Роман Злотников - Руигат. Рождение
– Кто… – начал он, но тут русский тряхнул головой и сделал шаг к лежащему киольцу.
– Эй, парень, – тихо позвал он, – вишь, какое дело… Еще б надо.
– Ш-ш-што? – прошелестел Ликоэль.
– Пробежать надо. Еще чутка.
– Н-не мо-у… – выдохнул мастер.
– Надо. Для проекта, надо.
Ликоэль не ответил, но спустя несколько мгновений зашевелился и, едва не завалившись на бок из-за перекосившегося при падении ранца, начал неуклюже, на дрожащих руках и ногах, подниматься.
– От так, – приговаривал русский, помогая ему, – от и ладно. Занудаку пойдем.
Ликоэль не отвечал – просто сил не было. Наконец они поднялись. Мастер постоял на подгибающихся ногах, а затем качнулся вперед и сделал шаг, другой…
– От так! – Иван расплылся в улыбке. – Здорово! Занудаку[25] и батьку бить легче. Давай, родной, давай. Ты ж, комсомолец, ну, в душе, а не шелупонь какая буржуазная. Я ж вижу…
* * *В себя Ликоэль пришел уже в той комнате, которую занимал в иуэле Беноля. Было темно. Он некоторое время лежал, ни о чем не думая и ничего не вспоминая, молча глядел в потолок и не понимал, почему ему так здорово от того, что он просто лежит и не двигается. «Интересно – мышцы не болят, кости не ломит», – подумал мастер, осторожно сев на ложе, и вдруг удивился тому, что отсутствие боли вызывает у него удивление. А затем вспомнил. Всё…
К завтраку Ликоэль вышел, кипя возмущением. Нет, Беноль, конечно, – великий ум Киолы, и его доля Общественной благодарности не идет ни в какое сравнение с тем, на что может рассчитывать сам Ликоэль, но так поступать с полноправным Деятельным Разумным – недопустимо!
Однако выразить свое возмущение хотя бы ассистентам ученого не удалось, потому что в это утро завтрак состоялся не там, где обычно, а на два уровня ниже, в большом зале, расположенном, похоже, у самого ядра сервисио иуэлы. Причем столы были накрыты не на пару-тройку трапезничающих (время от времени за завтраком к Ликоэлю присоединялся кто-нибудь из ассистентов), а на двадцать с лишним человек. И к моменту прибытия Ликоэля половина мест за столами уже были заняты. Так что высказывать свой протест в присутствии посторонних Ликоэль не рискнул – это было бы невежливо. Тем более что на личное присутствие Беноля он не рассчитывал, а ругаться с теми четырьмя его ассистентами, с которыми он за это время познакомился, в окружении остальных (в том, что все сидящие за столами тоже были ассистентами ученого, мастер не сомневался – ну кем еще могли быть присутствующие здесь люди?) было как-то неэтично. Да и четверо знакомцев к завтраку еще не вышли…
– Эй, ты тоже жертва этого проходимца?
Ликоэль, только присевший за стол, скосил глаза влево, откуда донесся голос. Рядом с ним с крайне недовольным видом стоял высокий стройный парень с длинными вьющимися волосами. Ликоэль окинул его настороженным взглядом. Он никогда с ним не встречался, совершенно точно, почему же этот незнакомец обратился именно к нему?
– Прости, – осторожно сказал мастер, – я не понимаю, о чем ты.
– О нашем хозяине, Алом Беноле, конечно! – воскликнул длинноволосый, усаживаясь рядом с Ликоэлем и придвигая к себе тарелки с едой. – Он просто спятил! Так издеваться над людьми! И еще прикрывается какими-то экспериментами. Нет и не может быть никаких экспериментов, так нагло и беспардонно нарушающих права и попирающих достоинство Деятельного Разумного!
Удивительное дело – только несколько минут назад Ликоэль и сам кипел возмущением и был переполнен желанием многое высказать по сходному поводу, но едва этот парень громко озвучил свое негодование, как порыв присоединиться к нему у мастера исчез. Наоборот, сейчас ему казалось, что этот шумный длинноволосый со своим высокомерным возмущением выглядит странно и оглашенные им мысли как-то глуповаты. Нет, это отнюдь не означало, что все проделанное с ним, Ликоэлем, ассистентами Беноля начало ему вдруг нравиться. Но градус его гнева под действием визгливой речи длинноволосого заметно упал. Более того, ему пришло а голову, что произошедшему с ним есть какое-то логическое объяснение.
А длинноволосый обличитель все не унимался: «– Это ж надо было додуматься – заставлять Деятельного Разумного, ничем не отличающегося от него самого ни по правам, ни по статусу, подвергаться столь гнусным издевательствам! Да что он вообще себе позволяет?!
Визгливый голос отнюдь не добавлял мастеру аппетита, и спустя некоторое время он раздраженно отодвинул от себя тарелку и начал разворачиваться к длинноволосому. Но сказать ничего не успел. Потому что то, что он собирался сказать, уже прозвучало с другой стороны:
– Послушай, уважаемый, прошу простить, что не знаю твоего имени, но ты не мог бы высказывать свое возмущение немного потише?
Ликоэль скосил глаза. Голос, прервавший визгливого, раздался из-за соседнего стола, все места за которым были заняты. Мастер исподтишка рассмотрел говорившего. Это был высокий, широкоплечий молодой мужчина с несколько угрюмым выражением лица. Впрочем, его угрюмость вполне можно было объяснить – вероятно, один из „отстранившихся“, судя по отсутствию личного терминала. Хотя… Ликоэль озадаченно взглянул на свое предплечье – вот незадача, у него самого тоже не было личного терминала, его сняли при первом же эксперименте, а потом было как-то не до того, чтобы вспоминать о таких пустяках. После „тестов“ он едва добирался до своей комнаты, а по утрам, едва мастер продирал глаза, на пороге комнаты появлялся один из ассистентов, задавал сакраментальный вопрос насчет того, согласен ли он и далее принимать участие в проекте, и все начиналось по новой…
– А ты не затыкай мне рот, Бенолев прихвостень! – взвился длинноволосый;. – Вы посмели посягнуть на самое святое – на свободу и права Деятельного Разумного, и я непременно призову вас к ответу! Вам вместе с вашим ополоумевшим предводителем придется держать ответ перед Симпоисой! Нет – перед всей Киолой! Собрались здесь, недоноски, получающие удовольствие от чужих страданий…
– По-моему, – прервав этот бурный поток, произнес широкоплечий, – у каждого из тех, кто принял приглашение Беноля, каждое утро спрашивали, желает ли он продолжить эксперименты. Или вас, уважаемый, к чему-то принуждали силой?
Визгливый слегка растерялся, но лишь на мгновение, и тут же снова заверещал:
– Это не ваше дело! В том состоянии, в котором я находился после ваших бесчеловечных экспериментов…
* * *– Такого бы мне в отделение, – мстительно ухмыльнулся Бант, наблюдавший за балаганом в столовом зале на большом, в рост человека, экране. Но быстро переменил мнение: – Хотя я вообще не понимаю, на хрена мы додержали этого мозгляка до самого конца программы? Ведь остальных визгунов вышвырнули, как только они начали верещать. Прям как наши писаки из… – тут Джо смачно сплюнул себе под ноги, „Дейли ньюс“, „Нью-Йорк таймс“ или „Нью-Йорк пост“. Тоже ни хрена не делают, только виски в барах накачиваются да корчат из себя важных шишек. А как такого за шкирку возьмешь да приподнимешь, чтоб хотя бы заблеванную стойку протереть, – так тут же все дерьмом изойдут. Мол, покушение на свободу прессы!
– А мне в роте такого и даром не надо, – отозвался Иван, – хотя старшина Провоторов таких быстренько на место ставил…
– Он здесь не из-за себя самого, – тихо сказал сидевший у того же экрана адмирал Ямамото.
– А из-за кого же? – удивился Банг.
– Из-за остальных, – пояснил Ямамото. – Мы с майором Скорцени отобрали сорок два человека, просмотрев личные страницы почти восьми тысяч кандидатов, которых разработанная мной программа до этого отобрала из шестисот сорока тысяч, найденных поисковой программой по заданным нами параметрам. – Адмирал вздохнул. – И как видите, из этих кандидатов, прошедших тройной отбор, почти половина отсеялась еще на этапе тестов…
– Ну, если быть честными, то отсеялась не половина, а практически все, – подал голос майор. – Просто никого более подходящего мы на этой планете найти не смогли.
Русский с Бангом, проигнорировав немца, молча смотрели на адмирала, ожидая продолжения.
– Так вот, отбор закончен. Но для того чтобы мы могли хотя бы попытаться сделать из этих людей бойцов, нам надо, чтобы они сами захотели ими стать… ну или как минимум были уверены, что именно они, сами, без принуждения, решили продолжать свое участие в экспериментах. – Адмирал замолчал.
Банг некоторое время напряженно размышлял над его словами, потом недоуменно покосился на экран, на котором разворачивалась роскошная многофигурная дрязга.
– А этот-то тут при чем? Ну затеял склоку, и что?
– Те, кого мы отобрали, конечно, пока еще слишком слабы и отучены от любого насилия, но одним из основных параметров, по которому мы отбирали людей Киолы для своих тестов, был индивидуализм, – пояснил адмирал. – Ибо индивидуализм – один из отличительных признаков лидера.
