Константин Калбазов - Бульдог. Экзамен на зрелость - Константин Калбазов
— Государь, да он скорее уж аукнется России, а не нам, — не стал отрицать своего неодобрения закона, Ягужинский. — Сам посуди. Ты хочешь чтобы среди казенных крестьян был брошен жребий, по которому десять тысяч семей будут переселены на новые земли. Но не просто так, а с выдачей каждой семье займа в виде лошади, коровы, инвентаря, продовольствия на год, семян и десяти рублей серебром. Мало того, эти семьи освобождаются от всяческих налогов сроком на пятьдесят лет. Они получают в собственность землю, по пять десятин на каждую ревизскую душу, коей могут распоряжаться по своему усмотрению. Отсрочку по выплате займа на пять лет, но и после этого срока выплачивать только малыми частями и без роста.
— И что в том плохого? — Все так же хмуро поглядывая на Ягужинского, поинтересовался Петр.
— Так ведь с учетом дороги переселение только одной семьи обойдется казне в пятьдесят рублей. Полмиллиона рублей, государь. И это тогда когда мы ведем войну с турками, и вот-вот может начаться война со шведом. Но кроме этого, среди крестьян могут начаться волнения. Сам посуди, как люди будут смотреть на тех, кто избавился от крепости. А может случиться и обратное, люди посчитают, что их обрекают на рабство в туретчине.
— А еще, помещичьи крестьяне поймут, что у казенных крестьян есть свет в окошке. А вот у них грешных, ничего такого и нет, — припечатал Петр.
— Государь, помещики, есть соль земли, — убежденно произнес Ягужинский. — Нельзя крестьянам давать много воли. Над ними должен быть постоянный догляд. Нешто думаешь, если раздашь крестьянам землю, то они все станут пахать да сеять на радость тебе? Поверь, найдется немало тех кто попросту сбежит, почувствовав волю. Просто бросят землю и уйдут за лучшей долей, коли уж у них будут открытые паспорта, как ты того хочешь.
— Ну, напраслину-то не возводи, — остановил Петр Ягужинского, подкрепив свои слова жестом. — Ни о каких открытых паспортах, пока не будет выплачен весь заем, речи нет. Так что, ничего страшного не случится. Пусть даже найдется какое-то число семей, которые смогут выплатить казне долг и получить отметку в паспорт. В том особой беды нет. Во-первых, их будет мало. Во-вторых, не захотят землю обихаживать, отправятся на иные промыслы. На те же фабрики и заводы устроятся, благо в ремесленных училищах при них, обучение бесплатное.
— Но государь, беды отсюда могут быть большие.
— Ты, Павел Иванович, передай господам сенаторам, чтобы они к своим крестьянам как к детям относились, с любовью и лаской. А если ремешком прикладывались, то только по особой нужде, по отечески. Вот тогда и народ бунтовать не станет. Все. Вопрос решенный. Указ с тобой?
— Да, государь, — Ягужинский со вздохом извлек из сумки уже написанный указ, на котором не хватало только подписи императора.
К этому времени, на столе оставались лишь легкие закуски и вино, поэтому места для письма было предостаточно. Не без сожаления, Петр поставил свою подпись на документе и скрепил ее личной печатью. Жаль. Опять сенат не поддержал его. Всякое начинание государя, направленное на раскрепощение народа, встречалось буквально в штыки. Даже в общинах, помещики видели прямую себе угрозу.
А вот строительство в Крыму нового города, сенат воспринял с воодушевлением. Хотя только в этом году траты должны были составить полмиллиона рублей. А ведь работы будут лишь начаты. Место для строительства будущего главного порта Черноморского флота, присмотрел лично адмирал Бредаль. Как лицо заинтересованное.
Этим целям как нельзя лучше подходила бухта, на берегу которой когда-то был древнегреческий город Херсонес-Таврический. Петр решил, что коли главный северный порт имеет имя своего основателя, императора Петра Великого, то южный вполне достоин его имени. Однако Петр не забыл о том, что Крым некогда относился к Понтийскому царству. Да и новому городу предстояло вырасти на руинах древнегреческого. Вот исходя из этого, он и назвал его Петрополем.
Закончив разговор по делам сената, Петр перевел взгляд на Остермана. Судя по сказанному канцлером, у него дела обстояли вполне пристойно. Во всяком случае, Петру его доклад не стоил лишних нервов. Даже наоборот. Сведения по дипломатической линии свидетельствовали о том, что Австрия вскоре должна была вступить в войну с Турцией.
— После смерти принца Евгения, военная партия, готова одержать верх над мирной, государь, — докладывал Остерман. — Не хватает самой малости, еще одной удачной военной операции с нашей стороны и Австрия объявит войну Турции. Ланчинский* просто уверен в этом, — говоря это, Остерман взглянул на князя Трубецкого, словно продолжая прерванную беседу.
*Людовик Ланчинский — В реальной истории, с 1721–1752 г.г. российский резидент при австрийском дворе.
Все ясно. Похоже, этот разговор уже имел место между ними, причем скорее всего начинался уже не раз. Но Никита Юрьевич, собирался строго придерживаться намеченного плана. По плану же у них были Грузия и Армения.
— Что скажешь, Никита Юрьевич? — Все же поинтересовался Петр у президента военной коллегии.
— Государь, на мой взгляд, нам необходимо сосредоточить усилия в Закавказье. В настоящий момент там практически нет вражеских сил, мало того, турки не ожидают от нас такого удара. К тому же в отличии от Молдавии и Валахии*, где бояре все больше посматривают в сторону турок, грузины и армяне просто не могут дождаться нашего прихода, — Трубецкой не без иронии вернул взгляд Остерману.
*Румыния делилась на три части: Валахия, Молдавия и Трансильвания. Первые две находились под турецким вассалитетом. Последняя входила в Венгерское королевство.
— Я все понимаю, государь. Но как только Австрия вступит в войну, напряжение для нашей армии сразу же ослабнет.
— Сомневаюсь, Андрей Иванович, — задумчиво произнес Ушаков, до этого старавшийся вообще держаться в тени. Впрочем, это в его характере, скорее удивительно то, что он все же вмешался в разговор. — Согласно имеющимся у меня сведениям, турки держат в Валахии весьма серьезные силы. И как раз из-за опасения вступления в войну Австрии. Причем, это ни какое-то там ополчение, а регулярная армия. Чего не скажешь о тех частях, что направились против нас. Нет они вполне боеспособны и представляют реальную опасность для наших крепостей. Но все же, это не валашская армия.
— Вы думаете, что австрийцы побоятся вступить в войну? — Остерман не без вызова посмотрел на Ушакова. Еще бы, союз с Австрией был детищем канцлера.
— Я думаю, что Австрия одним только договором с нами, уже отвлекает на себя серьезные силы. Насколько я понимаю, большего нам и не надо, — пожав плечами, ответил Ушаков.
— Это потому что, вы не дипломат, Андрей Иванович, — Остерман отвесил Ушакову ироничный поклон. — Если нам не удастся склонить Австрию к войне, то Франции и Англии удастся склонить ее к миру с Турцией. А вот тогда уже, валашская армия будет совершенно свободна.
— Хм. Сдаюсь, — вынужден был отступить Ушаков.
— Значит, порешим так, — прекращая препирательства заговорил Петр. — Коллегии иностранных дел подготовить подробнейшие сведения относительно состояния дел с Австрией. Военной коллегии о состоянии армии и наших возможностях для проведения наступательных операций…
— Хотя бы одной, — опасаясь, что его идею могут зарубить на корню, решился вставить реплику Остерман.
— Андрей Иванович, уймись уже, — покачав головой, отмахнулся Петр от Остермана. Что и говорить, подбросил головной боли канцлер. — И еще, Никита Юрьевич, при подготовке сведений исходи из двух позиций. Первая, походу в Закавказье быть. Со времен Ивана Грозного, русские цари именуются грузинскими, а воз и ныне там. Вторая, нанести удар по туркам в Причерноморье желательно. Но тут нужно будет учитывать множество факторов. Так что, не погнушайся вызнать мнения из иных коллегий, да с военно-морской сойдись накоротке.
То что Ушаков не стал говорить при всех, Петра ничуть не удивило. Да он и сам не стал бы вести с ним какие-либо беседы. Если только не касающиеся дел. У Андрея Ивановича была слишком особая специфика, а потому, лучше обойтись без посторонних ушей.
Никто и не подумал обижаться по данному поводу. Во всяком случае, уже привычно гости не подали виду. В конце концов, государю виднее с кем вести тайные беседы. Приближенных это вполне устраивает, пока их положение остается незыблемым. Опять же, все в их руках, стоит только доказать, что достойны большего и Петр не станет скупиться. В этом он сильно походил на своего деда.
— Ну что же, Андрей Иванович, пора переходить и к нашим делам, — провожая взглядом отъезжающие кареты с гостями, произнес Петр, обращаясь к главе КГБ.
— Кгхм.
— Ты не кхэкай, Андрей Иванович. Не кхэкай. Анечка моя жена и ей престол наследовать. Или быть регентом при наследнике, — произнеся последнее с нажимом, Петр воткнул в жену твердый взгляд, заставив ее поперхнуться так и не высказанными суждениями. — Так что, пора ей привыкать к тому, что грязного и непотребного в нашем деле ничуть не меньше. Чем светлого и чистого.
