Бен Каунтер - Чаша Скорби
Несколько сотен септиамцев, столпившихся позади баррикад, чтобы организовать неприступный огневой рубеж позади ворот, практически не имели времени, чтобы заметить, что на них напали сзади.
Теллос бежал в доброй дюжине шагов впереди остальных штурмовых десантников. Врезавшись в ряды септиамцев, сержант уже не мог остановиться. Он прорубился в самую их гущу и закружил, оставляя широкую просеку в рядах защищающихся. Парные цепные мечи описывали широкие дуги, с каждым взмахом разбрасывая отрубленные конечности и головы. Септиамцы разворачивались, пытаясь контратаковать его, но всего лишь вбегали в настоящий ураган смерти.
Теллос пробивался все глубже в ряды врагов, оставляя за собой усеянную окровавленными телами тропу, которой штурмовые десантники воспользовались как решающей брешью в защите баррикад.
Языки вываливались изо ртов умирающих во второй раз гниющих лиц. Покрытые язвами на серой коже руки без толку размахивали дубинками и ножами. Из толпы вплотную стреляли из лазерного и автоматического оружия, но Теллос ни на что не обращал внимания, позволяя своей мутировавшей плоти поглощать вражеский огонь и отсекая руки, которые слишком далеко выставляли оружие.
Это была чистая бойня. На Теллоса снова снизошла ярость… та же самая ярость, которая охватила его в момент, когда он потерял обе руки на орудийной платформе «Герион», которая горела в нем на берегу твердыни Be'Мета и помогала вычистить демонов с палуб «Сломанного хребта». Она подхватывала его и несла туда, куда не рискнул бы сунуться ни один другой космодесантник. Она служила топливом его мутировавшей плоти и позволяла наносить немыслимо стремительные, смертоносные удары при помощи импровизированного оружия, в которое он превратил обрубки своих рук.
Теллосу незачем было больше жить — ярость осталась единственным, что представляло для него хоть какую-то ценность. Убийство во имя Императора — вот самый чистый способ служения, и, когда дух Его нисходил на Теллоса, остановить сержанта не могло уже ничто.
Кровь струилась по его цепным мечам. Он был вымазан в ней с головы до ног. Оккулобные железы выделяли жидкости, вымывавшие ее из глаз. Кровь текла по его бледной коже и делала скользкими доспехи на ногах. Сотни лиц сливались в одно, когда Теллос рубил во все стороны. Септиамцы пытались окружить его, но только находили свою смерть, оказываясь в зоне, которую он очертил вокруг себя.
Наиболее глупые из защитников просто бежали вперед, пытаясь завалить его толпой. Он отбрасывал их в сторону или рассекал пополам, все выше поднимаясь на вал, образовавшийся из тел, чтобы сверху рубить бросающихся на него совращенных Хаосом солдат. Десятки убитых Теллосом становились сотнями, каждый удар уносил очередную незаслуженную жизнь. Штурмовые десантники теснили септиамцев к воротам, загоняя врагов на сержанта, а те, что пытались пойти в контратаку, оказывались вынужденными сражаться со сверхлюдьми в доспехах, которые не пробивали ни штыки, ни пули. Цепные мечи одинаково легко разрезали и плоть, и кости, и снятые с элизианцев бронежилеты.
Теллос видел в толпе шлемы Йориана, форму Элизии, роскошные платья сенаторов и облачения местной Войсковой Дивизии. Все это было надето на разлагающихся, едва напоминающих людей существах, чьи лица уродовали ненависть и чума. Рты с иссохшими языками перед смертью испускали стоны и невнятные, булькающие звуки. Под вращающимися зубьями цепного меча трещали кости, рвалась кожа, превращались в лохмотья мышцы. Это была самая чистая бойня из всех мыслимых: силой Императора здесь искоренялись скверна и гниль. Ярость связывала Теллоса с Императором, словно кто-то выделил ему личный вокс-канал для разговора с Золотым Троном.
Тяжелая ладонь опустилась на плечо сержанта, и только невероятные рефлексы, навсегда отпечатанные в его мозгу, остановили Теллоса от того, чтобы вонзить меч в тело собрата по Ордену.
Обветренное, морщинистое лицо капитана Каррайдина хмурилось под капюшоном терминаторского доспеха.
— Проклятие, Теллос! Враг сломлен! Взрывай двери и пробивайся к карцеру!
На какое-то мгновение Теллосом овладел гнев на то, что дело Императора было прервано столь непочтительным образом. Неужели Каррайдин не понимал, что они окружены толпой пускающих слюни отвратительных врагов?
Но затем Теллос увидел то же самое, что и капитан, — они стояли на горе трупов всего в паре метров от стены. Септиамцы были разбиты и разбегались от них.
Каррайдин был прав. Ярость могла какое-то время подождать, прежде чем разгореться вновь.
Взмахом руки Теллос приказал отрядам штурмовиков разорвать свою стальную цепь, которую они образовали, чтобы прикрывать его со спины, и выполнить поставленную перед ними задачу. Каждый из десантников нес фраг- и крак-гранаты, а также несколько мелтабомб, предназначенных, чтобы сжигать броню. Штурмовики побежали к массивным взрывоустойчивым воротам по скользкому от крови плацу, чтобы закрепить возле петлей и замков связки гранат.
Тем временем командирский отряд Каррайдина начал обстреливать из болтеров огневые позиции на стенах и крышах зданий барачного комплекса, прикрывая штурмовых десантников, пока те минировали ворота и отходили назад, прежде чем взорвать их.
Огромные двери рухнули, рассыпая искры, и стальные листы с грохотом упали на рокрит.
Под прикрытием бойцов Каррайдина внутрь вбежали отряды Люко и Хастиса. Вместе с ними шел и Сарпедон.
— Каррайдин, Теллос, вы проделали отличную работу, — произнес он в вокс. — Мы зачистили здания по периметру. Теперь их удерживают гвардейцы с Йориана. Септиамцы зажаты между ними и войсками Стратикса, но в любой миг могут попытаться пойти на прорыв, так что нельзя терять ни минуты. Хастис и Люко, вы со мной. Пойдем к камерам заключенных. Каррайдин, охраняй вход. Теллос, ты в резерве. Хладнокровно и быстро, Испивающие Души! Вперед!
Небольшая ударная группа, высадившаяся под личным началом Сарпедона возле Септиам-Сити, разделилась. Каррайдин и Теллос остались удерживать двор, заваленный изувеченными телами защитников, а командор вместе с двумя тактическими отрядами отправился вглубь главного здания бараков под непрерывным огнем, ведущимся с крыши и из узких бойниц.
Под этим строением находились тюремные камеры, где до воцарения чумы содержали преступников Септиам Торуса. Если их не выпустили, когда в город пришла смерть, и если хоть что-то живое могло остаться в этих подземельях, то где-то там, в одной из камер, должен был находиться адепт Карлу Гриен.
Глава девятая
С обзорной палубы яхты зона боевых действий казалась спокойной. Звезды горели тем же холодным жестким огнем, как и в любом другом месте Галактики, и, не будь Таддеуш настолько хорошо осведомлен об ужасах восстания Тетуракта, ему вполне могло бы показаться, что в небесах царит мир.
Но инквизитор знал: вокруг вот этой крошечной красной звездочки на самом деле обращается мир-кузница Сальшан Антериор, где полмиллиона гвардейцев попали в окружение на обогащенных кислородом полях и были уничтожены, где Флот готовился разбомбить мощные бункеры-фабрики, обратив их в пыль. А вот то созвездие состоит из безымянных мертвых миров, некогда принадлежавших ксеносам, где Гвардия и техножрецы бились с многотысячными армиями культистов Тетуракта. Сражения текли как вода над поверхностью планет, где замерзал кислород. Массированные операции Флота разворачивались где-то там, прямо перед глазами Таддеуша. Чернота межзвездного пространства кишела боевыми судами, устанавливавшими блокады и проводившими орбитальные бомбардировки.
Обзорная палуба представляла собой стеклянную полусферу, выступавшую сверху из корпуса яхты и позволявшую увидеть целостную панораму космического пространства. Здесь размещались несколько шкафчиков с выпивкой и кушетки для отдыха, а трио личных сервиторов стояло, внимательно ожидая любых признаков того, что их хозяева в чем-либо нуждаются. В этом месте легко было позабыть о войне.
Но Таддеуш не мог забыть. Вероятно, лорд Колго был прав — он ведь обладал таким опытом работы инквизитора, какого Таддеуш мог никогда не набрать. И тем не менее впереди ждало еще много труда. Необходимо было исполнить данную себе клятву, и Таддеуш не мог предать себя, отступившись от нее. Цена значения не имела.
В полу с шипением открылось круглое отверстие, из которого поднялась платформа. На ней стояла изумительно тощая фигура человека, казавшегося настолько бесплотным, что чудилось, будто он даже не отбрасывает тени. На нем была кобальтового цвета форма, вышитая серебряной нитью. Хрупкое тело увенчивалось головой с лицом, словно лишенным каких-либо черт. Глаза, нос и губы были почти незаметны на его иссиня-черной коже. Вокруг его лба была обмотана полоска белой ткани, украшенная молитвами на высоком готике, а опаленную кожу над ней покрывали волдыри, наглядно демонстрируя напряжение, которое регулярно приходилось выдерживать его варп-глазу, скрывающемуся под повязкой.
