Дэвид Дэверо - Луна охотника
— Берт, где это произошло?
Он назвал номер выхода, и я потратил уйму времени, чтобы отыскать соответствующий канал. Наконец я увидел в углу явно нервничающего сутулого парня, который говорил по телефону.
— Берт, помаши рукой в камеру.
Он так и сделал, и изображение на мониторе подтвердило, что я попал в требуемое место.
— Отлично, теперь я тебя вижу. Когда это произошло?
— Около десяти минут назад. Все это время я провел у телефона, объясняясь с вашими коллегами.
— Ты ведь состоишь на гражданской службе, верно? — Я уже прокручивал запись назад, вглядываясь в каждое лицо, проплывающее перед камерой. — Ты не мог бы сказать, как она была одета?
Берт с профессиональной дотошностью описал ее одежду, обувь, а также отметил обесцвеченные волосы, которые ей совсем не подходили.
— Это показалось мне странным; она потратила столько усилий, чтобы изменить внешность, но эти волосы просто бросались в глаза. Вы меня понимаете?
— Я тебя прекрасно понимаю, Берт.
И вдруг она взглянула на меня с экрана. Берт не зря получал свои деньги: ни одна уважающая себя женщина не могла бы показаться на публике в такой одежде в сочетании с подобной шевелюрой. Я очень долго вглядывался в ее лицо, стараясь мысленно сравнить его с последней из имеющихся у нас фотографий.
— Алло?
— Извини, Берт, я засмотрелся на изображение. А где она сейчас?
— Посадка на ее рейс закончилась, как только она прошла, но, пока я с вами разговариваю, самолет задерживается. Однако нам скоро придется их выпустить. Откладывается вылет на Майорку, и очередь уже начинает нервничать.
— Хорошо, Берт, постарайся задержать рейс еще немного, а мы поможем со своей стороны. Отличная работа, приятель.
Я воспользовался скоростным набором и вышел на Босса.
— Мы нашли Гамильтон. Она в самолете, вылетающем из Станстеда.
— Это наверняка?
— Я смотрю на ее снимок с камеры наблюдения.
— Тогда отправляйся туда и бери ее.
До Херефорда я домчался в рекордно короткое время, а вертолет поднялся в воздух, пока я пристегивал ремень безопасности.
Лондонский аэропорт Станстед был построен в то время, когда главную угрозу для пассажиров представляли грабители и угонщики, а не террористы, способные взорвать воздушные суда, а потому была предусмотрена обширная площадка, где могли приземляться захваченные самолеты. С ними можно было разбираться, не подвергая опасности основное здание и не нарушая распорядка работы всего транспортного узла. При подлете к цели я успел заметить стоящий там пассажирский лайнер, без сомнения, битком набитый сердитыми людьми, которые гадали, что могло испортить им начало отпуска.
Во время приземления мы проверили оружие, а потом оба вертолета были отодвинуты в сторону. Мы находились точно перед кабиной пилотов, вне зоны видимости пассажиров, а шума винтов и моторов не было слышно в гуле двигателей самолета — чтобы обеспечить салоны энергией, генераторы должны были работать. Такое благоприятное начало операции нас обнадежило. По моему сигналу пилот самолета переключился с внутреннего источника на внешний и заглушил двигатели, давая нам возможность подойти ближе. Сейчас же подъехал трап, а следом — три автобуса, якобы для того, чтобы перевезти пассажиров на другой борт, поскольку в этом была выявлена техническая неисправность.
Я первым поднялся в салон и разыграл роль Приятного-Человека-в-Костюме; я объяснял людям, что происходит, и приносил извинения за причиненные неудобства. На самом деле ничего подобного обычно не делается, и, разъясняя положение о компенсациях, я переглянулся с бортпроводницей. Разделить пассажиров на четыре группы оказалось совсем не трудно, и я лишь позаботился о том, чтобы Гамильтон попала в последнюю, вынужденную ждать дополнительного автобуса. Это давало возможность более тщательно проверить ее попутчиков. Они проходили мимо меня один за другим, и Гамильтон тоже прошла, даже не взглянув. Раньше мы с ней не встречались, но темный парик, вероятно, сильно изменил мою внешность; это была предосторожность, чтобы она не уловила сходства с фотографиями, если когда-либо их видела. В салоне оставалось еще несколько пассажиров, но я предоставил их на попечение команды, чтобы те убедились, что все вышли, а потом, после невероятно быстрого «ремонта», перекатили самолет на другую стоянку и забрали людей.
При сходе с трапа у Гамильтон начались проблемы. Все пассажиры держали наготове открытые паспорта для подтверждения посадочных талонов, а она никак не могла отыскать свой документ и уже затормозила очередь.
— Я могу вам помочь?
— Мой паспорт — мне кажется, он выпал у меня из кармана.
Она ошиблась — ее паспорт лежал в кармане моего пиджака.
— Не беспокойтесь, сейчас мы его отыщем.
Я повернулся к бортпроводнице, наблюдавшей за посадкой пассажиров в автобус, и подал знак отправляться. Вскоре у трапа остались только мы с Гамильтон, да еще бойцы группы захвата в спецовках обслуживающего персонала, в то время как настоящие техники спокойно пили чай в своей подсобке.
— Итак, мисс…
— Фрэзер. Скажите, это надолго?
Она явно нервничала.
— Нет, мисс Гамильтон. Я думаю, мы скоро закончим.
При упоминании настоящего имени она вздрогнула, стала оглядываться, но обнаружила, что окружена вооруженными людьми.
— Вы согласны?
Она опустила голову и плечи, а один солдат с наручниками шагнул вперед. Как только щелкнул первый замок, Гамильтон внезапно развернулась, намереваясь меня оттолкнуть. Это могло бы пройти, если бы второй наручник не был в руке тренированного бойца Он резко дернул на себя и сбил женщину с ног. Кто-то подбежал, чтобы ее схватить, но я остановил его.
— Надо предоставить леди то, чего она добивается. — Я взял Гамильтон за волосы и ударил в челюсть. — Вот так я справился и с твоей подружкой. Я сломал ей челюсть, чтобы она не смогла запудрить мне мозги. — Гамильтон все еще стояла на четвереньках, и я ударил ее ногой в живот. — Как тебе это нравится? Приятно испытывать на себе то, что вы проделывали со своими «сестрами» из внешнего круга?
Она закашлялась, все желание бороться сразу же пропало, и дальнейшее избиение все равно не доставило бы мне никакого удовлетворения. Я кивнул командиру группы, и кто-то из бойцов, подхватив Гамильтон, взвалил ее на плечо. Ей скрепили наручниками руки и ноги, а потом погрузили в стоящий в тридцати метрах вертолет, чтобы доставить к новой жизни.
— Итак, все кончено.
Босс сидел за ничем не примечательным письменным столом в такой же ничем не примечательной конспиративной квартире, на этот раз расположенной в пригороде Лондона.
— Да, сэр. Похоже, Гамильтон утратила вкус к борьбе.
— Наконец-то.
— Да, сэр.
Я пожал плечами.
— Хорошо.
Это было не то же самое, что услышать: «Отличная работа» или «Подойди получить медаль», но меня вполне устраивало.
— Возьми двухнедельный отпуск, потом возвращайся. У меня есть одно дельце, которое тебе подходит.
— Слушаюсь, сэр. Спасибо.
Я вышел из кабинета под чистые утренние лучи солнца и направился к маленькой и довольно грязной пивной, где никто не будет задавать вопросов. Я хотел напиться.
ЭПИЛОГ
Что ты сделал?
— Продал ее через Брута.
Я, как и обещал, опять пришел на кладбище Кенсал-Грин и рассказывал Мертвому Джеффу о своих приключениях. От свистящего звука его смеха у меня челюсти свело.
— Проклятье, Джек, ты знаешь, как схватить удачу за хвост. А что сделает с тобой Босс, если узнает?
— Скорее всего, просто убьет. Ты же знаешь, как они относятся к фальсификации рапортов. Ты не мог бы присмотреть мне местечко где-нибудь по соседству?
— Нет, только не для тебя. Да, знаешь, здесь появилась одна из наших. Ее только вчера похоронили. Прекрасная была служба, очень пристойная. Я смотрел издали, потому что и старик тоже был здесь.
— Это, должно быть, Энни. Жаль, что я не присутствовал.
— Вы были близки?
— Нет, дело не в этом, но знаешь, как это бывает… Она была на моем попечении.
— Ох. Бедняга. Что ж, она и сейчас где-то здесь. — Джефф махнул рукой, указывая на участок позади часовни. — Я ее поприветствовал, но, кажется, она еще не совсем освоилась.
— Как я слышал, на это требуется некоторое время.
— Да, верно.
Мы немного поболтали о старых временах и о Просвещенных сестрах. Мои ночные кошмары все еще не давали мне спать, но стали постепенно слабеть, и я был твердо уверен, что смогу совсем от них избавиться без обращения к психиатрам. Не люблю я их, они задают слишком много вопросов. Судя по поведению Альдер, она вряд ли с кем-то поделилась ключевыми словами, которые могла внедрить в мой мозг, а это значило, что я могу чувствовать себя в безопасности. Единственной, с кем она могла говорить на эту тему, была Гамильтон, но бедняжка Сэди долго будет лишена возможности с кем-то общаться.
