Андрей Левицкий - Выбор оружия
Секунду черный глядел на Никиту остекленевшим взглядом, будто не мог осознать услышанное, потом лицо его исказилось.
– Где?! Ты что сказал?! – на чистом русском захрипел он, выкатив глаза.
– Ну, в Эфиопии, – продолжая широко улыбаться, повторил Пригоршня. – Ты ж оттуда… Эфиоп, а?
– Сука!! Да я тебя… пристрелю… ты… твою мать!!! – и чернокожий сталкер рванул деревянную крышку, под которой обнаружилась рукоять нагана.
Лицо напарника стало растерянным. Шрам спокойно наблюдал за происходящим, а Злой и Патриот с двух сторон вцепились в Смолу, ухватили его за плечи и руки, не позволяя вытащить оружие. Я шагнул вперед, оказавшись между ним и Пригоршней, сказал:
– Ладно, не буянь.
– Смола, расслабься, – добавил Злой.
– Заспокойся, братэ, – это уже Патриот.
– А чего он?!! – хрипел Смола, пытаясь отпихнуть сталкеров и вырвать пистолет из кобуры. – Чего он обзывается?! Из-под Харькова я, русский… украинец… русский! Чего он, а?! Какая Эфиопия, я и не знаю, где это!!!
– Ты наш хлопэць, братыку, ширый украинець, с пэршого погляду выдно, – уговаривал его Патриот. – То вин москаль, що с ных взяты, з москалив чортовых?
– Какой же я москаль? – удивился Пригоршня. – Отсюда я, местный. Это вот он, – напарник ткнул в меня пальцем, – он москаль.
Я кивнул.
– Ага, я потомственный москаль. Остыл?
– Эфиоп, говорит… – продолжал бубнить Смола, убирая наконец руку с кобуры. – Да я… из-под Харькова! Эфиоп! Всю жизнь здесь… Пять лет Зону топчу, а он…
– Ну извини, браток, – сказал Никита, все еще ошарашенный наскоком. – Местный так местный, я просто не сразу увидел.
Когда инцидент был более-менее исчерпан, Злой велел всем заходить в трактир. Лошадей оставили под дверями, подошедшая Настасья Петровна с Ильей Львовичем и Марьяной принялись их разгружать.
– Що тут такэ сталося? – удивился Патриот, теребя себя за ус.
Зал кое-как расчистили, но мебели новой не поставили, видно, взять ее было неоткуда, лишь у окна появились две расположенной буквой Г низкие лавки. Мы сели на них, после чего Злой вкратце описал произошедшее, начиная с нашего появления в поселке.
– Так что если оружие не раздобудем – конец нам, – заключил он свой рассказ. – И доставить его сюда надо прямо сейчас. Чтобы ночью окопаться и уже с утра к нападению быть готовым. Вояк не так уж и много, да еще эти двое недавно многих постреляли. Так что справиться с ними мы сможем – но стволы обязательно нужны.
– От яки воны незграбы, – проворчал Патриот, покосившись на меня с Никитой. – Взялы та й вийськовым вэртолит виддалы!
Наклонившись к напарнику, я тихо спросил:
– Что он сказал?
Пригоршня негромко ответил:
– Говорит, муд… идиоты мы, что вертушку прое… прохлопали, отдали ее военным.
Наступила тишина, все переваривали рассказ Злого.
– Так, может, не просто за оружием туда, может, всем на тот склад и переехать? – предложил вдруг Смола, снимая с головы фуражку и принимаясь чесать наголо бритый бугристый череп. – Там такое место, что оборону легко держать. Легче, чем здесь, – сто процентов, это я вам говорю!
Предложение было неожиданным – присутствующие молчали, не зная, что тут сказать, и наш афроамериканский друг победно оглядел сталкеров, всех, кроме Пригоршни, на которого лишь презрительно покосился: мол, а ты говорил – из Эфиопии, а я вон какой умный!
– Жрать там что? – наконец тихо спросил Шрам.
Мы переглянулись и закивали.
– Как это – что, как это – что? – ответил Смола, помахал фуражкой, соображая, что ответить, и, надо же, сообразил: – А мы с собой возьмем!
– В руках понесем? – уточнил Шрам.
– Нет, зачем – на лошадях!
Шрам повернулся к Злому и спросил:
– Сколько людей осталось?
– Десять мужиков в поселке, старики в основном, – сказал сталкер. – Не такие древние, как Львович, но в возрасте уже. Половина из них – пьяницы трясущиеся. Четверо женщин, из них молодая только Марьяна.
Шрам опустил взгляд, что-то прикидывая, потом заговорил твердо, уверенно, но все так же тихо:
– Столько народа туда перевести – шум будет в дороге. И еды много надо с собой взять. А сейчас вояки настороже. Тем более если у них вертолет…
– Без топлива, – вставил я.
Сидящий рядом Пригоршня кашлянул и заерзал.
– Что? – спросил я.
– Ну, вообще-то, там еще полно топлива, в вертолете.
– Чего ж ты сказал, что закончилось?
Все, в том числе и подошедшая Марьяна, уставились на напарника. Он развел руками.
– В основном баке закончилось, он литров на пятьсот где-то. Но на этой модели еще система из трех дополнительных емкостей установлена, это я потом увидел, когда уже возле трактора его посадил и вылез. Просто чтоб на нее переключиться, надо покопаться в нем, шланги перекинуть, вентили… У меня тогда не было времени заняться, это ж на час работы, если не знаешь хорошо, что к чему. А рядом – стреляют, так я решил – после вернемся с тобой, поглядим и сделаем. Ну и вот, – заключил он.
– Тьху! – сказал Патриот. – А казав – нэ москаль!
Пригоршня напрягся, посерьезнел. Повернувшись к смуглому, спросил:
– Ты откуда, Патриот? Львовский небось?
Собеседник подбоченился.
– Ни, з Ивано-Франкивщыны мы.
– Давно в Зоне?
– Сим год вжэ.
– А ты знаешь, Патриот, что, пока ты тут, москали в космос улетели?
– Що – вси?!
– Да нет, только трое.
– А-а… – разочарованно протянул западенец, но потом понял, что над ним издеваются, и вскинулся: – Ты чого цэ, а? Та ты расыст, националюга хрэнов?! Смолыка нашого обизвав, шо вин з Эфиопии якоись, а тэпэр и до мэнэ прыстав? Вы ридну нэньку Украину заполонылы, импэриалисты кляти, навить Зону нашу – и ту захопылы, интервенты! А цэ наша Зона, нэзалежна, гэть звидсы! Та я тэбэ зараз уб’ю! – вдруг совсем возбудился он. – Да мени ж и ствол для цього не знадобы́ться, я тоби голируч голову видкручу и в дупу засуну! А ну, дайтэ мэни москальской кровушки попыты! Та я… – он привстал, закатывая рукав. Никита рыкнул: «От националиста слышу!» – и тоже приподнялся, сжимая кулаки, и тогда Шрам коротко бросил:
– Заткнулись оба.
И так у него это веско получилось, с таким выражением слова были произнесены, что спорщики растерянно плюхнулись обратно на лавки, а Патриот даже слегка вжал голову в плечи.
– Что такое «дупа»? – спросил я, ни к кому конкретно не обращаясь и приглядываясь к Шраму. Странный человек. Что-то было в его лице… Вроде и молодой, не старше Никиты, но в то же время он казался древнее Ильи Львовича. Лицо лишено эмоций и словно отечное, обвислое. И глаза… блеклые, прозрачные, внимательно-отрешенные.
Мне не ответили, но обстановка в трактире разрядилась. Как раз Настасья Петровна с Марьяной принесли охотникам поесть и стаканы, а Илья Львович прошаркал к лавкам, прижимая к груди уже знакомую трехлитровую банку. Все выпили, я тоже плеснул себе на самое дно стакана. Старик сел с нами; Настасья Петровна ушла, а Марьяна встала в стороне возле стены, чтобы слышать, о чем говорят.
– Через пару часов пойдем, – объявил Смола, глядя на Патриота и Шрама. – Правильно я говорю, хлопцы?
– Так, – кивнул смуглый. – Поспаты трэба хочь трохы.
– Спите, – разрешил Злой. – Но два часа, не больше. А потом сразу идем. Нас шестеро получается… Нет, семеро, еще ж Блейк. Телегу с собой захватим и…
– Злой, вы забыли про мотоповозку, – произнес Илья Львович.
– Да там же бензина нет… – начал сталкер и замолчал, сообразив, что говорит глупость.
Илья Львович покивал.
– Мы с девушками, Настасьей Петровной и Марьяночкой, вчера полдня бензин из мотоциклов и броневика сливали. Таки бензина у нас теперь полно, Злой.
* * *Пока Никита ловил Безумного, а остальные готовили мотоповозку, я прошелся по селению, осмотрел место, где раньше стоял трактор, возле которого напарник посадил вертолет, – оттуда вдаль тянулись глубокие колеи, – обогнул коровники и вышел к трактиру сзади, все это время не убирая руки с оружия и прислушиваясь, не загудят ли моторы.
Дверь, ведущая на кухню, открылась, показалась Марьяна, скорее всего увидевшая меня в окно. Огляделась – вокруг никого не было, приглушенные голоса и, по временам, всполошенное ржание Безумного доносились из-за трактира – шагнула ко мне и вдруг, приподнявшись на цыпочках, обхватила за шею.
– Химик… – хрипло прошептала девица и прижалась всем телом, впившись губами в мои губы. Я стоял, опустив руки, не пытаясь обнять ее. Марьяна несколько секунд терлась об меня, потом слегка отстранилась, заглядывая в глаза.
– А я все думал: как это носы целоваться не мешают? – насмешливо произнес я. – А теперь вижу – не мешают.
– Химик… – повторила она страстно.
– А как же Пригоршня?
– При чем тут Пригоршня? – удивилась она. – Химик, я…
– Решила заручиться поддержкой обоих?
Девица недоуменно моргнула. Ага, ну конечно – она ведь не знала, что я тогда видел их в коридоре.
