Война этажерок (СИ) - Буланов Константин Николаевич
Устроенное кровавое представление продолжалось не более четверти часа, в течение которого на малейшее движение в поле следовала, либо пулеметная очередь на десяток патронов, либо фугасная 37-мм граната, выпускаемая из орудия Гочкиса. Количество живых в ближайшей к боевым машинам кромке леса тоже сошло на нет, если судить по вовсе прекратившейся стрельбе с той стороны. Но лишь положенные в изрядно потрепанные пехотные цепи еще с полдюжины фугасных 63,5-мм снарядов сподвигли австрийцев к правильным действам — тут и там с земли начали подниматься люди с задранными в небо руками. Тут же от деревни, крича что-то воодушевленно-матерное, ринулась уже своя пехота. Ее было попытались встретить редким ружейным огнем со стороны леса, но десяток снарядов и несколько сотен пуль, положенных в особо отметившиеся очаги сопротивления, вконец охладили желание австрийцев героически умирать.
Еще час под неусыпной охраной застрявших таки на поле двух броневиков бойцы одной из рот 238-го полка, выносили с поля и из леса раненых, а также все найденное вооружение, стаскивая все и всех в деревню, где под охраной первого взвода этой же роты уже находились более двух сотен сдавшихся в плен румын. Как выяснилось, большая часть личного состава, как 50-го полка, так и всей 35-й пехотной дивизии, составляли именно этнические румыны, лишь немного разбавленные венграми и немцами.
Одновременно с этим остальные силы 238-го полка, действуя без какой-либо связи, но, как впоследствии оказалось, совместно с парой батальонов 239-го полка, полностью вытеснили противника из лесного массива. Но упершись в оборонительные позиции, устроенные по восточному берегу Золотой Липы, вновь остановили наступление, по всей видимости, ожидая, как минимум, предварительной артиллерийской подготовки, потому как пытаться преодолеть аж целую версту простреливаемого пространства, желающих не нашлось.
И в очередной раз первыми в бой оказались вынуждены пойти бронемашины. Буквально сверкая от разбивающихся о броню сотен пуль, они неторопливо продвигались вперед, то и дело делая остановки, чтобы произвести выстрел из орудия. Поскольку командир дивизии убыл, не оставив каких-либо распоряжений развернутым близ Поточан артиллерийским батареям, те все так же продолжали торчать на утренних позициях, отчего роль большой дубины пришлось выполнять двум имеющимся во взводе артиллерийским БА-3. Раз за разом они накрывали шрапнелью или фугасной гранатой окопы противника, в то время как шедший в голове колонны командирский броневик, не останавливаясь, продвигался к мосту.
Что именно стало той соломинкой, переломившей хребет верблюда стойкости бойцов 50-го полка — приближающийся неуязвимый противник, размеренно убивающий их сослуживцев, или раскаты серьезного сражения, что начали раздаваться в тылу еще полтора часа назад, а нынче приблизились к западному берегу Золотой Липы менее чем на километр, так и осталось загадкой. Командир полка, отдавший приказ об оставлении восточного берега погиб вместе со всем штабом, когда особо удачный снаряд угодил в мост, по которому они как раз начали переправляться через реку. Скорее всего, немногие из них погибли сразу, но, будучи ранеными или контужеными, не смогли выплыть. А помогать им было уже некому. Отступление под огнем противника никогда не заканчивалось ничем хорошим. Попытка же уйти по единственному мосту и вовсе превратилась в мышеловку для тех, кто последовал данному приказу. В считанные секунды вся та толпа, что образовалась на подходе к переправе, оказалась посечена огнем пулеметов бронемашин и стрельбой ведшейся со стороны леса. Не были обделены вниманием и те, кто уже успел ступить на настил моста. Разделавшись с наиболее лакомой целью, экипажи БА-3 перенесли огонь на тех, кто уже считал себя счастливчиками. В результате на западный берег успели перебраться едва три десятка человек, тела же остальных впоследствии еще долгое время находили прибитыми к берегам ниже по течению.
Еще не менее тысячи человек смогли перебраться через реку вплавь, и кто-то из них даже умудрился сохранить оружие. Но лишившись командования и видя надвигающиеся цепи русской пехоты — батальоны 238-го полка все же стронулись с места и начали приближаться к переправе, приняли единственное верное для выживания решение и припустили на запад со всей возможной скоростью. Остальные же, постреляв еще с четверть часа и потеряв от ответного огня не менее двухсот человек, в конечном итоге выкинули белый флаг.
С трудом удержавшись от того, чтобы с грацией слона в посудной лавке, вломиться в ведшееся на юго-западе сражение, где, как он смог заметить, противоборствующие стороны уже успели сойтись в штыковой атаке, Секретев повел свой вновь увеличившийся до 5 машин взвод на северо-запад, как того и предписывал план окружения вражеских сил в Дунаюве. Правда на многое нынче рассчитывать не приходилось — не прекращающееся с самого утра сражение заставило растратить практически весь запас снарядов и патронов. И если патронами, худо-бедно, удалось разжиться у пехоты, то с боезапасом к пушкам дела обстояли скверно. То, что было доставлено утром, уже успели расстрелять на две трети, а когда можно было ожидать очередной грузовик снабженцев, оставалось тайной за семью печатями. Потому, поровну распределив между машинами 37-мм гранаты из укладок БА-3, что с помощью пленных удалось таки вытолкать с поля обратно на дорогу, полковник, понадеявшись на великий русский авось, отдал приказ к выдвижению.
Надо было видеть глаза обозников 88-й стрелковой бригады Австро-Венгрии, первые батальоны которой лишь минувшей ночью прибыли в Дунаюв в качестве подкреплений, когда на них выскочила колонна закопченных и покрытых многочисленными сколами пулевых отметин бронированных машин. Наверное, многим они почудились колесницами вырвавшихся из самого Ада грешников. Но лишь на мгновенье, поскольку спустя считанные секунды, головная машина протаранила ближайший к ней фургон, играючи столкнув тот с дороги и перевернув набок, а после с ее башни, развернувшейся точно на дорогу, оказался открыт огонь из самого обычного пулемета. Так что дело им предстояло иметь с такими же простыми смертными, каковыми являлись они сами. Разница состояла лишь в имеющихся под рукой аргументах. И у русских таковые оказались заметно более весомые.
Вот только «пограбить обоз» у экипажей броневзвода не вышло. Во-первых, выдвинулись они без всякого пехотного прикрытия, отчего было их просто-напросто мало, во-вторых, у них не имелось достаточных сил и средств, чтобы тащить вслед за собой десятки телег, в-третьих, следовало срочно продвигаться к мосту через Золотую Липу близ Дунаюва, чтобы намертво закупорить едва ли не единственный путь к отступлению для находившихся в нем сил противника. Потому, потратив минут десять на то, чтобы под многоголосое лошадиное ржание спихнуть машинами на обочину и опрокинуть брошенные возницами повозки, полковник повел свой отряд дальше, благо ехать оставалось всего ничего — не более трех километров, если, конечно, не врала выданная авиаторами карта.
А пока на левом фланге 60-й дивизии происходили все выше описанные события, в центре весьма вовремя примчавшийся генерал-майор Баранов с превеликим трудом сумел пресечь очередное повальное отступление батальонов 237-го Грайворонского пехотного полка. Не смотря на то, что в обороне на сей раз находились именно они, давление австрийцев оказалось достаточным, чтобы зародить в головах солдат панические мысли. Не способствовал борьбе со слабоволием даже огонь своей артиллерии, разрывы шрапнельных снарядов которой то и дело вспухали над городом.
Мало того, что часть артиллерии солдатам 70-ой бригады 35-й пехотной дивизии все же удалось эвакуировать с дороги с наступлением ночи, так еще подошедшее подкрепление прибыло с парой своих батарей. Именно эти орудия и открыли огонь прямой наводкой по окраине леса, откуда раздалась стрельба, стоило пехоте приблизиться к нему на расстояние в полкилометра. И к моменту прибытия командира русской дивизии на передовую, 237-ой полк потерял разбитыми уже все свои пулеметы и не менее двухсот солдат только погибшими. Естественно, видя такое дело, остальные предпочитали отползать поглубже в лес, где деревья позволяли укрыться, как от пуль, так и от осколков, не говоря уже о шрапнели. В какой-то мере это помогло избежать новых потерь от огня австрийской артиллерии, но одновременно позволило ее пехоте достичь кромки леса, не понеся серьезных потерь, после чего опять началась никем не контролируемая перестрелка всех со всеми. Лишь в районе дороги противника удалось откинуть назад, когда высадивший своего пассажира броневик буквально врубился в наступающую по ней роту австрийской пехоты, в считанные секунды положив огнем своих двух пулеметов не менее полусотни человек, а остальных заставив бежать без оглядки.
