Владимир Свержин - Война ротмистра Тоота
— Кто бы мог подумать, — обращаясь к ротмистру, чуть слышно пробормотал Странник. — До войны этот вельможа был владельцем маленького заводика, выпускающего железные кровати.
И вот торжественное действо началось. Из автомобиля показался нос шефа Департамента обороны. Затем правая нога. И наконец весь он собственной персоной. Стоявший в тени всё ещё не спиленных деревьев оркестр грянул приветственный марш, и пролетавшие на фарлонг в округе птицы, услышав рёв труб, сочли благоразумным покинуть место церемонии и обгадить что-нибудь менее громкое.
Носач склонил голову, отвечая на приветствия, и наткнулся на стоявшего чуть в стороне шефа контрразведки. Вид старого знакомого заставил его невольно подтянуться, но Странник лишь отрицательно покачал головой, словно говоря, что все лавры и фанфары сегодня предназначены исключительно высокому гостю.
«Самое время, — думал ротмистр Тоот. — Самое время сейчас, когда торжественная встреча идёт полным ходом, накрыть и хозяев, и гостей единым махом». Он, едва скрывая досаду и презрение, глядел на бывшего хозяина кроватного заводика и пустоглазого мошенника в дорогом костюме, идущего ему навстречу. «Если предположить, что теракт будет сейчас, то… что это может быть? Миномёт? Штука хорошая: пара умелых канониров навесят восемнадцать мин, прежде чем первая упадёт под ноги кому-нибудь из этих напыщенных индюков. Всю площадку осколками выкосит. Но у миномёта довольно незначительный радиус действия. И внешняя охрана его бы точно заприметила. Самоходная баллиста? Это не Голубая Змея, где на территориях старые, порою ещё заряженные баллисты ездят сами по себе, выцеливая невесть кого. Неоткуда ей здесь взяться, и без пристрелки как угадать, куда она долбанёт. Фугас? Не было времени его устанавливать. Что же тогда? Снайпер? Вряд ли. Здесь нужно множество жертв, а не одна».
Между тем один из помощников мэра передал ему объемистый резной ларец. Керр Несс открыл его, и ротмистр увидел вызолоченный ключ, лежащий на красной бархатной подушке. Мэр поглядел на высокого гостя, словно оценивая расстояние до него, и пошёл к Носачу, произнося с монотонной безучастностью:
— В прежние времена ключ от нашего города был символом вольности Харрака, и мы сражались, чтобы он не попал в чужие руки. Но теперь я, как мэр…
«Что-то не так, — глядя на эту картину, соображал Тоот. — Не так. Ну конечно! Ему тяжело. Ларец, подушка и бутафорский ключ не могут столько весить. Там взрывчатка!»
— … передаю его вам как символ преданности…
— Там бомба! — во всё горло заорал Тоот, срываясь с места.
Один из муниципальных стражников попытался встать на его пути и тут же рухнул с переломанным носом, а Тоот вклинился между мэром и Носачём, выбивая ларец с ключом как можно дальше. Толпа охранников и чиновников, спасая шефа, навалилась на Атра, едва не раздавив. Он корчился, пытаясь стряхнуть многочисленные тела, силясь подняться на колени. Он увидел, что мэр, как загипнотизированный, бредёт к отлетевшему ларцу, поднимает его и, даже не заботясь положить на подушку упавший на землю ключ, следует за Носачём, которого охрана быстро прячет в один из бронеходов.
— Там бомба, идиоты!
— …как знак нашей преданности, — монотонно гнусавит мэр, — и неизбывной любви…
Он захлопывает ларец, и взрыв потрясает округу.
ГЛАВА 24
Мир кружился: деревья, трава, разогретый потрескавшийся асфальт дороги мелькали то сверху, то сбоку, не собираясь останавливаться. Ротмистр что есть силы вцепился в то, что оказалось под рукой, стараясь хоть как-то затормозить себя в этой круговерти, и ощутил под пальцами накрахмаленную материю.
— Он пришёл в себя, энц генерал, — послышался над головой тихий голос Юны.
— Вижу, — донеслось до Тоота, и он почувствовал взгляд, даже сейчас требующий ответа с такой настойчивостью, что отказать было невозможно. — Ну, здравствуй, счастливчик.
— Где я?
— В госпитале. А ты где думал? В вымышленном мире под названием Земля? Массаракш. Ты, Атр, не в рубашке, ты прямо в кольчуге родился. Рассчитал ты всё правильно. Ларец оказался заминированным, да к тому же не деревянным, как могло показаться.
Корпус был из сложенной в несколько раз стальной ленты и лишь сверху отделан под дерево. Когда заряд рванул, всю округу засыпало осколками. Мэра в клочья, ещё четверых наповал, двадцать три человека ранены. Но глава Департамента не пострадал. Я, как видишь, тоже.
Тоот попробовал улыбнуться. Он впервые с момента знакомства видел сурового надменного и саркастичного шефа контрразведки таким… У Атра язык не поворачивался сказать — добродушным.
— А у тебя контузия. Врачи сказали, что недели через три на ноги встанешь. Тебе положено отпуск предоставить, ну так ты и так уже в нём. Скажи отдельное спасибо телохранителям и муниципалам, которые на тебя навалились — осколки на себя приняли. — Странник немного помолчал. — Глава Департамента выпрашивает тебя себе в охрану. И за спасение его драгоценной персоны уже представил к Золотым мечам к Пламенеющему Кресту. Что скажешь?
Тоот прикрыл глаза. В висках оглушительно стучало. Золотые мечи к Пламенеющему Кресту сейчас казались ему никчемными побрякушками, а о том, чтобы служить охранником у бывшего хозяина кроватного завода, и думать не хотелось.
— Пить, — тихо попросил Атр.
— Что стоите? Ну-ка, быстро воды! — распорядился Странник. — Да, кстати, — дождавшись, когда некто, не видимый с койки Тоота, выйдет за дверь, продолжил шеф контрразведки, — врачи говорят, что где-то рядом, чуть ли не во дворе госпиталя, ночью выло ужасающее существо, напоминающее огромную собаку. Ответь-ка, ротмистр, это, часом, не тот упырь, который в тоннеле откусил головы стражникам?
Тоот чуть заметно улыбнулся.
— Понятно. Страсть к экзотическим животным — бич колониальных офицеров.
— Энц генерал, — в палату чуть слышно вошла медсестра со стаканом воды, — раненому необходим покой.
Тоот еле сдержался, чтобы не прошептать:
— Юна.
— Ладно, ладно. — Странник поднялся с табурета и указал на пакет с фруктами: — Ешь, поправляйся. Работы непочатый край. Ты мне очень нужен. Так что, если решил отсидеться в охранниках, — забудь.
— Слушаюсь, энц генерал, — чуть слышно прошептал Атр. Медсестра склонилась над ним, поднося стакан. Он сделал несколько глотков и, дождавшись, когда генерал выйдет из палаты, чуть отстранившись, прильнул губами к пальцам девушки. — Юна.
День тянулся за днём. Кружение перед глазами ротмистра остановилось, и он, держась за стены, кровать, а лучше всего — опираясь на руку Юны, мог подниматься, совершать короткие прогулки сначала по палате, а затем и по коридору. Невзирая на боль и слабость, Тоот чувствовал, что счастлив. Он никуда не спешил, не хватался за оружие, не собирался никого убивать. Просто лежал, улыбался, глядя на прелестную медсестру, и говорил с ней, говорил, говорил. Сначала речь давалась с трудом. Порою Атр не мог подобрать слова, морщился, подыскивая их. И снова улыбался, целуя руки Юны. Она была рядом днём и ночью, лишь изредка уходя в школу, чтоб провести урок. В госпитале её помнили и любили ещё с войны.
А город бурлил. Известие о том, что хонтийские шпионы пытались взорвать главу Департамента оборонной промышленности и что покушение сорвалось лишь благодаря «прозорливости и доблести уроженца Харрака, славного офицера Боевого Легиона», в первый момент, пожалуй, даже наполнило горожан радостью. Никого не опечалила гибель мэра, о жертвах говорили, повторяя слова передовиц о неминуемой мести «харракским шакалам».
Но ровно через день после взрыва в полицейское управление поступил звонок. Некто, пожелавший остаться неизвестным, сообщил, что один из муниципальных стражников бросился с моста в реку. Не успел инспектор составить протокол, как пришло новое сообщение — на этот раз о застрелившемся стражнике. Потом ещё одно. К вечеру насчитывалось уже восемь случаев необъяснимого суицида и три — буйного помешательства. Следующее утро продолжило ужасающую статистику, и полиция была вынуждена принять решение изолировать бойцов муниципальной стражи.
К изумлению сотрудников полиции, все обнаруженные в городе муниципалы представляли жалкое зрелище: наиболее стойкие пребывали в состоянии глубочайшей депрессии, некоторые пьяны до бесчувствия, кое-кого пришлось упаковать в смирительные рубашки. Никто не мог объяснить, что происходит, в чём причина странной эпидемии. По Харраку стал расползаться слух о ядовитом порошке, якобы обнаруженном за плинтусами в районных управах. Испарения этого порошка, по мнению всезнающих горожан, поражали мозг и приводили здоровых и сильных парней в столь плачевное состояние. С этой версией в городе были согласны почти все. Некоторые пытались спорить и приплетали ни к селу ни к городу какие-то жестяные коробочки. Этих объявляли несведущими тупицами, ничего не понимающими в реальной подоплёке надвигающегося кошмара.
