Сергей Палий - Безымянка
Охота закончилась.
— Грибы цветные, — повторил Вакса, сглотнув. — Как поросенка на бойню уволок.
— Тьфу ты! — сплюнул я, осторожно выходя из-за машины и направляясь к оброненному «помповику».
— Никогда так близко рыбью рожу не видал! — поделился восторгом пацан. — А они крупнее, чем кажутся издалека, да?
Я не ответил. Остановился в шаге от ружья, заляпанного сгустками крови. Кто-то наблюдал за мной. И не просто смотрел, а вел через прицел. Ощущение давящего на висок оружейного взгляда невозможно было спутать ни с чем иным.
Медленно, без резких движений я повернулся.
— С отверткой ты сморишься очень воинственно, — хихикнула Ева, опуская «Кугуар». — Так и знала, что нашумите.
— Это мэрг, — отмазался я, поднимая, осматривая и брезгливо отбрасывая полностью разряженное ружье. — Там моего ствола, случайно, не нашлось?
— Держи. — Ева вытащила из сумки и бросила мне кобуру со «Стечкиным». — Мэрг, говоришь?
— Угу, — подтвердил Вакса. — Здоровущий такой, с выводком мальков. Лупоглазые твари!
— А караульный?
Я показал на окровавленные ступеньки и пожал плечами:
— Зрелище, печальное во всех отношениях.
Ева понимающе кивнула.
— Из пулеметчика ничего выбить толком не смогла. Валяется в кузове, мычит и материт гада, который ему ляжку продырявил. — Она достала подробную карту местности. — Вот, позаимствовала у них. Судя по схеме, вход в катакомбы возле берега. Здесь.
— Спальный корпус, — машинально прочитал я сноску. — Бывший купеческий дом, постройка тысяча девятьсот седьмого года… А перфокарты?
— Наверное, Эрипио все забрал с собой. Нужно торопиться.
— Тогда — вперед.
— Только не гремите больше, а? И так, наверное, вся округа уже в курсе, что в санатории — беспредел.
— Да говорю же, не мы это…
— Ладно, пошли.
Ева перебросила ремень сумки через плечо, поправила накидку и двинулась по аллее в глубь парка. Озираясь, я поравнялся с ней и зашагал рядом. Вакса на минуту замешкался со шнурками, но тоже быстро нас нагнал.
— Ты в порядке? — спросил я у Евы.
— Да, я в норме. Только будь любезен, спрячь свою отвертку — ты меня пугаешь.
Я усмехнулся и сунул инструмент в нарукавный карман.
— Эрипио шел по нашему следу, а теперь мы идем по пути Эрипио, — сказала Ева. — Не вижу, что будет дальше. Жизненные нити стянуты в узел.
Она в который уже раз преподносила очевидные факты по-своему: будто выхватывала их из реальности и разглядывала под необычным углом. Подмечала то, что остальным было неведомо.
— Как твой голод, Орис?
Я вздрогнул. Когда она заговаривала про это, меня било по нервам ледяным молотом. Разве может самое обыкновенное слово быть таким тяжелым и холодным? Видимо, может…
— Ему нужны жертвы, — внезапно ответил я, хотя секунду назад хотел сказать что-то совсем другое. — Он наслаждается ими. И требует все больше.
— Да, — спокойно согласилась Ева.
— Сначала ему хватало крови, но потом… — Я запнулся, подыскивая слова. — Он как будто… повзрослел. Ему понадобились однозначные поступки. Верные решения. Такие и только такие, без вариаций.
— Не понимаю.
— Роль… Помнишь взбесившегося роля?
Ева, не сбавляя шага, повернула голову и внимательно посмотрела на меня. Моргнула.
— Да. Я поняла. Аплодисменты — это было верное решение.
Некоторое время мы шли молча, разбивая каблуками зеркальца луж. Вакса в разговор не встревал — хмуро топал рядом, сунув исцарапанные руки в карманы и громко сопя через фильтры.
— Мне страшно, — наконец признался я. — Боюсь поселившуюся внутри тварь. Что ей понадобится в следующий раз?
— Заполнять пустоту всегда больно.
Ева опять ответила не так, как мне бы хотелось. Она не пожалела, не подбодрила, не принялась убеждать или разубеждать в чем-то. Она даже не завела свою любимую философскую шарманку про пути и поиски-скитания.
Ева прочертила четырьмя нечаянными словами жирную линию из моего прошлого в мое настоящее. Просто и без затей.
Отрезок.
Из точки «а» в точку «б».
— Егор, сколько людей было с Эрипио? — решил я сменить тему. — Успел сосчитать?
Вакса на ходу вытащил из кармана пятерню, согнул несколько пальцев и ответил:
— Трое или четверо. У двоих точно автоматы, у остальных вроде пушки попроще.
— Они не ждут нападения, и это наш козырь, — прикинула Ева. — На самом деле, нам крупно повезло, что Эрипио не успел всю свою армию подтянуть.
— Уверен, ополченцам сейчас есть чем заняться, — саркастически подметил я. — С одной стороны, народ бунтует, с другой — наемники наседают. Борьба за власть и земли.
— Ага, только за подземелья, — поправил Вакса. — Поверхность-то загажена — толку ноль из-за нее глотки рвать.
Объяснять, что даже сейчас территории делят без оглядки на их вертикальный срез, я не стал. Пацану нужен оппонент — так вот шиш он его получит.
— Ты не согласен, Орис? — не выдержал Вакса через минуту.
Я вновь не ответил, лишь незаметно улыбнулся под силиконовой маской.
Молчание порождает сомнения? Вот и отлично. Пусть чаще ковыряется в своих выводах, больше пользы будет.
Так и не дождавшись от меня реакции, Вакса неопределенно хмыкнул и вернулся к созерцанию окрестностей.
Мы обогнули здание с симпатичной башенкой на крыше и вошли на мост, перекинутый через распадок. Высота была небольшая. По дну бежала асфальтированная дорога с наносами осадочной породы по краям, напоминая пересохшее русло ручья. Склоны оврага были взрыхлены свежими следами: видимо, мэрг здесь стащил неудачливого караульного на дно и поволок тушу в гнездо. К вящей радости многочисленного выводка.
Я осторожно провел рукой по железным перилам — вниз полетела цветная шелуха. Давным-давно они были покрашены, но за годы краска облупилась, оставив лишь хрупкое конфетти.
После моста дорога зигзагом вильнула мимо уснувшего фонтана, окруженного четырьмя скульптурными жабами, и фонарного столба с разбитым плафоном. Вдоль дороги торчали ели с полуголыми стволами. Все вокруг было усыпано гниющими веточками и рыхлой хвоей — повышенный радиационный фон и почва, пропитанная зараженной водой, практически не оставляли шансов флоре в прибрежных зонах.
— Сюда, — скомандовала Ева, указывая «Кугуаром» на уходящую под углом тропинку. — И смотрите в оба. Эрипио мог на поверхности охрану выставить.
Мы свернули с аллеи. Я снял «Стечкин» с предохранителя и перехватил пистолет поудобнее. Ощущение привычной тяжести в руке придавало уверенности, хотя, честно говоря, я бы сейчас предпочел укороченный «калаш», а не верный пристрелянный АПС. Но автомат Ева не нашла.
Ваксе из остатков наропольского арсенала достался простенький «Макарыч» с запасной обоймой.
Метров через сто тропинка вывела нас к желтому двухэтажному зданию, больше похожему на маленький форт, чем на жилой корпус. Редкий лес здесь упирался в Волгу, кромка обрывистого берега убегала в туманную даль.
Охраны видно не было. Наверное, Эрипио не счел нужным перестраховываться, полагая, что из наручников нам не выбраться. Скорее всего, все спустились под землю, и пальбу караульного никто не услышал.
Мы обошли здание слева и остановились. Последний раз так близко я видел Волгу очень давно, еще в юности, возле гидротурбин в районе пивзавода. Но там было шумно, суетно, и Тимофеич то и дело поторапливал. А здесь река предстала во всем своем суровом величии.
Свинцовые волны ровно гудели, ударяясь в полуразрушенный парапет набережной и набегая на длинный бетонный волнорез. Чуть левее, на темной гальке, облепленной водорослями и слизью, тускло зеленели пустые кладки мэргов. Для икры — не сезон.
Ветер здесь уже не был похож на хилые порывы, гонявшие газету возле столовой. Дуло крепко. Противоположный берег лишь угадывался. Воздух и вода смешивались в сизую муть, сильно и колко бившую в лицо. Приходилось щуриться.
Такой ветер мне нравился. Именно за ним я забирался на смотровую площадку вокзала. Его жесткое дыхание рассказывало о прошлом, наполняло меня простором, которого так не хватало под землей, побуждало держаться выбранного пути. Ветер нес на своих призрачных крыльях веру. В его густом шепоте угадывались отзвуки надежды. Небрежные касания обжигали лоб и щеки, натягивали нервы, передвигали какие-то кусочки памяти, складывая их в пеструю мозаику.
Ветер не просто обдувал меня…
Он забирался под одежду, обволакивал тело, проникал под кожу, растворялся в крови, становился плотью.
Ветер был мной.
Он натягивал купол жизни, как парус, осторожно трогал какие-то невидимые струны, заставляя их звучать. Через годы и километры летела тихая мелодия, вплетаясь в само пространство и время. И я чувствовал, как дрожит натянутое до предела полотно души.
