно лишь в том случае, если у тебя есть нечто более важное, чем стычка. А таких вещей мало.
— От стычек с прошлым? — не понял Колька, тоже усаживаясь на перила.
— Конечно, — пожал плечами Славка. — Это прошлое и есть. "Дети Урагана", Степан этот твой, Савостьев, прочие… Только не славное и великое, а… в общем, прошлое. Которое очень старается если не задержаться в настоящем, то хотя бы немного испоганить его. Моя прямая обязанность — не давать этого сделать. Понимаешь, Коль — обязанность. Личная.
— Я об этом не думал, — признался Колька. Муромцев кивнул, потом сказал задумчиво:
— Ботинки на два размера больше, — Колька непонимающе, молча-вопросительно, посмотрел на него. Муромцев усмехнулся, сбил наземь с перил два золотистых листика: — Вообще-то это не то, чтобы запрещено рассказывать, но… короче, нам говорили: "На ваше усмотрение." И, по-моему, тебе не просто можно — тебе нужно это рассказать, вот моё усмотрение…
— Ты о чём? — почти сердито спросил Колька.
— У нас каждый год были… ну, скажем так, испытания. Как правило — по месяцу. Никто не знал, когда они начнутся и какими они будут. Страшней всего было первый раз, когда мне было шесть лет и я думал, всерьёз думал, без одобренного и принятого внушения, что это происходит на самом деле… Да, ну так вот. Мне было двенадцать лет, когда меня арестовали за многократные побеги из дома и отправили в спецшколу. Фактически — детскую тюрьму… — Колька даже рот приоткрыл от неожиданности такого заявления, только потом понял, о чём идёт речь. — Ботинки на два размера больше, — повторил Славка с усмешкой. — Понимаешь, их всем выдавали на два размера больше. Не потому, что они были одного размера, не имелось, скажем так, выбора — именно что всем больше его собственного размера на два. Эти ботинки меня доводили, Коль. До мути в глазах. В них ничего было нельзя нормально делать. Даже ходить было тяжело, они за полчаса сбивали ноги до кровавых ран. И их нельзя было снимать, только на ночь, ну или там — под душем. Они меня бесили больше всего остального, хотя там было очень мало приятного, Коль… бесили бессмысленностью… — Колька внимательно слушал. — И я только потом понял, что в этом был смысл. В сущности, в этом смысле — весь смысл Века Безумия. Чтобы ребёнок в руках у чужих взрослых изначально чувствовал себя раздавленным, неуклюжим, беспомощным и смешным. Куклой, игрушкой, у которой нет своей воли и которая обязана подчиняться любой гадости или глупости, у которой не осталось никаких ниточек связи с нормальной жизнью… (1.) — Славка неожиданно усмехнулся совсем по-детски шаловливо. — Когда кончился курс, то мы на построении стояли босиком. Потому что первое, что сделали — утопили ботинки в речке. Нам досталось, их делали по спецзаказу, по старым образцам, потому что в нашем мире такие орудия пытки вряд ли сможет сотворить самый маньячный сапожник-неудачник.
— Утопили? — ухмыльнулся Колька. Славка кивнул удовлетворённо:
— Можно сказать — не сговариваясь. И я, может быть, тогда понял ещё, что такое — вот это прошлое. Сегодня оно хотело нас убить.
