Алексей Гравицкий - Зачистка
Консультировать приходилось много. Генерал сыпал вопросы как из рога изобилия. Его интересовало, кажется, все. Помимо него на их совещаниях присутствовал удивительно молчаливый старший лейтенант, которого именовать Сберкнижкой теперь было ни к чему, а другого достойного погоняла не придумалось. Помимо него несколько раз появлялся хмурый мужик лет тридцати с капитанскими погонами.
С капитаном Мун успел даже поговорить несколько раз тет-а-тет. Его звали Андрюхой, и оказался он куда приятнее в общении, чем все его сослуживцы вместе взятые. Генерал был себе на уме, старлея седой в последнее время и ia человека считать перестал, Федя с Игорем были просты и примитивны до туповатости, как два валенка. А капитан Андрюха был человеком. Мун пожалел даже, что не встретился с ним в другом месте и при других обстоятельствах.
Работа шла рывками. Паратлельно что-то происходило. Или жизнь на кордоне была такой суетной. Хотя с чего бы им суетиться? Но тем не менее какое-то скрытое движение в окружающем мире присутствовало. Периодически убегал куда-то капитан Андрюша. Время от времени уходил, и надолго, старший лейтенант. Да и сам генерал временами прерывал работу и удалялся или выгонял Муна на часок погулять.
В такие моменты он шел искать Снейка. Бородатый слонялся по базе без дела, как тень. Мрачный и понурый, витал где-то в своих мыслях. Сперва пытался приставать с расспросами, но седой жестко расставил точки над мол, не хотел в это соваться, вот и не суйся. Змей обиделся, но виду не подал.
Правда, с Муном говорил теперь неохотно, все чаще бурчал, называя приятеля порождением Хаоса, но бежать больше не предлагал. Почему Змей отказался от этой мысли, седой не догадывался, да и не думал об этом. Просто был благодарен за то, что тот отнесся с пониманием и не приседает на уши.
На четвертый день генерал вытурил Муна, когда только-только начало смеркаться, и назад не позвал.
Подморозило. Болтаться на воздухе было холодно, и седой засел в бараке. Пальцы тихо перебирали дешевые пластиковые струны, а в голову стучалась мысль: может быть, это конец? В его услугах уже не нуждаются и работа выполнена?
Мысль была приятной, смущало в ней только одно. Мун не верил в легкие деньги. По опыту знал, что бесплатный сыр бывает исключительно в мышеловке. И этот опыт активно портил настроение.
5
Штабной домик не спал. И работа здесь шла, несмотря на то, что консультанта отправили на заслуженный отдых. А вернее сказать, отослали за ненадобностью. Не потому, что советы Мунлайта здесь были теперь не нужны, а потому как не нужны были лишние уши.
А сказано было здесь уже очень много. И присутствуй при этом седой сталкер, ему бы многое очень и очень не понравилось. Потому как говорили сейчас не только и не столько о том, что Мунлайту было известно, а больше о том, о чем ему умалчивалось.
Сперва в комнате было довольно много народа. Потом стало чуть меньше. А с отъездом летчиков остались всего трое.
Хворостин устало тер виски и покашливал. Откуда при эдакой духоте взялось у него это покашливание, капитан Берденко не знал, да и не сильно интересовался.
Старлей Серегабыл бодр, активен и неутомим. Болыт всего он напоминал капитану взявшего след сеттера. Столько же радости, рвения и такое же отсутствие мозгов. Хотя нет, безмозглым старлея назвать было трудно. Но изменился Сережа сильно.
Андрей давно заметил, что бывший приятель несколько отдалился. Если прежде было между ними вроде бы что-то теплое, свойское, дружеское, то с появлением на кордоне нового начальства Сережу как подменили.
Карташов стал надменнее, что ли, холоднее. Ничего теплого и свойского в их отношениях не остаюсь. Да и отношений толком не осталось. Из чего капитан делал неутешительный вывод, что дружбы у него с Серегой никогда и не было.
С его стороны было дружеское расположение, а с карташовской — холодный расчет. А дружба такая штука, которая в одни ворота не бывает.
Капитан тяжело вздохнул. Сам он не разделял ни решимости генерала, ни радужных настроений старлея, ни готовности исполнять приказ, с каким отбыли из располо-
жения летчики. Теперь Андрей мог признаться уже не только себе, ему категорически не нравилось то, что здесь происходит. Ни новая метла, ни ее непонятные, отдающие самодурством заметы.
Генерал взял со стола стакан в железном подстаканнике с золотистым чаем, хлебнул шумно и снова покашлял.
«Нервное это у него, что ли? — подумал Андрей. — Или аллергическое? А может, генерал — астматик?»
Так, проговорим все еще раз для верности, — откашлявшись, сообщил Хворостин.
Андрей зажмурился и потер глаза. Все, что генерал собирался проговорить еще раз для верности, он уже сам заучил наизусть, хоть в хворостинских планах капитану Берденко отводилась весьма скромная роль.
Тем не менее он мог с точностью до миллиметра показать на карте и рассказать, откуда зайдут вертолеты, как деморализуют противника ударом с воздуха, куда приземлится под прикрытием вертолет с десантом и по какой схеме взвод в четверть сотни человек во главе со старшим лейтенантом Карташовым начнет чистить территорию несчастного Агропрома.
Генерал говорил тихо и нудно, на одной ноте. И если бы он не покашливал, Андрей, наверное, заснул бы прямо здесь. Зато Серега слушал и повторял с прилежностью зубрилки-отличника.
Выслуживается, гад. Андрея вдруг разобрала злость. Один дурит, другой выслуживается, а о последствиях хоть кто-то подумал? И тут же нахлынула апатия. С другой стороны, что он, самый умный? Если ему приходят в голову какие-то вещи, то уж старшему и по званию, и по возрасту они должны бы тоже прийти.
Все, старлей, — оторвал от невеселых мыслей голос Хворостина, ставший снова живым, а не монотонным. В нем даже засквозили какие-то отеческие нотки. — До завтрашнего утра свободен. Отбой.
Сергей вытянулся по стойке «смирно» и чуть резче, чем следовало бы, рявкнул: «Слушаюсь!»
И ты свободен, капитан, — повернулся к Андрею генерал. — Задача ясна?
Так точно, товарищ генерал, — отозвался Берденко.
Тогда отбой.
Капитан поднялся, проследил за идущим к двери лейтенантом. Тот притормозил в дверях, но Андрей в сторону выхода не двинулся, и Карташов дернул ручку.
Берденко повернулся к лейтенанту спиной, поглядел на Хворостина.
Разрешите вопрос, товарищ генерал, — отчеканил Андрей, слушая, как за спиной с тихим скрипом отворяется дверь.
Валяй, — небрежно разрешил Хворостин.
В этой небрежности, которую периодически замечал за генералом, Хворостину, должно быть, чудилось нечто, роднящее его с подчиненными. Мол, он не просто генерал, а «слуга царю, отец солдатам». Но на деле выглядело это настолько фальшиво, что вызывало обратный эффект. Во всяком случае, в отношении Андрея эта вольность и закос под равноправие отдавали фамильярностью и панибратством и раздражали.
Скрипнуло второй раз. Дверь с тихим стуком ударилась о косяк. В предбаннике зашлепали шаги.
Что вы намерены делать с консультантами потом? — тихо спросил Андрей.
Начал издалека, хотя его больше волновал другой вопрос. — А что с ними делать? — пожал плечами Хворостин. — Заберут свои деньги и нехай катятся на все четыре. Или ты думаешь, я ради этих охламонов мараться стану?
Никак нет, — соврал Берденко.
Мысли о том, что консультантов по завершении работы просто пустят в расход втихаря, посещали капитана последние дни не единожды. Так хотя бы в этом плане немного отлегло от сердца.
Отработаем завтрашнюю операцию. Помогут подготовить основную и пусть гуляют. За свои слова, капитан, я отвечаю. Еще вопросы есть?
Хворостин поглядел жестко, колюче. Так, что захотелось отвести глаза. Но капитан взгляда не отвел.
Есть. — Голос его вдруг осип и Андрей замолчат, собираясь с силами, наконец заговорил тихо и быстро, словно заранее оправдываясь за назойливость. — Товарищ генерал, мы на территории другого, пусть и союзного, государства. На каком уровне решается вопрос по завтрашней операции?
Генерал полоснул взглядом, словно шашкой. Кхекнул и одним глотком допил остатки чая. Внутри оборвалось. Андрей понял, что знает ответ, что оправдываются самые худшие опасения, что он уже не хочет этого слышать, что хочет услышать что-то другое… все что угодно, но только не то, что ему теперь ответят.
Вот потому, капитан, завтра командовать там будет старший лейтенант Карташов, а не ты, — зло процедил Хворостин. — Вопрос решается на уровне повыше твоих капитанских звездочек.
Самое разумное сейчас было извиниться и уйти, но Берденко вдруг словно разорвало изнутри. Будто где-то там долгие недели копилось что-то царапающее, скребущее, недовольное. Наполняло, распирало, как гелий резиновый шарик. А теперь кто-то поднес к этому шарику иголку, и все накачанное рвануло наружу. Бах!
