Герман Романов - Империя «попаданца». «Победой прославлено имя твое!»
– Голштинские войска генерала Ливена с канцлером и обозом вечером покинули Ораниенбаум и идут маршем на Гостилицы. После полуночи, ваше величество, из Кронштадта в Ораниенбаум пришел галерный флот, с него высадили более тысячи человек десанта, их на помощь императору отправил фельдмаршал Миних.
– Миних в Кронштадте?! – Голос Екатерины Алексеевны заметно дрогнул.
Новость была действительно ужасной для ее планов. О завтраке она и княгиня Дашкова моментально забыли, хороший аппетит такая весть отбила у подруг сразу и начисто.
Старый фельдмаршал был полностью предан ее глуповатому супругу. И даже не это главное. Бурхард Миних умел говорить с солдатами, хорошо знал их, был предприимчив и решителен в делах и боях. Но самым страшным было то, что кровь лить он не боялся…
– А что адмирал Толбузин? – с надеждой спросила императрица.
– Повешен на флагмане, государыня. А офицеров гвардии, с ним прибывших, прямо на пристани растерзала в кровавые клочья пьяная матросня! – Голос Разумовского клокотал от еле сдерживаемого бешенства.
Такой прекрасный план – и рухнул в одночасье из-за происков старого Живодера. А иметь Миниха врагом, да еще в Кронштадте, где стоит главная эскадра флота, смерти неотвратимой подобно…
– Теперь флот в любое время может атаковать Петербург! – Голос княгини Дашковой задрожал от нескрываемого страха, она не сумела справиться со своими нервами.
– Дальше набережной не пройдут! – неожиданно спокойно сказала императрица Екатерина Алексеевна и проявила недюжинное знание военной стороны предмета. – У нас в столице до двух тысяч штыков одной гвардии оставлено. А на набережной велю пушки поставить с двух сторон Невы и крепость Петропавловскую приготовить. Пусть корабли идут…
– Вы мудры, ваше величество, но я думаю, в этом пока нет необходимости, – уже более спокойным тоном произнес Разумовский, выделив голосом слово «пока». – Миних готовит в Кронштадте только малые суденышки и галеры, а из команд больших кораблей формирует десант, который будет высаживаться не в Петербурге.
– Откуда вы знаете про действия фельдмаршала, милый граф? – нетерпеливо спросила гетмана Дашкова.
– У них разработан следующий план, – откровенно проигнорировал вопрос княгини Дашковой хитрый хохол, который ее недолюбливал, считая почти законченной стервой.
От «законченной стервы», которая ради своей выгоды не побоится кровь пролить и не погнушается в постель к кому надо лечь, Дашкову отделял лишь один шаг. И он не сомневался, что, когда придет время, она, не задумываясь, этот шаг сделает. Причем не только Кирилл Разумовский придерживался этой циничной точки зрения, но даже отец и дядя княгини.
Именно родного дядю, канцлера Михаила Илларионовича Воронцова, Дашкова упросила отправить ее мужа с каким-либо поручением подальше от Петербурга. Причину тоже убедительную придумала – якобы за январский конфликтный разговор император хочет наказать вспыльчивого князя.
Канцлер удивился, но просьбу выполнил. Так она одним выстрелом убила двух зайцев – и князь поверил наговорам и снова стал недолюбливать Петра Федоровича, и мужа устранила, который мог в случае чего помешать, отослала, а ведь князь Дашков мог поведать царю о многом, включая и то, как преображенец Пассек вызвался организовать пожар во дворце и во время неразберихи заколоть императора.
Не стал бы князь молчать, если бы что-то узнал о задуманном. Его дворянская честь и неприязнь ко всему подлому заставляла Дашкову брезгливо фыркать и морщиться, но именно этой прямоты своего супруга, который мог расстроить весь заговор, и испугалась новоявленная фаворитка свежеиспеченной императрицы. И сплавила муженька, предприняв меры, которые считала тайными.
А хитрый хохол об этой истории как-то пронюхал, иначе он повел бы себя совсем по-другому. Конечно, он дает ей понять, что от него шило в мешке не утаишь, но и она тоже держит в рукаве козыри и может в случае чего подкинуть императрице информацию о растратах, упущениях, нечаянных разговорах.
Слишком уж взлетел Разумовский за эти часы, воспарил в небесах орлом. Но ничего, дайте только зацепиться за власть, а там всем, кто косо смотрел, мало не покажется!
Дашкова, на минуту погрузившись в свои мысли, потеряла нить разговора, но, вслушавшись, сразу же ухватила суть:
– …Ваш супруг, государыня, остается в крепости с гарнизоном и кавалерией, а Ливен с голштинцами идет в сторону Петергофа по проселку, в десяти верстах от приморского тракта. И как только наша гвардия приступит к осаде Петерштадта, Миних высадит десант с галер в Петергофе, и вместе с Ливеном нанесут удар в спину нашим полкам. А десант также будет высажен у Ораниенбаума, а флот проведет демонстрацию у Петербурга, дабы мы в столице гарнизон усилили, за счет войск здесь. Вот весь их замысел, очень опасный для нас…
– Мудро, – решила Екатерина и повторила вопрос Дашковой: – Но как вы узнали о замышляемой ими хитрости?
– Ваш супруг об этом открыто говорил, и его генерал-адъютант Гудович, и десант из Кронштадта. Там лишь три крупных корабля готовят к походу на столицу, приготовления все видели, вот и болтают повсеместно. А трех кораблей для штурма Петербурга крайне недостаточно, для такого дела целая эскадра нужна…
– Что вы предлагаете, граф? – вкрадчиво спросила императрица.
– Не торопиться, дать войскам отдохнуть. Наш авангард уже в Петергофе, через два-три часа туда подойдет и вся гвардия. Консилиум генералов решил атаковать голштинцев всеми силами после полудня и обходным маневром окружить их полностью… – тут Разумовский остановился.
Екатерина Алексеевна сразу уловила сарказм в голосе гетмана, когда он заговорил о консилиуме генералов – то была еще та веселая компания…
– И если ваш супруг откажется сдаться, то Петерштадт сжечь гаубицами, а их надо срочно доставить из Петербурга. А не устанавливать там на набережной. И после того уничтожить в генеральной баталии голштинцев. Уйти они не смогут – у нас одной кавалерии столько, сколько у них всех войск. А фельдмаршал Миних кораблями воевать на суше не сможет. А как пленим вашего супруга, то старый Живодер капитулирует уж сам и за смерть Талызина крепко заплатит.
Петергоф
В Петергофе царило веселье – подошедшая из Петербурга пехота отдыхала от продолжительного ночного марша. Петр в подзорную трубу хорошо видел, как солдаты лежали на траве у еще чуть дымящихся костров, как таскали им дворцовые слуги всякую снедь в корзинах, котлах и всяких ящиках. Ружья пирамидами стоят, хлеб есть с мясом, вино в бутылке – что еще солдату для отдыха надо?
Он сплюнул – обленилась совсем гвардия, о войне не помышляет. Разбрелись по дворцам, павильонам и парку, винцо потрескивают для лечения похмельных голов своих, дрыхнут всем скопом без задних ног и боевого охранения даже не выставили.
