Майкл Когг - StarCraft: сборник рассказов
Гора задрожала. Но ничего не произошло.
Первое, что вырвалось у Джейка, следившего за этим издалека, было, разумеется, «М-мать!»
А потом… появилось облако дыма. Снова дрожь. Дрожь продолжалась. Становилась сильней. Гора тряслась, ее словно лихорадило. Северо-западный склон вулкана начал выгибаться наружу, раздуваясь пугающе сильно… и взорвался.
Раздался громкий, непрекращающийся рев. Он становился все громче, в воздух все выше и выше поднимались столбы пыли и раскаленных камней — настоящая башня ужаса и разрушений. Горящие камни вылетали из нее вверх и в стороны, исчезая где-то в небесах. Извержение явно будет идти еще несколько часов, заливая кипящее море расплавленной лавой на многие километры вокруг.
— Твою мать! — восхитился Джейк.
Он почувствовал прилив радости. Невероятной, поразительной радости. Ему захотелось плясать. Эмоции так захватили его, что оставили без сил.
А потом он ощутил свободу, ясность разума — и снова радость. Но радость иную. Не просто радость победы, а более глубокое чувство. Радость обретения мира.
Его план сработал. Он был в этом уверен. Он сам не знал, почему, но был в этом уверен.
— От такого никто не убежит, — Джейк сам не заметил, как сказал это вслух. Затем посмотрел на нашлемный дисплей. — Может, и я не убегу.
Он повернулся к «Стервятнику».
Там стоял его союзник, темный тамплиер.
— Привет, — сказал Джейк.
Протосс не ответил.
И Джейк, кажется, понял, почему он молчал.
Тот псионический взрыв — даже он, Джейк, его почувствовал с такого расстояния. Тамплиер, наверное, был совсем обессилен.
Джейк удивленно глядел на него. Если тамплиер обессилен — значит ли это, что он уязвим? Выходит, его присутствие — знак доверия? Выходит, он дает Джейку понять, что знает — тот не воспользуется его минутным бессилием?
Или Джейк лишь сам все это выдумал?
А потом протосс вдруг поднял руку. Это был приветственный жест.
Эмоцию, которую испытал тогда Джейк, он и сам не смог бы толком назвать. Благодарность. Чувство локтя. Родство? Что-то подобное.
— Ну я… это…
Темный тамплиер, казалось, изучал его. На какую-то секунду Джейк почувствовал еще и страх. Не вышло ли так, что теперь он попросту не нужен протоссу?
Но нет.
Протосс, вероятно, чувствовал то же, что и Джейк.
Джейк улыбнулся:
— Ну, э-э… это ведь может быть началом чудесной дружбы, а?
Протосс закончил осматривать Джейка и исчез.
— Видимо, нет, — заключил Джейк.
Он пожал плечами.
Затем повернулся и посмотрел на растущий столб дыма и пламени, все еще высящийся над ним.
— Да, пора убираться отсюда.
Он не знал толком, куда полетит теперь. Во всяком случае, туда, где есть люди.
Роберт Брукс
Вознесение
Часть первая
Аларак шел между черными скалами по утопавшей в тенях дороге и вдруг остановился. Кожу щипало. Это невозможно. Был всего полдень, но терразин уже разливался в воздухе.
Аларак осмотрелся — точно, западная скала. Из свежей зазубренной трещины просачивались ленты фиолетового тумана. Терразин. Похоже, землетрясение вскрыло подземную газовую полость. Небольшую. Надолго этого дара не хватит. Аларак шагнул в терразиновую дымку и поднял руки ладонями вверх, позволяя Дыханию Жизни полностью себя окутать.
И тогда оно просочилось в поры его кожи.
Заструилось по венам.
Распахнуло врата сознания.
Оно сделало его еще чуть ближе к Амуну. Темному Богу.
Аларак чувствовал волю Амуна, его холодный замысел, биение его темного сердца под тонкой кожей этой вселенной, паутину сосудов Пустоты, даже сейчас пульсирующих в нетерпении. Последний ход против испорченного цикла должен был вот-вот свершиться. Алараку и остальным избранным Богом протоссам, Сотворенным, или талдаримам, оставалось ждать совсем немного.
Скоро они познают Вознесение — так обещал Амун.
Но вихрящийся туман терразина слишком быстро развеялся по ветру. Облака газа растаяли.
До заката он больше не поднимется на поверхность. Зато потом газ заполнит всю атмосферу, как и каждую ночь. Почему так происходит? На то была воля Амуна. Все талдаримы Слейна, вне зависимости от положения в обществе, до восхода солнца купались в потоках Его славы — а потом Его дар пропадал. По ночам все талдаримы были едины перед Его темным взором.
Но не днем. С рассветом каждый сам должен был сражаться за место под солнцем. На то также была воля Амуна.
Он услышал, как за его спиной скрипят и рассыпаются в прах камешки под подошвами тяжелых сапог.
— Господин Аларак, — к протоссу осторожно приблизилась Джинара, его нижняя. — Тебя ожидают.
Она была пятой посвященной. Он — четвертым, выше в цепи вознесения лишь на единицу. Когда- нибудь она попытается его убить.
«Но, похоже, не сегодня», — решил Аларак. Он и не подумал оборачиваться.
— Что бы это ни было, оно может подождать, — ответил он ей. Ему хотелось исследовать эту область и поискать новые газовые карманы. Если терразин поднимается здесь днем…
— Нет, не может, — сказала Джинара, — меня послал господин Нурока. Он желает поговорить с тобой.
— Хорошо, — как четвертый посвященный, Аларак не мог противиться воле высшего посвященного Нуроки — это было бы все равно, что противиться воле Амуна. — Он не сказал, о чем?
— Он вызвал Владыку Ма-лаша на Рак-шир, — сказала Джинара. — Завтра один из них умрет.
Над каньоном повисла тишина. Аларак никак не реагировал; ни один мускул не дрогнул на его лице. Он не мог пошевелиться. Все его мысли словно застыли.
Не может быть.
Наверное, она лжет… Хотя нет. Это исключено. Джинара хитра, но безрассудной ее не назовешь. Если бы ее слова были ложью, Аларак выпустил бы ей кишки и оставил труп голодным зоантискам. Она уже видела, как он проделывал это с другими своими нижними. И поэтому говорила правду.
— Интересно, — наконец произнес Аларак. Другие свои мысли он озвучивать не стал. Она поступила так же.
— Ты знал?
Аларак обернулся и посмотрел на нее.
— Да, — разумеется, солгал он.
Рак-шир. Уже много месяцев этот ритуал не проводился среди талдаримов высокого ранга. План Амуна близился к завершению. А затем все талдаримы обретут славу в новом созданном им мире. Но вызывать Владыку на смертный бой? Именно сейчас? Безумие. Зачем Нуроке это понадобилось?..
Джинара внимательно смотрела на Аларака. То, что он скажет, предопределит ее роль в ритуале. Он посмотрел ей прямо в глаза.
— Ты будешь участвовать в бою? — задал он вопрос.
— Возможно, — ответила она.
— Сражение будет довольно интересным. Владыка Ма-лаш не из тех, кто дарит своим противникам быструю смерть, — сказал Аларак. Количество воинов в бою необходимо ограничить. Если в него вступит слишком много посвященных, если погибнет слишком много лидеров талдаримов, порожденный этим хаос отсрочит исполнение планов Амуна на годы. Или на десятилетия. Аларак не извлечет из этой ситуации никакой выгоды. Если же Джинара не будет участвовать, никто ниже ее рангом не рискнет присоединиться к ритуалу. Для Рак-шира такое будет естественным. Его голос зазвучал громко и властно. — Надеюсь, тебе понравится наблюдать за боем. Мне бы не хотелось убивать ценных воинов вроде тебя.
Джинара никак не отреагировала на эти слова. Лишь едва заметное движение плеча под зазубренной черной броней выдало ее чувства.
— Понимаю, — ровным голосом ответила посвященная.
Она и в самом деле понимала. Джинара не стала бы сражаться в этом бою.
— Господин Нурока хочет видеть тебя в своих покоях, — продолжила она.
— Я приду, — ответил Аларак и резким жестом дал понять, что разговор окончен.
Джинара молча ушла, напоследок бросив на него задумчивый взгляд. Она все расскажет. Что ж, прекрасно. Аларак хотел, чтобы остальные узнали, что он объявил себя участником ритуала. Но вот на какой стороне — пусть это для всех останется загадкой. И чем дольше продлится это неведение, тем лучше.
Это поможет скрыть его собственные сомнения.
Аларак вышел из каньона той же узкой тропой, что привела его туда. До заставы талдаримов было недалеко, но дорога занимала достаточно времени, чтобы он мог подумать.
Его одолевали невеселые мысли — тяжелые, словно камни. Кто будет сражаться в этом ритуале? На чьей стороне?
И скольких Аларак сможет убить?
Часть вторая
Воля Амуна была проста.
Вздымайтесь вверх.
Выше. Еще выше.
Или падите навеки.
Алараку всегда нравилась ясность. У истоков цепи вознесения стоял Амун, а каждый талдарим был ее звеном. Низшие звенья повиновались высшим. Высшие повелевали нижними.
