Сергей Дорош - Темные звезды
Но свечение, что пробивалось через щели по краям люков, было так таинственно, так манило, что не было сил побороть соблазн. Из щелей сочился вниз пьянящий воздух, который хотелось вдыхать и вдыхать, до забвения. Оттуда проникали вниз неясные, чарующие звуки — звон, голоса, шелест, пение и переливчатые трели.
Стоило приподнять створки, как поток жгучего света ударял в глаза. Она зажмуривалась, текли слезы, а руки поспешно искали запорный рычаг.
Когда верхний свет угасал, можно было распахнуть люк и выбраться наружу, что бы там ни говорила старая.
Высокий, выше всякой выси, сине-черный потолок с дрожащими точками звезд — вот что ей открылось. Растения-столбы с шапками из переплетенных ветвей. Мелкие живые твари — крысы с пушистыми хвостами, скачущие по ветвям, и летучие мыши с беззубыми клювами, в перьях. Издали тянулись запахи металла, кожи, дыма и смолы. За зарослями мерцали пятна огней, что там? Это враги, миряне, жители поверхности.
А воздух был такой хмельной, что клонил в сон.
Она добралась до строений мирян, похожих на ящики или угловатые наросты на земле. Из дыр в стенах доносился аромат жареного мяса. Для девчонки, выросшей в голоде и кормившей своим телом пату, это было невыносимое испытание. А пробираться сквозь лазейки она хорошо умела!
И, объевшись краденым, она от непривычной сытости уснула.
Так им и досталась, сонной.
Пока не усмирили, ей удалось кого-то укусить и побрыкаться. Миряне принесли узду и сбрую. Это было худо, но вдруг галдеж и гогот стали понятными.
«Эт-то что, драться вздумали на кухне, а? Почему шум?»
«Осмелюсь доложить, гере вахмистр, кротенка изловили! Порций восемь сожрала, тут и задрыхла. Ночной наряд лишила завтрака, им было оставлено… Как изволите о ней распорядиться?»
«Гере вахмистр, велите нам отдать. Пускай отслужит. Это ж, считай, не человек вовсе, а так, животная. Мы ее вышколим по-своему».
«Хм, разохотились… Тащите к принцу, пусть Его Высочество решает».
Безуминка вздрогнула.
Все как тогда, стоит лишь зажмуриться. Наглазная маска, ремни и железо узды, салон электрокара, табачное сопение жандармов. И бархатная, сильная рука принца, проводящая по ее плечу.
«Снимите все это».
«Осторожнее, Ваше Высочество, она кусачая».
«Уберите маску, а узду оставьте. Шторы задернуть. Плотнее! Свет режет ей глаза».
Тогда он был моложе, но уже носил тонкие черные усы, а его фигура, развитая верховой ездой и плаванием, выглядела превосходно.
«Опусти руки. Так… Хм, спина почти зажила. — Пальцы Цереса прошли по месту, где присасывалась пата. — Значит, ты кормила чудовище?»
Она кивнула по-своему. Ей было страшно в присутствии этого молодого мирянина. Куда страшнее, чем среди гогочущих жандармов.
«Ты боишься меня?»
Кивок, еще кивок.
«Будешь кусаться, если сниму узду?»
Отрицательно поводила головой.
«О, гром господень… ты меня понимаешь?»
Кивнула.
«В чем же дело?.. — Рука коснулась железных пластинок узды. — Неужели… Очень интересно. Надо показать тебя профессору».
Безуминка быстро открыла глаза, чтобы не уйти на дно воспоминаний.
Хотя ей нравилось бывать там, в самой глубине.
«Почему он так редко зовет меня? Раньше он был со мной ласковей… Еще год назад все было куда лучше. Эрита?.. Видимо, она. Церес падок на молоденьких. Я была чуть младше, чем она сейчас… Мой Синий повелитель, ты совсем меня забудешь?»
Теперь он стал гораздо мужественней, чем при первой встрече. Уже не спорт, не походы под парусом заботили его, а власть. Должно быть, что-то у него не ладилось — брови нахмурены, серые глаза суровы и темны.
— Ваше Высочество?
— Бези, кротенок мой, только ты можешь меня утешить. Мне нужна твоя помощь. Сейчас.
— Ваше Высочество, я принадлежу вам каждую минуту.
Открыв ящик бюро, Церес выставил на стол медиашлем, а следом — граненый флакон с гигаином.
— Бези, я отправил в Гестель людей с заданием. Медиум отряда, Нож, должен был выйти за связь еще ночью, но он молчит до сих пор. Попробуй нащупать его в эфире — хоть след, хоть какой-нибудь отзвук. И постарайся услышать, что творится в Гестеле. Если у тебя получится… скажи, какой награды ты хочешь?
— Никакой, — ответила Безуминка, но глаза ее красноречивее слов говорили, чего она ждет от наследника.
Но разве сможет он вернуть минувшее? Он жаждет надеть обе короны и обладать Эритой. Найти какого-то Ножа, как будто этот висельник что-нибудь значит на свете. На уме у Цереса что угодно, кроме его первого, самого лучшего и самого несчастного медиума.
Она выпила отвратительную жидкость, почти не поморщившись. Лучше бы это был яд, тогда все несчастья прекратились бы, и не тянулась бы эта гнусная борьба за власть.
«…в которой я — просто инструмент, как молоток или щипцы. Кого ты ищешь, Церес? Она в моем коттедже, под кроватью, с пареньком, который ей куда ближе, чем ты! И убей меня звезды, если я выдам ее. Если ты женишься на ней, я стану просто телеграфным аппаратом, чтоб передавать твои приказы и дипломатическую почту».
Дождавшись, пока гигаин всосется, Безуминка надела шлем и застегнула подбородочный ремень. Пьяная тошнота и дурное веселье медленно и неотвратимо овладевали ею, а принц прохаживался по кабинету, покуривая сигару.
Ожидание было недолгим. Привычным усилием воли Безуминка отсеяла бормотание Удавчика и доклады с дальних точек сети, а затем направила слух в сторону Гестеля. Почти тотчас она поймала негромкий молодой голос, узким лучом нацеленный на Бургон:
— Я обращаюсь к девушке, которая вчера передала сигнал для Огонька Хавера. Я поручик Крестовик из батальона двадцать два. От имени имперского правительства прошу вас — любым способом остановите вещание гигаиновой сети. Помогите нам избежать ненужных жертв. Пожалуйста, сохраните мою передачу в тайне… Я обращаюсь к девушке, которая вчера…
Она невольно залюбовалась работой вражеского медиума. Пьян, а как чисто дает сигнал! Каким точным лучом работает! Да, у графа Бертона и штабс-генерала Купола воспитанники что надо.
«Он ищет меня. Дьявол, и он меня нашел! Как быть?»
Следующей мыслью ее было:
«А ведь и Удавчик слышит его луч! Хотела бы я знать, как поступит эта блудливая скотина!.. Он ведь не знает, что за птица Огонек… Надо срочно во дворец к профессору. Может, успею вмешаться».
— Нет, Ваше Высочество, — громко и четко сказала она, не торопясь снять шлем, — я не слышу и чувствую Ножа. Могу сказать одно — медиатора на нем нет, иначе бы я засекла его. Позвольте мне войти в эфир от профессора, у него шлемы массивней и чувствительней. Оттуда я шире смогу охватить.
Она успела уловить всего два слова, сказанных приподнятым веселым голосом:
— Спасибо, барышня!
— Да, милая, конечно, — согласился Церес. — Электрокар в твоем распоряжении, поезжай скорее, и сразу сообщи, если что-то найдешь.
Покидая кабинет, Безуминка ощущала себя самое меньшее статс-дамой. Ее вело в сторону от гигаина, но она улыбалась.
«Ах, Церес, ты славный любовник, но девушек ты никогда не понимал! Может, стоило дать мне капельку внимания, немножко ласки — и все было бы иначе. И что теперь? Что значат твои армии и самоходки, если я обижена?»
Выбор
— Мне не будет прощения, если в первый помин-день я не помолюсь об их душах, — твердо заявила Лисси. — Здесь есть божий храм?
— В дворцовую капеллу нам идти нельзя, там сразу схватят. — Эрита в задумчивости стала покусывать ноготь, затем спохватилась и спрятала руку в широкий рукав черно-белого одеяния. — Около казарм гвардейской свиты есть церковь, туда ходят военные и челядь.
— Большой дворец отсюда к юго-западу, — заметил Огонек, который в воздухе не только душил принцессу, но и поглядывал по сторонам, а память и чувство направления у медиумов были — дай боже. — Чуть восточней его я видел шпиль храма. Это оно?
— Темный шпиль, словно аспидный?
— Не разглядел. Но не блестящий, точно.
— Да, похоже, именно та церковь. Если переждать час литургии, зайдем незаметно и закажем панихиду.
Вряд ли там будет стража — только священник с причтом.
— А деньги? — спросил практичный кадет. — Требы задаром не служат.
Девчонки растерянно переглянулись.
— Кошелек я потеряла еще в поезде, — призналась Лисси.
— Со мной ни гроша. — Огонек вывернул карманы лазаретного халата.
— Постойте! — спохватилась принцесса, расстегнув ворот и запустив руку за пазуху. — У меня есть монета.
Она извлекла ладанку охристой замши на шнурке вейского морского шелка. Внутри оказался червонец, блестящий как новенький.
— Вот. Мне присылают их с монетного двора, из каждой новой чеканки — поносить на счастье. Я не нарушу обычай, если отдам его на святое дело.
