Александр Плетнёв - Последний довод павших, или Лепестки жёлтой хризантемы на воде
Вселенная это математика. Всё сущее: движение планет по орбитам, круговорот воды в природе, биохимические процессы в организме человека — это математика. В конце концов, все необъяснимые явления природы, включая ещё не до конца осмысленные, уложатся в точные математические цифры.
Физикам в этом отношении и проще и сложней. С одной стороны они первопроходцы в попытках объяснить неведомое. С другой — у них почти всегда есть широкое поле для отступления. Физики бьются над своими гипотезами, выстраивая формулы и выдвигая теории, а с появлением новых данных меняют свои же выводы на новые, порой диаметрально противоположные ранее доказанным. В математике так не побалуешь, там всё точно.
Физики порой злорадствуют, козыряя заковыристостью парадоксов, оригинальничая фразами типа «дважды два не всегда четыре». Математики лишь посмеиваются в усы — ожидая, когда появятся новые факторы и заковыристость впишется в чёткое математическое построение, ещё раз подтвердив, что всё в этой сложной, с кучей переменных Вселенной подчиняется определённой логике.
Появление Императорского флота и армии из прошлого вопреки всем известным человеческим постулатам тоже не могло нарушить Великого Закона мироздания. А если учитывать что акция была спланированная, то и эта аномалия вписывалась в канву определенного расчёта.
Почему «определённого»? Повторимся — потому что Вселенная чертовски сложная и переменчивая (пусть и в рамках закона) структура.
И даже если кто-то взмахнул волшебной палочкой, торжественно заявив: «по моему велению, по моему хотению», наверняка тем самым он задействовал невероятные силы и возможности.
И можно себе представить и нафантазировать, как в сгораемых квазарах высвобождались мегатонны энергии, кипел горячий и вихрился холодный синтез, происходил перенос энергии и материи. Цеплялись друг за дружку атомы, завязывая кристаллические решётки, формируя тонны стали водоизмещений и легированных хоботов орудий. Кипели, испарялись и конденсировались продукты углеводородов, бродили в химических реагентах соединения тринитротолуола. И так далее, от простого к сложному, заканчивая завивающимися в спирали жгутиками ДНК так называемого «венца природы».
Скажете невозможно?! Дескать, нужны миллионы лет эволюции, скачки мутаций и даже вполне допустимо — кропотливый труд селекций!? А почему нет? Ведь, например, если для кого-то нарисовать…, хм, допустим, лошадь — это долгий труд, учёба и терпение, то для иного пара секунд для наброска.
Ну, а если всё происходило в стиле научной фантастики, то в каком-нибудь далёком будущем или высокоразвитом параллельном пространстве, запущенная на полную мощность фабрика по клонированию, конвейером фигачит эксклюзивную продукцию, а парни из хроноинститута или межпространственного отдела в поте лица таскают полные авоськи образцов ДНК и запечатанные банки с высвободившимися и не успевшими воспарить душами. Тоже вариант! Тут уж без компьютерных расчётов и Её Величества Математики вообще никак.
Так или иначе, скрипнула на очередном повороте, закряхтела машина вселенной, нечаянно схлопывая какого-нибудь потяжелевшего красного карлика в чёрную дыру. Случайно отвлечётся кто-нибудь из «людей в чёрном», путая маркировку генетического образца и запотевшей спиритической банки. Взглянет удивлённо великий маг на бегущего по волшебной палочке сытого древесного жучка (хотя тут уместней помянуть, зная религиозные предпочтения засланцев из прошлого, японскую маму Аматерасу). И….
И сбились точные настройки изменения реальности, пройдясь судорогами по столетьям-парсекам. И в результате многотонная махина суперлинкора «Ямато» с экипажем затерялась где-то в пространственно-временных вихрях.
На самом деле ненадолго. Сработали какие-то предохранители. И «Ямато» словно отстоявшись в дрейфе на запасных путях вневременья, вынырнул в реальность, возможно оставив за кормой и горы царя Эмма, и райские кущи, и далёкое загоризонтное зарево врат ада.
Система стабилизировалась. Однако произошёл некоторый откат. Учитывая природу и аномальный характер событий, одним примитивным законом сохранения энергии не обошлось — по земному шару прошлась лёгкая паранормальная волна, которую отслеживали теперь не только энтузиасты-любители, фанаты от паранауки, но и вполне серьёзные госструктуры.
Зафиксированные феномены были классифицированы церковным словечком — не иначе как «одержимость».
Одержимость.Первые ощущения были скорее тактильными. Пришедшие из периферийных участков нервных окончаний, они привнесли признаки дискомфорта и ещё одно доказательство к Декартовскому, что он существует. Что интересно мозг работал очень быстро и ясно — ни что не отвлекало, потому что он ничего не видел, не слышал, не говоря уж об обонянии. Да что там обонянии! Оказавшись, словно в полной пустоте, Павел отметил отсутствие даже шума тока крови в ушах, а так же ещё массы естественных функциональных проявлений человеческого организма, привычных и зачастую почти не замечаемых. Ко всей этой физической пугающей немоте примешивалось давящее чувство обиды о чём-то утерянном, что уже вроде бы держал прижавши к груди, но вот оно нечаянно выпадает из рук, вдребезги разбиваясь, ломая всю жизнь….Стоп! Жизнь! Да его же…, он даже в мыслях боялся себе это сказать. Меня же убили! Ещё раз стоп! Если я мыслю — значит… меня вытащили и я больнице, госпитале, возможно в коме. А вдруг я всё ещё лежу бесчувственный и брошенный в этом проклятом ущелье?
Попытки взять под контроль непослушное и, казалось, занемевшее тело давалась с трудом, но привели к закономерной прогрессии. Удалось поёрзать задом (снять тупое давление в бок) и слегка сдвинуть зудящую ногу, чуть разжать что-то удерживающую кисть руки. И сразу же лавиной в уши врезался звук: донеслось хлюпанье воды, рокот работающего двигателя, тихое сопение десятка человек и голос над самым ухом что-то буркнули на чужом, но смутно знакомом языке. Щёки почувствовали движение свежего морского ветра, нос раздражал запах людского пота, машинной смазки, гари выхлопа двигателя. В руке опять оказался кем-то подсунутый предмет, и он как ребёнок с инстинктом всё хватать, тут же сжал ладонь.
Павел вдруг понял, что стоит на ногах зажатый со всех сторон людьми. И видимо только это не давало ему свалиться. Показалось, что его даже слегка придерживали. Над ухом снова раздалось гневное шипение, и он попытался твёрже стать на ноги. Оказалось, что и зрение вернулось — он просто открыл глаза.
В полумраке его окружали лица азиатов с поблёскивающими глазами. Нашивки на плотно застёгнутых воротниках, кто в кепи, на ком-то матово отсвечивающие каски — солдаты? Приглядевшись, он увидел и оружие. Солдаты. Опустив голову, едва не наткнулся на дуло винтовки, которую держал и сам.
Что за чертовщина!?
«Всё-таки операционный стол, — сделал он вывод, — и эта, судя по всему водоплавающая лохань с набитыми, словно селёдки в банке азиатами — глюки анестезии? Потому то и тело такое, вроде бы и непослушное, но какое-то лёгкое, словно у подростка. Ну, точно — какой-то он маленький».
Предположение что та скоротечная схватка в горах приснилась, привиделась или пьяный бред, отвергалось сразу, потому что было очень больно и… очень реально.
«Из чего он (этот америкос) там садил почти в упор»?
Пистолетик с глушителем, слабенький — пули грудь пробили, в рёбрах застряли, боль жуткая, а сознание, что странно, не потерял. И в мозгу до сих пор сидела картинка чёрного зрачка пистолета и вспышка (прямо в глаза) контрольного выстрела. По идее сейчас в его мозгу должна сидеть пуля.
«Значить промазал гад!? Поэтому эти самураи…. Опять — стоп! Точно! Язык-то японский! Ну, с японцами всё понятно, — он даже успокоился, — глюки навеяны двумя курсами Института Востоковеденья ещё в далёком Союзе и, несомненно, частыми прошлогодними поездками в страну сакуры и высоких технологий, ну и вероятно посещениями пары интернетовских исторических форумов по интересам.
Оттуда и практика. Язык он знал, конечно, не на примитивном — „конитива“ и „аригато“, но…. Что этот сопящий сосед ему шикнул? Разобрать только удалось нечто похожее на раифуру… Винтовка? Скорей всего так и есть — я выронил оружие, а он мне его в руку опять сунул. Ругался при этом наверняка на меня растяпу».
Ещё раз посмотрел на тускло поблёскивающий металл, основательно прописавшийся в ладони.
«„Арисака“? Тьфу ты чёрт! Если это фторотановые видения, чего я так цепляюсь»?
Он уже по-другому взглянул на окружающую его обстановку. Над головой клубилась хмарь, подсвеченная странными блуждающими красноватыми бликами. От этого полумрака лица японских солдат приобрели зловещий, просто дьявольский вид. Они все возбуждённо шумно дышали, глаза не просто поблёскивали, казалось, они горят в ожидании схватки.
