Дмитрий Ермаков - Слепцы
– Слышите? – воскликнула Наташа в тот же миг. Она повернулась в сторону станции метро, которую соединял с пещерой пробитый в скале коридор.
Оттуда доносились резкие, лающие выкрики: «Раз! Раз! Шагом!», и тяжелые, гулкие шаги сапог. Солдатских сапог. Эти страшные звуки слышали пещерные люди давно и всего один раз. Но спутать их с какими-то другими они не могли даже по прошествии стольких лет.
– Они вернулись, они вернулись, – выдохнул Проха, покрываясь холодным потом.
Перед глазами помощника вождя предстала картина из далекого прошлого.
Грубые голоса миротворцев. Командир пришельцев, падающий на камни с простреленной головой. Автоматы, изрыгающие поток свинца, превращающий в решето тело его лучшего друга Бориса.
Кровь. Трупы. Пороховой дым, выедающий глаза.
Никто не верил, что спустя столько лет кто-то может вернуться с поверхности, чтобы поквитаться с ними. Ложная тревога с Германом окончательно всех расслабила. И вот теперь оцепеневшие, окаменевшие люди слушали, как приближается смерть. На этот раз неминуемая.
Проха, едва пришедший в себя после отравления, не выдержал первым. Он захрипел, упал на пол и потерял сознание.
Глава 17
Миротворцы
За пять лет заточения люди успели свыкнуться с мыслью, что они остались одни. Что никто никогда не придет им на помощь. Что если и есть в мире другие люди, то их отделяют от запертого в подземелье маленького племени непреодолимые препятствия.
Объяснения придумывали самые разные, начиная глобальной природной катастрофой и кончая ситуацией из рассказа Рея Брэдбери, в котором некая семья пожелала, чтобы в мире кроме них не осталось больше людей. Их мечта сбылась[14].
Эту жутковатую историю как-то вечером пересказала товарищам Ханифа.
– А может, с нами то же самое случилось? – пробормотала Вика, услышав эту историю.
Недавно люди посмеялись бы над подобными фантазиями. Но здесь, в зловещем полумраке, в окружении причудливых теней, отбрасываемых на стены корявыми скалами, смеяться никого не тянуло.
– А ты случайно не говорил тогда: «Чтоб вы все сдохли!»? Мало ли, – шепнул Миша Гоше.
– Хрен знает. Наверняка. А ты? – повернулся Гоша к Мише.
– Ну, было… – повел плечами Миша.
Постепенно люди успокоились, перестали пугать друг друга безумными версиями случившегося.
Они смирились. Привыкли. Перестали воспринимать жизнь в пещерах как заточение, стали просто жить, пытаясь радоваться каждому новому дню.
К концу пятого года жизнь в пещерах окончательно вошла в свою колею. Проблемы с питанием, мытьем, лечением, удалением отходов были решены. Форс-мажоров или просто необычных событий не случалось. Люди составили и высекли на камне точную карту пещерного мира, на которой были обозначены все опасные места, куда ходить было запрещено, и все относительно безопасные маршруты.
День походил на день, точно братья-близнецы. Спокойная, размеренная, сонная жизнь установилась в пригодном для обитания зале Апсны… А потом из туннеля, ведущего наверх, к Завалу, раздались шаги.
По-разному отреагировали члены племени на топот множества ног, внезапно донесшийся из туннеля метро. Одни в изумлении переглядывались, не веря, что это происходит на самом деле. Звуковые галлюцинации в пещерах случались у многих. Другие сорвались с места и побежали на станцию. Оттуда вскоре стали доноситься их радостные возгласы: «Свет, свет! Господи, там свет! Сюда, сюда, мы здесь!»
А Кондрат Филиппович шепнул сидящему рядом Афанасию:
– В зал Нарта. Уходим, быстро.
Афанасий подчинился сразу, не задав ни единого вопроса. Он схватил Наташу за руку и потащил ее за собой.
– Ты чего?! Там же люди, люди! – пыталась упираться девушка. Афоня не слушал ее. Он знал: просто так слепой вождь ничего делать не стал бы.
Также безропотно подчинились Ханифа, Арс и Дарья.
Остальных старику пришлось уговаривать.
– Уходим отсюда. Прячемся. Быстро, пока есть время. Если все будет в порядке – отсидимся и выйдем, – убеждал он людей.
Вождя почти никто не слушал. Радость, охватившая племя от предвкушения скорой встречи с другими людьми, была столь велика, что на доводы слепого старика не обращали внимания. За ним последовали лишь Алекс, Николай Степанович и Людмила Ивановна с дочками-близняшками Ладой и Радой. Остальные, в основном молодежь, убежали на станцию встречать гостей. Старик прекрасно понимал: вернуть их, остановить не смогла бы сейчас никакая сила.
Шаги становились все громче. Пришельцев из внешнего мира отделяли от станции считаные метры. На станции пели и плясали, восторженные возгласы и крики: «Мы здесь, мы здесь!», не смолкали ни на миг.
Тем временем небольшая группа людей, собранных Кондратом Филипповичем, уходила дальше и дальше по бетонным плитам тропы, ведущей в самые дальние закоулки карстовых пещер.
– Останешься тут, – приказал слепой вождь Даше Кружевницыной, – найди укрытие и понаблюдай, что будет дальше. Найдешь нас на берегу Безымянного…
– А если?.. – пробормотала Дарья. Старик уже не слушал ее. Он гнал людей вперед. Во тьму. И с Арсом Даше попрощаться вождь не дал. Не дал даже коснуться напоследок руки возлюбленного, которую тот попытался ей протянуть. Не прошло и минуты, как беглецы скрылись за поворотом.
Даша пожала плечами и стала искать место для наблюдательного пункта.
«Чудит дед, конечно, – размышляла она, – но, с другой стороны… Чем черт не шутит. Может, он и прав».
Не успела она удобно устроиться на небольшом возвышении, откуда хорошо была видна вся пещера, как в темном пешеходном коридоре, ведущем на станцию, вспыхнул и стал быстро приближаться ослепительный, нестерпимо яркий свет. Гулкие шаги тяжелых сапог и радостные крики раздались под сводами зала.
– Дождались… – шепнула девушка, прикрывая глаза ладонью.
Радоваться или нет этому событию, она еще не решила.
* * *Увидев, что половина племени вместе с вождем сбежала, Прохор в первый момент заколебался. Он стоял у входа на станцию, глядя то назад, то вперед. Слепой обходчик – волк матерый, воробей стреляный, Проха знал это. Просто так панику поднимать Кондрат не стал бы.
Но грохот тяжелых сапог, становившийся громче и громче, гипнотизировал, завораживал, манил к себе. Надежда, что сверху придут-таки спасатели и выведут пещерных обитателей наверх, к свету и теплу, пустила в душе Прохора слишком глубокие корни. Он отмахнулся от внутреннего голоса, тихо нашептывавшего: «Беги, дурак, пока не поздно», – и последовал за остальными на станцию.
Он успел как раз вовремя. Шум и крики, звучавшие на станции, мигом смолкли, как по мановению волшебной палочки, стоило из туннеля показаться первому гостю с поверхности.
Прикрыв ладонью глаза, слезящиеся от яркого электрического света, Проха смотрел, как в их сторону медленно, осторожно двигался высокий человек, светя фонарем, прикрепленным к ружейному стволу. Шаг – остановка. Шаг – остановка. Ружье в руках пришельца слегка подрагивало. Он волновался не меньше, чем они.
«Есть люди, которые сначала стреляют, а потом разбираются, – пришла паническая мысль. – Хоть бы этот не из таких!»
Подойдя совсем близко, пришелец остановился у края платформы, посветил по сторонам, внимательно разглядывая собравшихся на платформе людей.
Ослепительный свет, ударивший прямо в глаза, заставил Проху застонать от боли. Терпеть это истязание было просто невыносимо. Свет проникал даже сквозь сомкнутые веки, и глаза от него саднили так, словно в них кинули горячие угли. В который раз мелькнула паническая мысль: «Может, лучше сбежать?!»
К счастью, пытка светом закончилась. Пришелец поднял фонарь к потолку. Стало легче. Прохору удалось наконец разглядеть пришельца. Человек с поверхности был одет в мешковатый плащ. На голове – каска. За спиной – вместительный рюкзак. Лицо скрыто респиратором. Пришелец опустил ружье, видимо, удовлетворенный осмотром, повернулся и крикнул:
– Чисто!
Из туннеля один за другим, словно бы отрываясь от цельной глыбы мрака, показались рослые, широкоплечие люди. Все в плащах и касках, у всех в руках оружие. Лица наполовину скрыты масками респираторов.
«Это не спасатели, – понял Прохор, – это солдаты».
На перрон взобрался один из пришельцев. Игрушечная платформа станции не стала для военного преградой. Он, как показалось Прохору, даже ногу в колене не согнул. Просто шагнул вперед – и оказался перед ними. На вид человеку было лет сорок пять. Его решительное суровое лицо, его мощный волевой подбородок и цепкие проницательные глаза, следящие за людьми из-под седеющих бровей, выдавали натуру жесткую, непреклонную. Перед ними был боец. Тот, кто доказал миру свое право на существование в суровых схватках. Человек, потрепанный жизнью, но не побежденный.
Медленно, не торопясь, военный отстегнул респиратор. Демонстрируя мирные намерения, положил на гранитные плиты автомат Калашникова. Еще раз оглядел притихшее племя и произнес с улыбкой, смотревшейся на его суровом, изрезанном морщинами и шрамами лице как нечто инородное:
