Дмитрий Самохин - Рожден быть опасным
Я вошел внутрь и неплотно притворил дверь.
Большую часть помещения занимала будка, в которую вела дверь, заложенная засовом, держащимся на огромном амбарном замке. Такой можно сковырнуть только лазерным резаком. На «Хамелеоне» имелись два подходящих, и я уже собрался вернуться за своим костюмом, когда услышал шум, издаваемый спускающейся кабиной.
Бородачи возвращались.
Как же я упустил из виду то, что они не выключили свет в подвале. Значит, должны вернуться. Наверняка к выпивке им еще и закуска понадобилась. Я не мог выключить свет в том помещении, где находился. Значит, меня обнаружат. Придется ликвидировать любопытных бородачей.
Я встал возле двери так, чтобы, отворившись, она укрыла меня от взглядов террористов. В соседней комнате заговорили:
— Что ты будешь делать, Визирь, когда здесь все закончится?
— Не знаю. Не думал еще.
— А я скроюсь на какой-нибудь маленькой планетке земного пояса. И заведу свое дело. Ты веришь, Визирь, что ублюдки выполнят наши требования?
— Это не мое дело — верить, — отозвался тот, кого называли Визирем. — Пусть Мухаммед верит или Юсуф, а наше дело исполнять.
На минуту повисла пауза.
— Визирь, тут еще свет включен в соседней комнате.
Они обнаружили вдавленную кнопку с цифрой «2» на пульте.
Я приготовился.
— Сходи, посмотри.
— Да никого там нет, — отозвался Визирь. — Тебе что, все призраки мерещатся?
— Я сказал, сходи, посмотри, — голос второго прозвучал жестче.
Я замер. Я не испытывал волнения. Для меня все было привычно. Главной целью своего похода вместе с переговорщиками я достиг.
Дверь стала приоткрываться. Сквозь расширявшуюся возле петель щель я увидел, как в комнату заглянул бородач, выставив перед собой дуло автомата. Я приготовился нанести точный смертельный удар, но Визиря удовлетворило то, что он увидел. Он не стал заходить. И затворил за собой дверь.
Я почувствовал прилив сильного волнения. Если Визирь додумается запереть за собой дверь, я обречен на отступление через подземные коммуникации. Но трагедия заключалась в другом. «Хамелеон» я оставил возле ТЭФ-кабины. Если бородачи найдут его, они узнают, что кто-то бродил по Библиотеке, что мы способны атаковать их в любой момент.
Визирь не запер дверь.
А через пять секунд я оказался в кромешной темноте. Только сквозь дверные щели пробивался свет из соседнего помещения, а вскоре погас и он. Я услышал шум уносящегося вверх лифта и только тогда выбрался из комнаты. Вернувшись к пульту, я опять включил свет, и, отыскав «Хамелеон», подобрал его.
Пришлось вновь облачаться в костюм. Вернувшись в комнату с будкой, запертой на амбарный замок, я спилил его лазерным резаком, который был укреплен на «Хамелеоне» в области запястья, и стянул с себя костюм.
Теперь путь к будущему отступлению подготовлен.
Первым я телепортировал костюм. Затем, немного изменив настройки, выставив свой приблизительный вес и включив таймер, я забрался в кабину, плотно задраил дверцу, сел на пол и обнял голые коленки.
Я приготовился, ощущая легкое волнение, которое мне удалось все же подавить.
Внезапно свет в кабине погас. Что-то зажужжало. Я почувствовал сильное покалывание по всей поверхности тела. Мое сознание на секунду отключилось.
Глава двадцатая
Человек склонен заигрывать с опасностью, будучи уверен, что его она не коснется.
И. ГетеКогда я очнулся, то вновь очутился в залитой светом кабине. Выбравшись из нее, я обнаружил, что нахожусь в просторном помещении, заполненном роботами, которые выполняли заказы по доставке продуктов в ТЭФ-холодильники. Возле ТЭФ-кабины, которую я только что покинул, топтался робот, тискавший клешнями мой «Хамелеон». Он никак не мог распознать предмет, который сейчас мяли его металлические щупальца, и, соответственно, не знал, что с ним делать. Отправить на утилизацию или доставить на склад.
Робот смахивал на стального краба. Отобрав у него «Хамелеон», я натянул костюм на себя. Надоело разгуливать голым.
Видеофон я нашел спустя десять минут в кабинете директора склада, который, как ни странно, присутствовал на рабочем месте. За мной в кабинет вполз робот-краб, который, лишившись «Хамелеона», чувствовал себя ограбленным и следовал за мной по пятам, видно стремясь вернуть утраченное.
Наше появление директора испугало, и я не стал его расстраивать. Стремительным и легким касанием болевой точки на шее я отключил его и уложил тело в угол кабинета. Набрав на видеофоне номер сотового Груфмана, который я успел заучить наизусть, я через пять секунд любовался его разъяренной физиономией.
— Где ты пропадаешь, кретин?! Ты должен был выйти со всеми!!!
— Заткнись и слушай, — властно оборвал я. Леопольд Груфман замолчал, но по его красной физиономии я понял, что эти слова он мне не простит.
— Заберите меня отсюда, — потребовал я. — Адрес вычислите по моему звонку. Трубку отключать я не буду. Все. Отбой.
Лицо Леопольда Груфмана исчезло.
Я положил включенную трубку на край стола и стал ждать.
Робот-краб нервно катался по кабинету, решая, что предпринять дальше.
Через десять минут я услышал шум приближающегося скутера. А еще через три минуты в кабинет вошли четыре спецназовца, возглавляемые Марком Крысобоем.
— Ну, ты, братан, напугал!! — обрадовался мне Марк и стиснул в медвежьих объятиях.
— Марк, Исайя жив… — тут же сообщил ему я.
— Ты видел его?! — взволнованно спросил Крысобой.
— Да. И он очень похож на тебя. Такой же страшный. Непропорциональный. Вылитая копия.
Крысобой довольно рассмеялся, хлопнув себя ладонью в грудь.
— Доставьте меня к Груфману, — потребовал я. — У меня есть для него очень ценная информация.
— Будет сделано, — обнадежил Крысобой. — Он тебя уже ждет.
Леопольд Груфман выглядел так, словно два предыдущих часа играл в гольф с призраком собственной тещи. Его посеревшее лицо напомнило мне ствол березы, поросший мхом, лишайниками и облепленный улитками. Он метнул на меня пламенный взгляд и, выскочив из кресла, как кукушка из часов, поднял крик:
— Вы должны были выйти вместе с переговорщиками!! Что за халатность!! Как вы могли там задержа…
— А что, собственно говоря, произошло? — с невинным видом спросил я, упав на диван напротив письменного стола Груфмана.
Диван мягко подстроился под мое тело.
Шеф СБЗ от удивления, казалось, проглотил язык.
— То есть как — что произошло? Вы еще спрашиваете?
— Да, спрашиваю, — подтвердил я. — Что случилось?
Я увидел, как лицо Леопольда Груфмана надувается, будто воздушный шарик, и становится ярко-бордовым.
— Вы удивительный человек, — поборов гнев, выдавил Груфман. — Я выписал ордер на ваш арест. Вы объявлены дезертиром.
— Что ж, — я зевнул, — тогда потрудитесь отозвать ордер.
— Я уже сделал это, — признался Леопольд Груфман. — Теперь объясните мне все, а я подумаю, не стоит ли мне вновь выписать на вас ордер, господин Идеал.
Леопольд Груфман опустился в кресло и внимательно уставился на меня.
В душе я потешался над директором СБЗ. Мне доставляло удовольствие дразнить Леопольда Груфмана.
— Я выяснил, где содержатся заложники, — сообщил я и замолчал.
Леопольд Груфман заерзал в кресле:
— Я знал это и без вас. На третьем этаже в конференц-зале.
— На третьем этаже вас ожидает ловушка. Вернее, всех нас. Заложники на двадцать третьем в конференц-зале, — выпалил я.
— Тот зал не используется, — рассеянно возразил Груфман.
— А откуда вы вообще взяли, что заложники на третьем? — спросил я.
— Данные спутника. Изображение с наблюдательных камер дублируется на спутник. Его мы перехватили. Это предусмотрено системой безопасности.
— Значит, взломали вашу систему. И изображение вы получали с двадцать третьего этажа, а не с третьего, — вывел я. — Долго вы собираетесь цацкаться с этими подонками?
Леопольд Груфман почесал переносицу и доверительно сообщил:
— На завтра назначен плановый штурм.
— Нужно срочно провести совещание обеих штурмовых групп. У меня есть план, который мы должны проработать. Вызовите командиров, а я пока душ приму.
Я поднялся с дивана.
— В восемь вечера за вами приедут, — сухим официальным тоном сказал Груфман.
После совещания с главами всех подразделений, которые должны были принять участие в антитеррористической операции, я чувствовал себя обессиленным, словно весь день, а также и предыдущую ночь потратил на любовные утехи с табуном сексапильных красоток. А поскольку никаких красоток не было, а только сухие и официальные чины в серой форме, я испытывал жестокое разочарование и тоску, от которой хотелось утопиться, да только мое чувство самосохранения выдавало через каждые две секунды вопли протеста.
