Роман Глушков - Лёд и алмаз
И помнил не только я. Заслышав окрик, Жорик сначала, как и все мы, оторопел. Но затем встрепенулся и трижды подпрыгнул, будто хотел прямо отсюда заглянуть за постамент — естественно, безрезультатно, — после чего, не смутившись, расплылся в радостной улыбке и прокричал в ответ:
— Арабеска! Блин! Живая! Привет! Какой такой разнос башки, ты чего?! Эй, это же мы! Хватит прятаться, иди сюда!
— Заткнись и стой смирно, кем бы ты ни был, хрен собачий! — Арабеска, а голос и впрямь принадлежал ей, однако, не спешила бросаться нам навстречу с распахнутыми объятьями. Было у неё действительно оружие, или она блефовала, неизвестно. Но проверять это, пока питерка не питала к нам дружелюбия, я бы поостерёгся. — А ну быстро отвечайте, кто вы такие на самом деле! Или кто ты такой! Знаю я вас, «жжёных» мнемотехников! Вам и дюжиной человек за раз прикинуться легко, не то что тремя!
— О’кей, о’кей! Стоим и не дёргаемся! — откликнулся в свою очередь я, смекнув, в чём дело. — Ты, Динара, главное, не волнуйся! Биомехи с площади ушли. Они уже примерно в километре отсюда. Сейчас здесь, кроме тебя и нас, никого нет!
— Ага! Значит, и второй аватар у вас говорящий! — вновь послышалось из-за пьедестала. — Только зря стараетесь, гниды: я сама — «жжёная» и не первый год в Зоне, так что мне так просто мозги не запудрите!
Чёрный Джордж открыл было рот, дабы вновь что-то прокричать Арабеске, но передумал и вместо неё обратился ко мне:
— Да что с ней такое, Геннадий Валерьич? Неужели Динара действительно нас не узнает? Но почему? Ей что, как и мне, тоже мозги прочистили? Или это не она? Но голос-то похож!
— Разумеется, похож! И как ему не быть похожим, раз это — Арабеска. Она, она — могу поклясться, — утешил я напарника. — А болезнь её называется типичной сталкерской паранойей. И неудивительно, что после тутошней резни у твоей подруги случилось тяжёлое обострение. К тому же вряд ли ей сообщили о нашем побеге, вот она и уверена, что мы — привидения.
— Привидения? — не дошло до простофили.
— В смысле: ментальные аватары, проецируемые ей в мозг неким очень сильным мнемотехником, — уточнил я. — Таким, какой может влезть в твою память, выудить оттуда образ кого-то из друзей или родных и «нацепить» его на себя. В реальности, конечно, ничего подобного не произойдёт, и мнемотехник останется самим собой. Но ты — субъект, на которого он воздействует, — будешь видеть его таким, каким он захочет. Хоть грудным младенцем, хоть сексапильной красоткой, хоть дряхлым старцем.
— И как нам теперь её вылечить? Или это уже не лечится? — Чёрный Джордж, возликовавший было от того, что Динара нашлась, снова пригорюнился.
— Проблема в том, дружище, — ответил я, — что Арабеска убеждена, будто меня и тебя здесь нет, а наши образы лишь взяты у неё из памяти. То есть всё, что она о нас знает, знаем и мы. И это очень плохо. Потому что, какой бы проверочный вопрос она ни задала, мы всегда ответим на него совершенно правильно и во всех подробностях. И как теперь убедить её в обратном, лично я ума не приложу. А убеждать её надо, и поскорее. Но чем?… Разве только наука нам поможет.
— На меня не смотрите! Я — биохимик, а не психиатр! — поспешил уйти от ответственности Зелёный Шприц. И, покосившись на Жорика, самокритично добавил: — Если надо, я могу превратить человека в психа, но делать из психа человека, извините, не обучен.
— Эй! О чём это вы там шепчетесь?! — не выдержала Динара, явно учуяв с нашей стороны какую-то каверзу. — Или пытаетесь так убедить меня, что вы — настоящие? Дешёвый трюк, господа аватары — косить под реализм!… И, кстати, кто этот третий, с мини-компом на башке? Из какой помойки у меня в голове вы его выкопали? Хоть убейте, не помню, чья это отвратительная рожа!
— Сегодня ночью мы сбежали от «Светоча», Динара! — Не придумав ничего лучше, я решил выложить психопатке всю правду. — А этот тип с миникомпом — доктор из Центра, который помог нам разыскать тебя в Новосибирске!
— Конечно! Заливай больше! — Как и ожидалось, Арабеска не поверила мне ни на грош. — И ты — Алмазный Мангуст! — настолько доверяешь своему заложнику, что не отобрал у него мини-комп и без опаски поворачиваешься к нему спиной?… Да в жизни не слышала я более тухлой легенды! Не спорю: мнемотехник ты хороший, но вот лжец из тебя, как из протоиерея — астрофизик!
— Ну, не знаю! — Я развёл руками. — Раз наша история кажется тебе враньём, значит, сама скажи, что мы должны сделать, чтобы ты нам поверила!
— Есть только один способ проверить, настоящие вы люди или призраки, — не замешкалась с подсказкой Динара, но тон её голоса мне откровенно не понравился. — Стойте смирно: сейчас я всажу в каждого из вас по совершенно реальной пуле, и если вы при этом не умрёте, вам же хуже!
— А если умрём?! — воскликнул Жорик, аж присев от столь безапелляционного заявления.
— Тогда выйдет, что вы были правы, а я заблуждалась, — как ни в чём не бывало подытожила Арабеска. — Впрочем, готова поспорить: права здесь я, а вы — всего лишь ментальные аватары. Сами посудите: ну откуда вам вдруг здесь взяться? Да ещё вдвоем, без охраны и в компании с каким-то придурком, который похож на сталкера ещё меньше, чем моя бабушка? Это же полный бред! А раз бред, стало быть, и разговаривать мне с вами больше не о чем!
Будь я проклят, если эта чокнутая стерва шутила! И ведь в логике ей опять же не откажешь! Разве я на её месте вёл бы себя иначе? Какое там! Вообще не стал бы разговаривать с теми, в чьей принадлежности к реальному миру у меня возникли бы сомнения, — я ж не псих в конце концов!
Самое время было хватать Чёрного Джорджа за шкирку и падать с ним за какой-нибудь обломок, ну а Тиберию уж как повезёт… Однако и этот приказ моего инстинкта самосохранения был мной в итоге проигнорирован. Потому что пока я принимал решение спасать себя и Жорика, он вдруг набрал в грудь воздуха, после чего громко и выразительно продекламировал:
— Любить тебя поклянусь я вечно!
И даже во время твоего отсутствия
Я вижу образ твой почти безупречный,
Как будто ты всё ещё здесь присутствуешь!…
Поверьте, я нисколько не шучу и не приукрашиваю: это действительно были самые настоящие стихи. И прозвучали они из уст напарника столь внезапно, что вместо крика: «Ложись!», которым я собирался сопроводить спасение Дюймового, я издал лишь короткое нервное хрюканье. А вы бы не поперхнулись от неожиданности, когда ваш — прости меня, Жорик, за столь обидное сравнение — шкаф или холодильник взялся бы ни с того ни с сего читать вам вслух Пушкина или Байрона?
А между тем наш недотёпа-поэт вовсе не думал останавливаться на достигнутом:
— …Любить тебя поклянусь я страстно!
И если нам больше не дадут быть друг с другом,
Я стану для чистильщиков очень опасным!
Поубиваю всех гадов, какие подвернутся под руку!…
Нет, конечно, это были не Пушкин и не Байрон. Далеко не Пушкин и не Байрон. Но поставьте сейчас любого из них на место Дюймового, вряд ли их отточенные рифмы и безупречный поэтический слог сумели бы произвести тот же эффект, какой произвели на меня неказистые, но предельно искренние Жориковы вирши. Свистунов и вовсе глядел на него, будто тот бесповоротно спятил вслед за своей пассией. Хотя, почему «будто»? Чёрный Джордж и впрямь спятил от любви, что помимо его внезапного лирического порыва выдавал также лихорадочный блеск его глаз.
— …Любить тебя поклянусь я отчаянно!
И пусть мы с тобою томимся в темнице,
Куда я, ты и Геннадий Валерьич попали чисто случайно,
Ты до сих пор не перестаёшь мне сниться…
Говоря начистоту, Геннадий Валерьич в лирику Дюймового вписывался не больше, чем Клеопатра — в «Слово о полку Игореве». Но таков уж Жорик был педант: даже объясняясь Динаре в любви, он не мог отступить от канонов исторической достоверности. И когда только он успел насочинять всё это, ведь слагать стихи экспромтом, даже такие примитивные, он вряд ли был способен. А в зомбированном состоянии, в каком этот неумелый рифмоплет пребывал последние три недели, он и подавно не нашёл бы общий язык с музами.
Романтики верят, что истинная любовь способна пройти через все испытания и сокрушить любые преграды. Последние остатки романтического флера с моих глаз сорвала Зона, и сегодня я уже смотрел на жизнь незамутнёнными глазами битого ею циника. И всё-таки приятно видеть, что даже в этих жестоких краях порой происходят прекрасные и совершенно неуместные здесь вещи.
И явил нам Дюймовый новое чудо, и было оно столь же невероятным, как предыдущее… Мыслимое ли дело: второе чудо за полдня! И как, скажите, после такого парада чудес не уверовать в святость этого уникального парня?
— Джорджик! — вскричала Динара, едва отзвучало третье четверостишие. То, что она дослушала до него, не выпустив в нас ни одной пули, свидетельствовало: на Арабеску поэзия Чёрного Джорджа также произвела неизгладимое впечатление. — Джорджик, чёрт тебя побери, неужто это и вправду ты?! Но как такое возможно?!
