Юрий Корчевский - Броня. «Этот поезд в огне…»
Потом Лебедев стал дотошно расспрашивать Сергея о службе в полиции – кого из начальства он знает, с кем встречался, как выглядит и что сам делал?
Сергей отвечал обстоятельно, не упуская деталей, некоторые моменты старлей старательно записывал.
Допрос длился долго, часов шесть – семь. Сергей уже устал, некоторые вопросы Лебедев задавал по два-три раза. Потом старлей потер ладонями лицо:
– Устал я, не выспался. Интересного немца ты доставил. Только зря по башке так сильно ударил, сотрясение мозга у него.
– Я же его не из теплой постели взял – на акции. Могли и шлепнуть, он убегал.
– Знаю, он все рассказал. С ним еще работать и работать. Ладно, отдыхай пока.
– А сколько? В роту, к своим хочу.
– Нет в армии слова «хочу», куда пошлют, туда и пойдешь служить. Тем боле что от твоего прежнего взвода никого не осталось.
– Что, всех?! – Сергей был шокирован.
Старлей пожал плечами:
– Пчела так сказал.
– Мне бы переодеться в нашу форму, а то во вражеской стремно – я же у своих.
– Смотря кого ты считаешь своими. Сейчас обедать принесут.
Старлей ушел, а Сергей стал размышлять над его словами. Что имел в виду старлей? Намекал, что он предатель? Сергея вначале в холодный пот бросило от такого подозрения, но потом он успокоился. Никаких грехов он за собой не знал, а если и найдутся мнимые прегрешения, дальше штрафбата не пошлют. Ничего, и там люди выживают. Вот у них в разведроте сколько штрафников было? И все воевали достойно.
Лечь на нары было невозможно, на день их поднимали и приковывали к стене, и потому Сергей посидел на стуле, приколоченном к полу. Еще удивился – зачем? Уже после ему объяснили – чтобы арестованный этим стулом следователя не ударил, раньше такое бывало.
Солдат принес обед – суп, макароны по-флотски, хлеб и чай. Давненько Сергей супчика не ел. У партизан не до разносолов было, иногда проблемой было вообще хоть что-нибудь поесть.
Сергей пробовал заговорить с бойцом, и даже не о себе, а о положении на фронте, но солдат, имея на этот случай инструкции, в разговоры не вступал.
Три дня Сергей просидел в своей камере. Ни Лебедев, ни кто другой к нему не приходили. Тяжко было сидеть в одиночке, не зная своей судьбы, и Сергей уже проклинал тот час, когда он согласился остаться в отряде – служил бы себе в разведроте. Опасно, конечно, вон, весь взвод полег, но там он чувствовал себя относительно свободным человеком, уважаемым товарищами. А здесь он непонятно кто. Арестованный? Но дела нет, и обвинение ему не предъявили. Но он и не свободен, в комнате, как камере заперт.
На четвертый пришел Лебедев. Он был весел, наверное, хорошо отдохнул.
– Как самочувствие, сержант?
– Каким ему быть, если без вины в тюрьме сижу?
– Разве это тюрьма? Хотя в тюрьму или лагерь попасть можешь, есть такая перспектива.
– С какого перепугу? Нет на мне никакой вины!
– НКВД сведения получило, что ты был начальником сельской полиции.
– Начальником полиции был Савченко, а я Заремба. Товарищ старший лейтенант, отправьте меня назад, к себе в роту.
– В разведку тебе пока нельзя.
– Тогда просто в пехоту. Сил уже нет в четырех стенах взаперти сидеть.
– Думаю, сидеть тебе недолго осталось.
Лебедев попрощался и ушел.
Его «недолго» растянулось на неделю, которую Сергей промаялся в неизвестности.
Старлей пришел озабоченным.
– Заремба, ты же на бронепоезде служил?
– Так точно, машинистом «черного» паровоза был.
– Черного? Это как? Разве еще бывают белые? Ладно, ближе к делу. Мы отправляем тебя в строевую часть.
– Спасибо, – вырвалось у Сергея.
Старлей удивился: человека на передовую отправляют, а он благодарит.
– Однако решено тебя за линию фронта не посылать, так что ты идешь не в разведку. Будешь служить машинистом.
– На бронепоезде? – спросил Сергей.
– Почти. На Сталинградском направлении, в шестьсот восьмидесятой железнодорожной батарее. Давай красноармейскую книжку.
Сергей отдал документы.
– Жди.
– Переодеться бы мне.
– Само собой, всему свое время. – Старлей ушел.
Вернулся он вечером и протянул Сергею красноармейскую книжку.
– Нигде нет упоминания, что ты служил в разведке. И тебе советую язык за зубами держать. Служил ты на бронепоезде, потом госпиталь, как и было на самом деле, потом резервный полк. Тебя переоденут, получишь сухой паек на три дня. Вот предписание и проездные документы.
Старший лейтенант нажал кнопку под столешницей, и сразу явился уже знакомый Сергею боец.
– Переодень его и отведи на склад за сухпаем. На все про все – полчаса. Потом выведешь во двор, к машине.
– Так точно!
– Ну, Заремба, желаю тебе удачной службы!
На прощание старлей пожал Сергею руку.
Его переодели в поношенную, но чистую красноармейскую форму – даже немецкие сапоги сменили на наши кирзачи. Вручили пустой вещмешок. Затем боец отвел его на склад, где в «сидор» уложили сухой паек: две буханки черного хлеба, три пачки горохового концентрата, две «ржавые» селедки, банку американской консервированной колбасы, несколько кусков сахара рафинада и пачку махорки. Сергей не курил, но махорку взял – ее всегда можно было обменять на продукты или портянки.
А боец поторапливал:
– Машина ждет.
– Я бы и сам до вокзала добрался.
– А пропуск у тебя есть?
Довод оказался весомым. Вечером и в ночное время передвигаться по улицам можно было только при наличии пропуска или в составе воинской колонны.
Сергея довезли до вокзала, и водитель-старшина, предъявив удостоверение, проводил его на территорию вокзала.
– Только ты с вокзала ни ногой!.. Сцапают патрули, доставят в комендатуру – хлебнешь проблем.
Очередь у всех касс и воинских тоже была огромной.
Сергей вышел на перрон, откуда отправлялись поезда. Под посадкой были два пассажирских и один грузовой – теплушки, платформы с большими ящиками.
Сергей направился к теплушкам. Состав шел в Куйбышев – оттуда до Сталинграда не так далеко. Перевозили оборудование эвакуируемого завода.
Сергей напросился в теплушку. Старший проверил документы и пустил его с явной неохотой. Приказ был посторонних не брать, но и солдатику отказать неудобно.
Поезд вскоре отправился. На платформах везли оборудование, в теплушках ехали рабочие завода.
Сергей быстро перезнакомился с рабочими, завязался разговор. К ночи на «буржуйке» приготовили перловую кашу, Сергей отдал на общий стол обе селедки и хлеб. Консервы приберег: от Куйбышева до Сталинграда еще добираться надо, а у него денег нет.
Поезд шел долго, стоял едва ли не на каждом полустанке. Его обгоняли санитарные поезда, а навстречу шли поезда с войсками, техникой. Танки, самоходки, установки, пушки всех калибров – уральские заводы уже развернули во всю мощь производство. Самый тяжелый в военном и экономическом плане год шел к концу.
До Куйбышева состав шел неделю, а дальше Сергей добирался уже сам – где поездом, где машиной-попуткой, а где и пешком. В сам Сталинград на грузовике въехал.
Здесь чувствовалась близость фронта. На улицах полно вооруженных людей: солдат, ополченцев. Над городом летали немецкие самолеты – они бомбили переправу.
Сергей нашел военную комендатуру и предъявил предписание.
Город обороняла 62-я армия под командованием Чуйкова, но были и другие части. В частности, отдельный танковый батальон Сталинградского танкового завода – подразделение состояло из танков, доставленных для ремонта. В связи с близкими боевыми действиями и угрозой захвата города танки использовались как неподвижные огневые точки. Батальон имел на вооружении 23 танка, из них 6 «КВ», 8 «Т-34», 3 «Т-70» и 6 «Т-60». На ходу было 6 машин. Дивизии 62-й армии были сильно потрепаны: в 95-й стрелковой дивизии осталось всего 2616 бойцов, в 284-й дивизии – 2089 бойцов, в 112-й дивизии – 2551 человек. Еще были части, не входившие в состав 62-й армии – 6-я гвардейская и 84-я танковая бригады, Волжская военная флотилия, осуществлявшая переправу войск с левого берега на правый и подвоз боеприпасов.
Немцы же имели дивизии полнокровные. В 71-й и 76-й пехотных дивизиях было 12 тысяч солдат, в 113-й дивизии – 12,5 тысяч, в 16-й танковой – 13 тысяч. Кроме того, у немцев было пять отдельных саперных штурмовых батальонов, на которые гитлеровцы возлагали большие надежды, поскольку в городских боях требовалось взрывать дома и делать проходы. 41-й батальон был из резерва, 71-й – из пятидесятой пехотной дивизии, переброшенной из Крыма, 122-й – из-под Демянска, а 336-й – из венгерской армии. Все батальоны имели боевой опыт.
В обороне города участвовало ополчение из рабочих многочисленных заводов, на которых делали оружие и ремонтировали поврежденное. Так, рабочие завода «Баррикады» за 8 месяцев сумели сделать железнодорожную артиллерийскую батарею. Пушки «Б-38» калибра 152 миллиметра предназначались для строительства крейсеров проекта 68. Проект заморозили, а пушки решили установить на железнодорожные транспортеры – к концу августа успели сделать три транспортера. Пушки были морские, дальнобойные. Батарее присвоили номер 680.
