Николай Чадович - Особый отдел и тринадцатый опыт
– Зато появляются новые, – проронил в сторону Ваня.
– Такую девушку да Лёхе Чернокнижнику! – остолбенел могильщик. – Ну вы, граждане, и даёте!
Ваня, вчера видевший лишь малую часть кладбища, сейчас не переставал удивляться его грандиозным размерам и некой, если можно так выразиться, демократичности, уравнявшей на одном куске болотной земли не только разные социальные слои, но и разные поколения. Рядом лежали красные командиры и коллежские советники, оперные певцы и церковники, купцы и партийные работники, лётчики и жандармы, извозчики и метростроевцы.
Если бы не проводник, знавший каждую аллею и каждую могилку, они давно бы заблудились в этом городе мёртвых, раскинувшемся по обоим берегам невзрачной речки Волковки.
Оказавшись на территории сорок четвёртого участка, Ваня принялся громко призывать Шестопалова, но тот не отвечал. Пуст оказался и склеп, служивший для него временным пристанищем, хотя всё указывало на то, что живые люди давно свели дружбу с покойной генеральшей: внутри валялись пустые бутылки, консервные банки, окурки, какое-то тряпьё.
Могильщик, уже оставивший свои прибаутки, выглядел весьма озадаченным. Когда Ваня напомнил ему о посёлке Трёх Хохлов, где у Шестопалова якобы имелся запасной аэродром, он только отмахнулся:
– Там Лёхе делать нечего.
Бродившая поблизости Людочка изящно присела (а попробуй наклонись, если край юбки отстоит от края трусиков всего на одну пядь!) и пошарила рукой в траве.
– Посмотрите-ка сюда! – сказала она, поднимая за тесёмку тусклый медный крест. – Кто-то, наверное, потерял…
– Если память мне не изменяет, именно эту вещицу я видел вчера на груди Шестопалова, – без всякого энтузиазма сообщил Ваня.
– Верно, – подтвердил могильщик. – Его крест. За усердие и послушание пожалован Лёхе Чернокнижнику нашим дьяконом.
– Что может заставить верующего человека расстаться с подобной реликвией? – осведомился Цимбаларь. – Кроме состояния опьянения, конечно.
– Она самая… – Могильщик заметно приуныл. – Курносая… Которая в саване и с косой… Давайте вокруг поищем.
Искать на кладбище мертвеца – это, в общем-то, походило на скабрёзную шутку, но никто даже не ухмыльнулся. В поистине гробовой тишине, нарушаемой лишь шорохом раздвигаемых кустов, прошло не меньше четверти часа, и вдруг Ваня, прочёсывавший восточный край участка, сдавленно произнёс: «Есть!»
Все бросились на его голос и увидели, что Ваня, вскинув вверх руку с растопыренными пальцами, стоит возле кучи подвявших веток, судя по всему, приготовленных к вывозу на свалку.
Его пальцы были перепачканы чем-то густым и чёрным, похожим на мазут.
Ветки разбросали в мгновение ока. Шестопалов (если судить по длинной затрапезной рясе) лежал лицом вниз, вывернув голову к левому плечу. Волосы на его затылке слиплись от крови в косички. Ушные раковины отсутствовали, и это сразу бросалось в глаза.
– Тихо, – сказал Цимбаларь, сам почему-то понизив голос до шёпота. – Всем стоять там, где стоите.
Натянув белые трикотажные перчатки, он стал осторожно переворачивать тело на спину. Удалось это не сразу – одежда, пропитанная кровью, успела присохнуть к густой траве.
Руки трупа были связаны в запястьях, а изуродованное лицо покрывала маска из хвои, опавших листьев и прочего мусора.
– Это точно Шестопалов? – осведомился Цимбаларь.
– Да! Да! – хором подтвердили Ваня и могильщик.
Вне всякого сомнения, бывший учёный принял смерть, какой нельзя пожелать и злейшему врагу. Даже видавший виды могильщик отступил назад и, часто-часто крестясь, забормотал молитву.
Присматриваясь к мертвецу, Цимбаларь сказал:
– Задушили. И, скорее всего, тесёмкой от креста. Но перед этим долго пытали. Кромсали бритвой или очень острым ножом.
– Садюги какие-то, – болезненно морщась, промолвил Ваня. – Уши отрезали, глаза выкололи… Нормальные люди так не делают. Чтобы человек заговорил, достаточно прижечь ему сигаретой сосок или наступить на мошонку.
– Позвольте-ка! – Оттеснив Цимбаларя в сторону, Людочка принялась щёлкать фотоаппаратом, вмонтированным в мобильник. – Не забудь проверить карманы.
– Чего их проверять, – буркнул Цимбаларь. – И так видно, что вывернуты.
– Надо бы установить приблизительное время смерти, – закончив снимать, сказала Людочка. – Жаль, что термометра с собой нет.
– Я и без термометра разберусь. – Цимбаларь, стянув перчатку, приложил руку к шее Шестопалова. – Трупное окоченение ещё как следует не развилось, но температура тела почти сравнялась с температурой окружающей среды. Получается, что убили его незадолго перед полуночью, часиков этак в одиннадцать.
– Мы в это время как раз вернулись в гостиницу, – сказала Людочка.
– Потому нас, наверное, и услали из города, чтобы без помех разобраться с Шестопаловым, – заметил Ваня. – А интересно, что у него хотели выведать?
– Скорее всего, то же самое, что стремились выведать и мы, – проворчал Цимбаларь, продолжая обследовать мёртвое тело.
– Как вы думаете, убийцам удалось получить интересующие их сведения? – Людочка обвела коллег вопрошающим взором.
– Думаю, что удалось, – ответил Ваня. – Язык ведь у него на месте остался.
– А я уверен, что Шестопалов ничего не сказал, – возразил Цимбаларь. – Иначе зачем бы его так жестоко мучили? Если человек смолчал, когда ему выкалывали глаза, значит, он способен смолчать до самого конца. И задушили его не преднамеренно, дабы избавиться от остриженной овцы, а случайно, заигравшись с удавкой… Можете убедиться, вся шея в странгуляционных рубцах.
– Ты заодно проверь, чем связаны его руки, – попросила Людочка.
– Упаковочным шпагатом, – ответил Цимбаларь. – Такой есть в каждом магазине. Узел самый обыкновенный.
– Я это самое… Пойду, пожалуй. – Могильщик искательно глянул на Людочку, надеясь, наверное, только на её снисходительность. – Пора и за работу браться…
– Куда? Стоять! – рявкнул Цимбаларь. – Пойдёшь, когда тебя отпустят. И не вздумай сбежать.
– Какое там сбежать, если коленки трясутся… – Могильщик сгорбился, сразу словно постарев лет на двадцать-тридцать.
– Шестопалов своими страхами ни с кем не делился? – спросил у него Ваня.
– Да нет. Он по большей части вообще молчал.
– А вам не приходилось в его присутствии обсуждать взрывы, недавно происшедшие в Псковской области и в окрестностях Петербурга? Об этом трубили все газеты.
– Было дело, – оживился могильщик. – Зашёл недавно разговор на тему нынешнего паскудного житья. И про взрывы, конечно, вспомнили. Дескать, добрались нехристи и до нас. Боязно в метро спускаться… Чернокнижник тогда всех удивил. Как-то дико на нас глянул и ушёл. Даже не стал дожидаться, когда чай заварится. А ведь именно из-за этого чая он к нам и подсел… Неужели Лёха Чернокнижник причастен к взрывам?
– Не твоего ума дело. Много будешь знать, уши отвалятся. Вот как у него примерно. – Цимбаларь кивнул на труп Шестопалова.
– В общем-то, нам здесь делать больше нечего, – сказала Людочка. – Придётся поставить в известность местную милицию. Пусть сами разбираются.
– Беги в свою контору, звони в легавку. – Небрежным взмахом руки Цимбаларь отпустил изрядно струхнувшего могильщика на волю. – Если про нас будут справки наводить, скажи, что к Шестопалову приезжала родня из Туркмении, да запоздала чуток. Пусть теперь ищут нас в ущельях Карадага.
Когда могильщик, ощутивший себя по меньшей мере заново родившимся на свет, резво умчался, Цимбаларь невесело произнёс:
– Началась смертельная забава… А я-то, дурак, надеялся, что на сей раз дело ограничится исключительно менструальной кровью.
– Хватит распинаться, – прервал его Ваня. – Пора сматываться. Уходим через лютеранское кладбище.
Глава 10
Подтирки не горят и не тонут
Завидев гостиничное здание, чья незамысловатая, можно даже сказать, казарменная архитектура как нельзя лучше соответствовала гордому названию «Советская», Цимбаларь сказал:
– Даю гарантию, что в холле нас уже кто-нибудь караулит. Сидит в сторонке, прикрывшись газетой, изображает из себя японца или шведа, а сам берёт на заметку каждый наш шаг.
– К несчастью, ты прав, – согласился Ваня. – Все мы засветились, даже я.
– Тогда давайте войдём в гостиницу другим путём, – предложила Людочка. – Ведь здесь должны быть подвалы, кухни, склады, пожарные лестницы.
– Это мало что изменит, – покачал головой Цимбаларь. – Гостиничный персонал – профессиональные стукачи, готовые услужить и нашим, и вашим. Только денежки плати… Нет, войдём мы сюда у всех на виду, а вот смоемся незаметно. Надо перебираться на съёмную хату, там будет спокойнее.
– И прощай, полулюкс со шведским столом, – вздохнул Ваня. – Кондаков такого горя не переживёт.
– Ничего, уломаем, – сказала Людочка. – Я ему котлеты сама готовить буду.
