Зима 1238 - Калинин Даниил Сергеевич

На заряде адреналина я проскочил разделяющие нас с медленно движущимися навстречу половцами полтораста метров секунд за тридцать от силы – все-таки пришлось двигаться по целине, а не накатанной лыжне! За это время враг даже не пытался обстрелять нас навесом, а начал бить метров с тридцати, но уже прицельно, прямыми выстрелами. На мою долю выпало два срезня – один ударил точно в щит, второй вскользь задел кольчужный подол у левого бедра. А потом передо мной вдруг резко вырос половец, раззявивший крик в устрашающем и одновременно с тем отчаянном крике… Удар!

Принимаю вражеский клинок на щит и, освобождая ноги из крепления лыж, правой стопой тут же проваливаюсь в снег примерно до середины голени. Непроизвольно теряю равновесие… Но, не растерявшись, тут же припадаю на колено, пропустив вторую атаку над головой, и, перекрывшись щитом сверху, наотмашь рублю прямо перед собой! Сабля рассекает стеганый халат пониже выпуклого степного щита, обтянутого красной кожей; противник мой оглушительно закричал от боли, покачнувшись, а затем и вовсе рухнув на спину. На совесть наточенное лезвие моего клинка густо измазано кровью…

Короткий взмах, «удар милосердия», но тут очередной срезень, пущенный в упор, тяжело бьет меня справа в живот! От неожиданности и боли я вновь приседаю, сжимаюсь, но в основном от ужаса: угоди стрела чуть ниже, в кольчужные кольца, и на такой дистанции она бы их порвала! Еще один срезень угодил в щит, а следом на меня ринулся третий противник, намеревающийся атаковать со спины слева!

Страх, обострившиеся инстинкты, страстное желание победить – они скопом придают мне сил и подсказывают правильное решение. Резко распрямившись, я стремительно шагаю вперед и вправо, к высокой прямой сосне, после чего резко разворачиваюсь к новому противнику, прижавшись к древесному стволу спиной. Но ринувшийся на меня половец, уже замахнувшись, без звука заваливается вперед с рассеченной молодецким ударом шеей! Подлетевший к нему на лыжах дружинник лихо сразил врага топором! А то, что ударил в спину, так это ж битва, а не дуэль или хольмганг, правил нет…

Однако в следующий же миг с отчаянным воплем упал и пришедший мне на выручку русич – метко пущенный срезень угодил ему в лицо. И острое сожаление в моей душе тут же сменил буйно вспыхнувший гнев:

– Тварь!!!

Выскочив из-за дерева, я со всех ног рванул к лучнику, отстоящему от сосны всего на десять шагов. При этом щитом перекрылся так, чтобы верхняя его кромка замерла у самых глаз… И когда половец вновь вскинул лук и пустил в полет очередной срезень, целя в мои ноги, я успел среагировать и присесть, все также приняв стрелу на щит. Последнюю стрелу…

Не обращая внимания на проваливающиеся в снег ступни, я добежал до татарина, отбросившего биокомпозит в сторону и успевшего выхватить из ножен собственную саблю. Но, резко ударив щитом навстречу, я вложил в толчок вес тела в разбеге и буквально сшиб врага с ног! А встать кипчак уже не успел – мой клинок буквально пригвоздил его к земле…

– Бей!!!

Глава 22

– Господин! Кипчаки натолкнулись на засаду орусутов на высоком берегу! При этом враг обрушил на хорезмийцев сотни срезней, а по гулямам ударил из тяжелых стрелометов. Кюганы вывели нукеров из-под обстрела, не желая напрасных потерь… Река же целиком пересечена растопленной прорубью, до того прикрытой снегом. Первые доскакавшие до нее всадники провалились под лед!

Субэдэй лишь довольно сощурился, слегка кивнув – не иначе как своим мыслям. Будто нойона нисколько не смутила засада, а наоборот, он ей обрадовался… Впрочем, ведь так оно и есть.

Вслух же темник спросил туаджи:

– А что на втором берегу? Там, где высится холм, засада обнаружена?

Посыльный-урянхай широко раскрыл свои узкие от природы глаза, поспешно ответив:

– Нет, господин! Кипчаки еще не добрались до него!

Субэдэй резко бросил:

– Так передай им, чтобы поспешали, если не хотят наказания за трусость, сурового наказания! Орусуты не могли не занять его, слишком удобное место, чтобы обрушить стрелы сверху… Также сообщи кюганам хорезмийцев мою волю: пусть их нукеры спешатся и поднимаются на оба берега, пусть помогут уже вступившим в бой кипчакам.

Посыльный поспешно склонил голову:

– Слушаюсь, господин!

– Бей!!!

Жарко выдохнув всего одно слово – единственное, что я повторяю за последние полчаса, – я шагнул навстречу к очередному противнику. Далеко не простой половец, в кольчуге и шлеме, к тому же искусно владеющий саблей – он успел сразить двух дружинников, прежде чем столкнулся со мной!

Жадно глотнув воздух, пытаюсь хоть как-то восстановить дыхание и резко выбрасываю вперед правую руку, целя острием сабли в голову врага! Но кипчак легко читает столь откровенную атаку и парирует выпад щитом, отведя им клинок в сторону… И тут же рубит в ответ! Не столько увидев, сколько почувствовав движение полетевшей в мою голову отточенной стали, я успеваю присесть и вжать голову в плечи…

Удар! В голове гудит, я теряю равновесие и падаю на колени, но тут же поднимаю щит. Вовремя! Его сразу же тряхнуло от повторной, добивающей атаки… Крепкий ребристый шлем спас меня от смерти, но рубанул степняк щедро, от души, отравив меня в легкий нокдаун. Зря я полез вперед так прямо – да устал, задышал, поспешил…

Тяжелый толчок ноги сбивает меня на снег, и пальцы левой невольно разжимаются от резкого удара о землю, выпустив внутреннюю перекладину щита. А степняк уже шагнул ко мне, намереваясь добить… Однако я успеваю наотмашь рубануть саблей по вражескому клинку, парировав укол половца у самой груди! После чего цепляю носком левой переднюю ногу противника в районе щиколотки и что есть силы бью стопой правой, целя в его коленный сустав…

Вскрикнув от боли, кипчак рухнул на снег, я же, наоборот, вскочил со всей возможной поспешностью! Мгновение спустя, однако, поднимается и половец, перекатом уйдя от моего удара, вспоровшего лишь снег! Враг встает, с некоторым трудом опираясь на травмированную ногу, но все же встает, сумев удержать в руках и щит, и оружие.

– Бей!!!

Хрипло выдохнув и стремительно крутанув клинок над головой, я рублю по защите половца, оставив на обтягивающей щит коже глубокую борозду. Атака не опасная, а призванная спровоцировать врага на ответные действия – и поганый, яростно оскалившись, действительно рубит в ответ! Но рухнувшую сверху саблю половца встречает заранее подставленный под нее блок развернутого плоскостью клинка. И тут же я резко контратакую, естественным движением переведя блок в рубящий сверху вниз удар сабли, нацеленный на вооруженную кисть противника!

Враг отдернул руку, но уже самым острием я зацепил ее, физически ощутив сопротивление плоти наточенному лезвию! Половец вновь вскрикнул и все-таки выронил оружие… Я же, бросившись вперед, успеваю схватиться за верхнюю кромку выпуклого щита и резко дергаю его на себя! Поганый раскрывается, а главное, теряет устойчивость и шагает левой далеко вперед, чтобы восстановить равновесие… Мне даже не нужно подшагивать, чтобы резким ударом правой высечь опорную ногу, поймав поганого на движении! Кипчак ожидаемо падает на спину, а сверху уже на его горло падает моя сабля…

– Бей…

Удивляясь собственной везучести – в поединок в любой момент могли вмешаться и другие степняки, – я сколь возможно быстро шагаю к выроненному, уже крепко потрескавшемуся за сегодня щиту. И лишь подняв его, почувствовав в левой руке привычную тяжесть надежной защиты, немного успокоился, привалившись к стволу ближнего дерева.

Как я и думал, управлять хаотичной схваткой под сенью деревьев практически невозможно, но, поначалу отбросив половцев, сейчас рязанцы несут ощутимые потери под натиском превосходящих сил врага. Пусть дружинники и лучше защищены, и крепче бьются, но в одиночных схватках (а зачастую в драках один против двух, а то и против трех) мы теряем главное преимущество – преимущество строя. И если поначалу мне казалось, что, сбив неповоротливую «черепаху», мы просто не догоним отступающего от нее врага, обстреливающего дружинников на безопасном для себя расстоянии, то теперь сбить строй просто жизненно необходимо! Тем более что времени работающим по целям на реке лучникам мы выиграли более чем достаточно…