Роман Юров - «МиГ» – перехватчик. Чужие крылья
Виктор домино не любил. Он хотел побыть наверху, но пронизывающий ветер загнал обратно, в полумрак землянки. Оставалось только нюхать табачный дым и пытаться заснуть. В этот момент доминошные костяшки щелкнули особенно сильно, и послышался довольный гогот победителей.
— А знаете, братцы, — раздался голос Лешки Васина, — я вчера, в Марьевке, с такой девушкой познакомился…
— Ты же уже женат, зачем тебе девушка? — перебил его Шишкин. Его, известного полкового моралиста, возмутил факт, что женатые люди знакомятся еще с кем-то. Но поддержки Игорь не нашел, на него зашикали, требуя продолжения рассказа.
— Эх, Игорек, — добил его Васин под дружеский смех летчиков, — когда женишься, сразу поймешь, что чужая жена всегда слаще. Это как с папиросками. Свои не очень, а вот у соседа обязательно духовитее будут.
— Ты не тяни, дальше чего было.
— Ну так вот иду я по улице, а она стоит. Молодая, красивая. Шинелька подшита, сапожки хромовые. Талия, ну прямо рукой можно обхватить. Глазища зеленые, на пол-лица, такая вся прям… ну богиня. На меня как глянула, я аж дышать перестал. Иду, слюни роняю и думаю, мне прямо сейчас в ЗАГС за разводом бежать или чуть погодить. Но в ЗАГС-то всегда успеется, начинаю строить заход на посадку. А чего, пусть она и красавица, но я и сам-то о-го-го. Значит, поправляю реглан, чтоб орден было видать. Чтобы знала, что с ней не абы кто, а летчик-герой знакомиться будет, — тут Васин взял паузу и неторопливо принялся раскуривать очередную папиросу. Глаза у него были затянуты мечтательной поволокой, словно он снова общается с прекрасной незнакомкой.
Народ, уже зная Лешкину привычку к изложению подобных баек, притих. Тот демонстративно затянулся и с видом превосходства посмотрел на сидящих в землянке пилотов.
— Ну, я на курс уже лег, и тут мимо по дороге «эмка» пронеслась и возле моей красавицы остановилась зараза такая, все бриджи грязью заляпала. Я прямо аж вознегодовал. Думал, как с шофера получше стружку снять, развальцевать ему все, да чтоб незнакомку не вспугнуть. Но тут из «эмки» вылезает майор из военюристов, хватает мою красавицу под локоток и увозит в неизвестном направлении.
— Что, и все? — удивился Соломин. — Замах-то какой был, я думал, ты… а в итоге один пшик.
— Отсюда мораль — лучше всего быть военюристом, — подал голос Игнатенко, высокий чубатый летчик из первой эскадрильи. — Когда все вокруг в дерьме, ой, пардон, в грязи, выходишь ты весь в белом, на белом коне и увозишь красавицу.
— Не на коне, а на «эмке», — засмеялся Вахтанг. — Леша, когда в следующий раз орден давать будут, проси лучше «эмку». Тогда ни одна красавица не убежит.
— А я, наверное, знаю ее, — сказал Виктор, когда все отсмеялись, — по-моему, ее Вика зовут. Светленькая, довольно высокая такая, да?
— Откуда ты знаешь? — удивился Васин. — Ну да, светлые волосы.
— Я все знаю, — Виктор таинственно улыбнулся, — у нее еще подружка есть, вот с такими сиськами. — Он отвел руки примерно на полметра от груди. — Тоже блондинка.
— Ну Витька, тихоня, — зашумели летчики, — везде успел.
— Думаете, он у немцев по тылам шастал? Он все три дня по бабам бегал, а зубы ему чей-то муж рогами отрихтовал. Точно говорю, — под общий смех заключил Васин.
В самый разгар веселья в землянку вошли комиссар и комэски. И судя по всему, весьма озадаченные. Шубин был печален и задумчив, комиссар просто задумчив, а Никифоров, судя по глазам, радовался. Смех сразу утих, папиросы погасли, летчики уставились на начальство, ожидая новостей.
Командиры расселись, переглянулись, Зайцев едва заметно кивнул Шубину и начал рассказывать:
— Значит, так. Приказ пришел, наш полк отправляют на переформирование…
Летчики зашумели. В разноголосом гуле кто-то огорченно гудел, кто-то радовался. Виктор даже не знал, радоваться ему или нет. На фронте он уже как-то привык. Тыл немного пугал своей неизвестностью. Зато в тылу его, скорее всего, не убьют…
— Отправляют на переформирование, — повторил комиссар, — но тут возникли сложности. Как нам сказали, замены полку пока нет, а приказ на переформирование уже есть. В общем, командование дивизии распорядилось отправлять полк частями. Послезавтра личный состав первой эскадрильи и часть технического состава второй эскадрильи убывают в Миллерово. Летчики второй эскадрильи останутся здесь. Завтра должны из ПАРМа передать два «МиГа», нам как раз хватит, — он подмигнул Виктору. — Я тоже останусь здесь осуществлять, так сказать, общее руководство.
Запретный плод сладок, и Виктору сразу захотелось в тыл, подальше от фронта. В тылу можно жить, не опасаясь, что каждый вылет может оказаться последним. В тылу хоть и голодно, но зато там не стреляют. Да, в конце концов, в тылу есть девушки…
Узнав новость, полк загудел, словно потревоженный улей. С одной стороны, голому собираться — только подпоясаться. Но с другой, переезд вроде как пострашнее пожара с потопом. А уж когда переезжает целый полк… Люди уже забыли свое осеннее отступление из-под Харькова, когда аэродромы менялись, словно перчатки. За пятимесячное сидение на одном месте полк словно ожирел, оброс всяческим имуществом, и теперь эту махину было сложно запустить. Виктор выбрался из землянки, наблюдая за творящимся бедламом. По стоянкам носились наскипидаренные техники, с КП доносились негодующие вопли Мартынова, мимо пробежал Никифоров, матерясь и размахивая руками, он разносил старшего техника своей эскадрильи. Процесс перебазирования полка, подгоняемый стимулирующими пинками начальства, набирал обороты.
В землянке словно провели невидимую линию. Летчики незаметно для себя разбились на две кучи, по эскадрильям. Шишкин с Вахтангом обсели Шубина. В другом углу сгрудились Васин, Соломин и Игнатенко. Для одних из них, пилотов первой эскадрильи, война пока закончилась. Им осталось на вечерней полуторке добраться в деревню и собрать личные вещи. Для других, из второй, ничего фактически и не изменилось, они как летали, так и будут летать. В одном углу шло гадание, сколько времени будет оставаться на фронте вторая эскадрилья, а в другом обсуждали, куда же направят полк на переформирование. Виктору это не понравилось. Еще недавно все сидели вперемешку, все были друзьями, а теперь…
— Дмитрий Михайлович, — спросил он задумчиво курившего Шубина, — как думаете, наше командование может повлиять на процесс перевооружения? Я имею в виду выбор типа самолета, на который нас переучат?
— А? Что? — Шубин настолько ушел в себя, что не сразу понял вопрос. — При чем тута начальство? Ты вообще о чем?
— Ну, полк будут перевооружать? Пополнят летчиками, самолетами и снова на фронт, так?
— Да, как в прошлый раз. К чему ерунду спрашиваешь? — Шубин никак не мог понять, что хочет от него ведомый.
— Так «МиГи» уже не выпускают, — решил блеснуть памятью Виктор. — Значит, нам дадут новые самолеты. Вот и интересуюсь, сможем ли мы выбрать, на чем летать.
Споры в землянке затихли, все слушали их разговор.
— Это интересно, — комэск потер подбородок. — Но, думаю, вряд ли. Мы люди военные, что дадут, на том и полетим. А тебя сильно интересует, на чем будешь летать?
— Летать я буду на «МиГе», — усмехнулся Виктор, — просто потом не хотелось бы на «ЛаГГ» пересаживаться. Говорят, совсем деревянный, тяжелый. Уж лучше на старом «МиГе» оставаться.
— Летал я на «ЛаГГе», — встрял в разговор Васин, — помните, в Подмосковье, когда прошлое переформирование было. Ну, тяжеловат немного, хотя мне понравилось.
Спор вспыхнул с новой силой, правда, теперь он касался ТТХ того или иного самолета. Летчики вспоминали, кто на чем летал, ругали одни самолеты, хвалили другие.
— А откуда ты знаешь, что «МиГи» больше не производят? — буровя его своими зелеными глазищами, тихо спросил Шишкин. — Нам ничего такого не говорили.
— Тю на тебя. Когда зубы лечил, с летчиком одним познакомился, — соврал Виктор, — он и сказал.
Шишкин от него отстал, но, судя по всему, не поверил. Виктор еще немного посидел и, провожаемый в спину сверлящим взглядом Игоря, вышел из землянки.
Он потоптался рядом с землянкой, поежился от ветра, но спускаться вниз, в эту темную прокуренную дыру не хотелось. Увидев на стоянке сгрудившихся возле раскапотированного истребителя техников, подошел ближе и тихонечко уселся в стороне на пустой баллон.
Там происходило шоу — Палыч принимал самолет из первой эскадрильи.
Техник самолета, молодой парень из первой эскадрильи, весь перемазанный маслом, с обреченным видом ходил за ним и выслушивал замечания. Иногда в особо вопиющих случаях начинал канючить:
— Ну, Палы-ыч! Ну ты чего-о!
Но Палыч демонстративно игнорировал его протесты и тут же находил новые недостатки.
— Вон, смотри, — говорил он, — у тебя на капоте вмятина какая. Это не годится.
