Александр Бушков - Завороженные
Элвиг вспыхнула, но оскорбленно молчала — ее начальник не походил на тех, с кем можно впустую препираться. Она лишь произнесла, величайшими усилиями сдерживая себя:
— Высокий Шорна, так ли уж необходимо вести подобный разговор в присутствии…
Шорна бесцеремонно ее перебил:
— Именно в присутствии наших гостей, которых вы едва не погубили своей безответственностью вместе с собой. Пусть знают истинное положение дел… Итак… Вам прекрасно известны строжайшие инструкции для подобных случаев, Элвиг. Вы обязаны были лететь в Черный Город с отрядом. С охраной, с учеными, с нужными приборами и достаточно мощным оружием. Одним словом, с отрядом, готовым достойно встретить любые неожиданности. Вы этого не сделали. Вы отправились к начальнику этих господ и солгали ему, что уполномочены действовать именно таким образом…
— Я не лгала…
— Ну, значит, не сказали всей правды, что, в общем, одно и то же… В результате вы трое едва не погибли. Спасло вас только дикое, фантастическое везение. Среди вас оказался карн, — он мельком бросил на поручика взгляд. — Окажись иначе, вы все исчезли бы бесследно, и я даже не знал бы, где вас искать… Интересно, у вас найдется что-нибудь, хотя бы отдаленно способное сойти за оправдания? Я хочу послушать.
Элвиг осторожно произнесла:
— До сих пор никто и представления не имел о механизмах вроде того, который встретил нас в городе. Столь сильные цверги, способные подавить волю, нам не попадались уже пару столетий… Кто мог предполагать…
— Достаточно, — поморщился Шорна. — Это не похоже на оправдания даже отдаленно. Это не дополнительные отягчающие обстоятельства… Никто ничего не предполагал. Прекрасно. Но именно на такой вот счет и пишутся подробные, строжайшие инструкции: чтобы достойно противостоять неожиданностям, насколько удастся… Или до вас никто не сталкивался с неприятными сюрпризами, с чем-то раньше не встречавшимся? Напомните мне.
— Сталкивались. И неоднократно.
— О чем вы прекрасно знаете… То есть ни тени оправданий у вас нет. Вы просто-напросто проявили совершенно ненужное, мало того, прямо запрещенное удальство. И попали в нешуточный переплет. Собственно, ваш вклад в победу ничтожен. Его просто нет. Этого металлического змея, умевшего превращать живых людей в камни, уничтожили не вы. Вы-то перед ним оказались абсолютно бессильны. Как и перед цвергом, которого пленили отнюдь не вы… За подобное люди познатнее, опытнее и заслуженнее вас прямо отсюда отправлялись под конвоем на юг, а то и в другом направлении, гораздо ближе… — он уперся в девушку тяжелым, неприязненным взглядом: — Вы себе не представляете, как мне хочется самолично взять вас за шиворот и затолкнуть в возок, запряженный отнюдь не лошадьми…
На Элвиг жалко было смотреть, на ней лица не было, какое-то время казалось даже, что она заревет в три ручья. Поручик чувствовал себя ужасно неловко, как наверняка и Маевский — но от них сейчас ничего не зависело, наоборот…
Шорна долго — и с несомненным удовольствием — держал зловещую паузу. Потом вкрадчиво осведомился:
— Милая Элвиг, вы не собираетесь каяться? Просить прощения? Пощады? Многие на вашем месте…
Элвиг уставилась на него с бледным, отчаянным лицом. Ее губы подергивались, но слез на глазах не было. Она сказала с некоторым вызовом:
— Бесполезно. С вами все равно бесполезно. Вас не разжалобишь, высокий Шорна.
— Рад, что вы обо мне столь высокого мнения, — сказал Шорна без улыбки. — Ну что же… — он снова затянул паузу, так что все присутствующие, казалось, затаили дыхание. — Если бы все зависело только от меня, вы бы, драгоценная, уже ехали бы под конвоем на Южный Тракт… Или, в виде величайшей милости, попросту оказались бы вышвырнуты за ворота без всякой надежды вернуться на императорскую службу в каком бы то ни было качестве. К моему несказанному сожалению, события обернулись так, что я в своих желаниях не волен. Вам снова несказанно повезло. Но это, вбейте себе в вашу очаровательную головку, был последний раз. Самый последний. Уясните это хорошенько. Я с вас более глаз не спущу. За любой, самый ничтожный проступок, который другому обойдется в пару резких слов, вы ответите по полной. Клянусь чем угодно. Либо вы станете дисциплинированным работником, либо сгинете в ссылке в глуши. Понятно вам? Я спрашиваю, понятно?
— Да, — сказала Элвиг.
Она выглядела тихой и покорной, но мысленно наверняка плясала от радости. У поручика отлегло от сердца.
— Хочется верить… — протянул Шорна и вышел из-за стола. — Поднимайтесь, благородные господа и дама. Его величество удостоил вас аудиенции. Сейчас и отправимся, — он обстоятельно, неторопливо осмотрел всех троих, словно строгий фельдфебель, перед армейским смотром способный придраться к любой мелочи. — Ну что же, для малой аудиенции годится… Пойдемте.
Они шли по роскошным коридорам — позолота, статуи, мозаика, батальные полотна в вычурных рамах, причудливые хрустальные люстры… Чем дальше, тем больше встречалось неподвижно застывших усачей в золоченых панцирях — несомненно, здешние лейб-гвардейцы. Поручик покосился на Элвиг — она шла, как ни в чем не бывало, и на губах играла прежняя улыбочка, строптивая, дерзкая. Даже если выволочка и произвела на нее должное впечатление, девушка не собиралась долго этим терзаться…
Пошли другие коридоры, гораздо уже и ниже — должно быть, они попали из парадных залов на личную императорскую половину. Гвардейцы стояли еще гуще, чуть ли не через каждые десять шагов. И вдобавок там и сям обнаруживались странные вещи, категорически не сочетавшиеся с роскошью дворца: какие-то овальные, то ли стеклянные, то ли каменные пластины, вставленные в простые рамы прямо посреди мозаичных картин или золоченых ламбрекенов, ряды черных металлических кружков, пересекавшие паркетные полы, решетчатые полушария, торчавшие в самых неожиданных местах, черные штыри в половину человеческого роста, увенчанные стеклянными шарами…
Коридор упирался в невысокую сводчатую дверь — по обе ее стороны застыли раззолоченные лакеи. Поручик видел, что Элвиг посерьезнела, и принялся лихорадочно гадать, какое выражение лица уместно для таких вот случаев. Он и живого князя видел-то лишь единожды, издали, что говорить о коронованной особе. Пусть эта цивилизация отчего-то бесследно сгинула во мраке времен, но сейчас-то она существует наяву, могучая и необозримая, значит, и властитель соответствующий…
Шорна остановился, не доходя нескольких шагов до двери и они послушно замерли за его спиной. Послышалось тихое тарахтение, механический стрекот, овальная пластина над дверью налилась ровным голубым сиянием, оно продержалось несколько секунд и погасло. Словно получив некий сигнал, лакеи слаженно сделали шаг, один вправо, другой влево, взялись за причудливые ручки — может, не золоченые, а из чистого золота — и распахнули створки.
Внутри не оказалось особенной уж роскоши, наоборот, не слишком и большая комната со сводчатым потолком была обставлена довольно скромно, темной мебелью, стены обиты тисненой кожей, на них во множестве развешано разнообразнейшее оружие (такое впечатление, древнее, антикварное, давным-давно вышедшее из военного употребления). На противоположной от входа стене висит огромная прямоугольная картина, какой-то странный пейзаж — желтая песчаная равнина, небо над ней не голубое, а красноватое, оттенка крепко разбавленного водой хорошего вина, слева — причудливый серый замок, справа — целая флотилия кораблей под белоснежными и синими парусами, удивительным образом словно бы плывших низко над песком.
Прямо под картиной в черном кресле с невысокой спинкой сидел пожилой человек в довольно скромном платье, и на шее у него тускло посверкивал вместо традиционного для благородных драгоценного ожерелья толстый золотой обруч наподобие шейной гривны. Одесную, застыв в молчании, располагалась кучка мужчин (в основном пожилых, а то и преклонного возраста), разодетых не в пример более роскошно, залитых бриллиантовым блеском. У поручика встал перед глазами наиболее подходящий пример — Бонапарт, щеголявший в простом сером сюртуке с единственной орденской звездой во главе блестящей свиты маршалов.
Он смятенно подумал, что не имеет никакого представления о здешнем дворцовом этикете и никаких разъяснений на сей счет не получал. Впрочем, Шорна с Элвиг никаких сложных движений и церемониальных жестов не производили, просто стояли смирнехонько, чуть склонив головы, так что нетрудно было следовать их примеру. «Однако, — подумал поручик весело. — Залетела ворона в высокие хоромы…»
Император внушал невольное почтение — властной осанкой, лицом, исполненным спокойного величия. Именно так, в представлении поручика, и должен был выглядеть властитель империи, чьи предки занимали трон столетиями. «Этак и голову велит снести, глазом не моргнув», — подумал он не без почтения.