Александр Зорич - Группа эскорта
Вот только что он рассказывал, не помню совершенно. То есть вглухую.
Они чего-то там не опасны. Они даже чего-то там полезны… Только их чего-то там надо убалтывать. А задираться к ним не следует, потому что они чего-то там… еще.
Матрикаты — не люди. Они вроде бы даже не совсем живые. То есть крови, потрохов, костей у них там нет. Но сохранять стабильность могут годами… внутри Зоны, есессно.
Ну, убалтывать так убалтывать.
— Э-э… милостивая государыня Белла. Во-первых, представлюсь вам. Меня зовут Тимофей Дмитриевич Караваев.
— Очень приятно!
— И… э-э… во-вторых, я тут… э-э… младший офицер пожарного расчета. Рад был бы проводить вас до места…
— Как вы красиво говорите! — с воодушевлением сообщает Арабелла.
— …но… э-э… к несчастью… вынужден огорчить вас. Мне запрещено покидать пост. И… э-э… в рамках учений… как вы правильно сказали… пребывание на посту предполагает… предполагает… что я обязан оставаться здесь. Если бы не это, я бы почел за честь…
Двое аж пополам сгибаются, наблюдая за нашей светской беседой.
Девушка застенчиво поглядывает на них, но продолжает разговаривать со мной. Видимо, дурно воспитанных сталкеров презирают даже матрикаты.
— Ой, простите меня еще раз за беспокойство. Но, может быть, поблизости есть кто-нибудь еще… кому можно отойти ненадолго? Мне просто надо разобраться, я сбилась всего чуть-чуть.
— Э… Ну… Это будет немного неудобно… милая барышня…
Два урода уже по-человечески смеяться не могут. Сипят и приседают. Вот суки!
— Но… э… если вы выйдете через вон ту пробоину и сделаете шагов сто — сто пятьдесят направо, там, я полагаю, найдется… э-э… командир расчета… и… э-э… надеюсь, он вам поможет.
— Большое спасибо! — с чувством произнесла Арабелла.
Наблюдая за тем, как она выходит в пробоину, я заметил про себя: до чего ж фигуристая девятиклассница! Красотка!
Эти ханурики всё никак остановиться не могут. Смешинка им, вишь ты, в хлеборезки позалетала.
— Вы смеетесь, а у нас тут человек весь в крови, — вежливо так напоминаю.
Первым очухивается доктор.
— Ладно… Люблю цирк, но в ограниченных количествах, — говорит Пророк. — Мне действительно надо заняться раненым…
Он опускается на колени рядом с телом сержанта. Разглядывает рану, что-то щупает, морщится. Судя по его роже, плохи дела у Малышева. Вздыхает.
— Закурить не найдется?
Развожу руками.
— Ну и ладно. Меньше куришь — больше пьешь! — оптимистично заявляет Пророк. — Вот что я скажу тебе, сталкер Тим. Скорее всего твой товарищ умрет. Ему осталось жить несколько часов. У него сильное кровотечение. Это кровотечение — губительно. Остановить его подручными средствами я не могу…
— Ему несколько раз сильно повезло… Я… вытащил его.
Пророк посмотрел на меня с усталым равнодушием.
— Так бывает в жизни…
Скепсис из его взгляда сейчас же пропал. Умник, мать твою. Ты же совсем не знаешь меня.
— И что, ничего нельзя сделать?
Я смотрю на доктора… ну как он поймет?! Это же не его убивала Репина гопота!
— Ну в принципе, — спокойно продолжает Пророк, — у него есть шанс… Призрачный, слабенький шанс, почти никакого. Но тут, сталкер, всё зависит от тебя.
— Что нужно делать?
Доктор задумчиво потер лоб.
— Ты слышал, наверное, об артефактах, останавливающих кровь, добавляющих здоровья?
— Да! «Сердце Оазиса»! «Мамины бусы»!
Странный врач усмехнулся. Ну-ну, драгоценный друг, шути свои шутки… — читалось на его лице.
— «Сердце Оазиса» — больше легенда, чем реальность. «Мамины бусы» — изрядная редкость, да и кровь они останавливают… не особенно, скажем прямо. Тебе нужна «душа камня». Это — лучше всего. Но ее сыскать за несколько часов почти нереально. А вот вещи послабее… если сильно повезет… Годится «ломоть мяса». Да и «кровь камня» на худой конец тоже подошла бы. Да, определенно. Даже «батарейка», хотя и не совсем то.
— А «медуза»? А «ночная звезда»?
При словах «ночная звезда» Шпиндель резко поворачивается ко мне. Теперь он с большим вниманием прислушивается к нашему разговору.
Пророк качает головой.
— Вот «колобок» — в самый раз. Или, скажем, «пламя». При грамотной настройке можно было бы использовать и другие артефакты или комбинации их частиц. Но всё это — чистая теория. А у тебя всего два или три часа. Расклад такой: неподалеку от «Скадовска» можно добыть из всего ассортимента только «кровь камня» да «ломоть мяса»…
— Там бандюки.
— Тогда лучше всего идти к Соснодубу. Это чуть севернее Электростанции, знаешь?
Киваю. Там разберемся по карте в ПДА. Этот сукин сын, этот гребаный сержантишка, почему-то стал для меня невероятно ценен и важен, стоило мне только вытащить его у старухи с косой из-под носа!
— Соснодуб — причудливое дерево с несколькими стволами. Ну или группа деревьев, сросшихся вершинами, не важно. И там, на самом верху…
— Он не успеет.
Шпиндель сказал это скрипучим металлическим голосом.
— Я, может быть, провожу его…
— Вы оба не успеете, это ж ясно, как два пальца в гравиконцентрат!
— Ну… если постарается… поторопится… при некотором везении.
Вольный торговец зло щерится:
— Да не морочь ты парню голову, Пророк! При некотором везении… Ну конечно! Если по дороге псы яйца не отгрызут — а там стая, больше которой я по жизни нигде не видел… Если он в «холодец» не вляпается, а у Соснодуба этой дряни — экскаватором не вычерпать! Да я вообще…
Пророк поднялся с корточек и залепил Шпинделю звонкую оплеуху.
— Закрой рот. Понимал бы что.
Вольный торговец схватился за «калаш». Отскочил на пару шагов, направил ствол в живот Пророку… Тот остался невозмутим. И всем видом транслировал простую мысль: мой моральный авторитет, мол, делает меня неуязвимым!
— Ты хочешь что-то ему продать, юный барыга, — без тени страха произносит Пророк. — Ты хочешь, чтобы он заплатил за жизнь другого человека… Так скажи это попросту, без выкрутасов.
Шпиндель вешает автомат на плечо стволом книзу. Прищурившись, поглаживает себе ладонью губы, подбородок…
— Не томи, — говорю. — Сколько и за что.
Наконец, он решается.
Лыбится, поглядывает то и дело куда-то в сторону, прямо на меня не смотрит. Дребезжит, сучонок:
— Может быть, у меня и есть кое-что кое-где. Но за всякую вещичку тут приходится платить. И я отдал дорогонько. Поэтому хочешь, рискуй, давай. Ломись на Соснодуб, может, вернешься. А хочешь, поделись щедро каким-нибудь артефактиком, или что там у тебя имеется. И всё получишь на месте… в лучшем виде. Может быть. Если убедишь меня, конечно. А ты меня убедишь, ведь тебе дорога жизнь этого паренька. Вот он как кровью исходит, бедняга. Смотреть на него не могу, душе больно делается… А что прикажешь? В Зоне всё дорого, всему своя цена. Такие тут законы, военсталкер Тим. Я, может, за эту вещицу жизнью рисковал…
Пророк медленно, веско говорит:
— Побереги жвала.
Тогда Шпиндель отходит еще на пару шагов и отвечает просто, ясно, твердо:
— Есть «ломоть мяса». Свежий. Что дашь?
А что у меня есть? Автомат ему отдать? Без автомата мне хана. Но дать-то больше нечего.
— Могу отдать «калаш».
Смеется.
— Твоей жестяной пукалке грош цена в базарный день…
— Антидот от радиации есть. Антидот от укуса псевдоплоти. Фляга с коньяком. Костюм могу отдать… Просто бабки есть… Рублями и уями…
— Всё это мелочёвка. А бабла сколько имеется?
Ну, у меня было две тысячи плюс то, что мне в Бункере за мутабой выдали. Сказал ему. Да пускай подавится, гнида! Вот бабуля с детства учила меня правильным вещам. А дед что говорил? Дед рявкал на бабулю и стихи мне читал какие-то очень старые:
Если можно продать — продай!
Если лучше пропить — пропей!
— Издеваешься? Не тот порядок цен. Реальненько.
Пророк подает голос:
— Не настолько уж и не тот. Если собрать всё в кучу, то, пожалуй…
Шпиндель отмахнулся.
— Неликвиды! Мне со всей этой мелочью возиться резона нет. Не наваришь как следует ни на чем.
Я говорю:
— Послушай, пацан, у меня тут человек умирает…
— Я тебе не «пацан»! Я уважаемый человек, вольный торговец! Называй меня так или хотя бы по имени.
— Хорошо, Шпиндель. Но мне нужен твой товар, а я…
— Брось, — перебивает он меня. — Я же слышал, как ты говорил о «медузе» и о «ночной звезде». Выходит, у тебе есть чем заплатить за жизнь сержанта…
Ох ты! А я и думать забыл о том, что у меня в контейнерах — настоящие хабаринки. Прикиньте, ребята: если бы я опять взял их в руки, пуль бы бандитских бояться не пришлось… Ну да. И на спусковой крючок я нажимал бы большим пальцем левой ноги. Разумеется.
Шпиндель увидел, что я вроде не спорю с ним, и сказал попросту:
