Андрей Уланов - День револьвера
— У тебя есть лучшие идеи, зеленый?
— Да, и я их тебе уже высказывал.
— Заткнитесь! — неожиданно рыкнула Лисса. — Вы, оба! Дайте мне подумать.
Я пожал плечами и развернулся боком — так, чтобы видеть проход между камнями и как можно большую часть склона за ним. Особого проку в этом не было. Если орки решат обойти гору, все будет кончено быстро — мы окажемся без прикрытия, как на ладони. Впрочем, и это — лишнее. Как только у них окончатся выборы, новый вождь заорет: «Джеронимо!» — и нашу четверку попросту затопчут. И весь вопрос — скольких мы…
— Шзд ыгырм… чтоб меня…
В голосе Толстяка звучало даже не удивление — потрясение. Я начал поворачиваться обратно, но было уже поздно.
Это был не просто волчий вой. В Кентукки мне часто приходилось выслушивать волчьи арии, как сольные, так и в хоровом исполнении. Обычно выступления проходили не ближе соседнего холма, но два года назад, возвращаясь поздно вечером от дяди Айвена, я услышал, как стая шла по следу — моему следу. Тогда выстрел старого «рема» убедил хищников, что у добычи слишком острые зубы, но и я остаток пути шарахался от каждой тени.
Сейчас же вой раздался прямо у меня за спиной. Клянусь, разорвись там динамитная шашка, моим нервам это стоило бы меньше. По сравнению с тем, как меня пробрало сейчас, вчерашний ночной концерт был жалкой распевкой. Черт-черт-черт… я повернулся… и увидел… Господи!
— Быстрее, идиоты! — прохрипел, роняя пену с клыков, монстр с телом Лиссы и вытянутой хищной мордой на месте лица. — Ну же!
Камень был почти отвесный, однако наверх я взлетел быстрее собственного визга. Правда, гоблин уже был здесь… а вампирка даже успела прицелиться.
Бах! Бах! Бах! В этот раз её выстрелы звучали заметно реже — еще бы, учитывая, какие кренделя и прочую хитрую геометрию выделывали мишени. Зато сейчас они даже не собирались отстреливаться. Оркам вообще было не до нас, они были очень заняты, пытаясь хоть как-то укротить враз обезумевших лошадей. Кроме, понятное дело, тех, кто уже вылетел из седел — с дырой в пузе или пока без неё…
— Кейн, вали его! Да стреляй же!
Толстяк своим воплем едва не испортил мне выстрел — я дернулся, по счастью, недостаточно сильно, чтобы с двадцати ярдов промахнуться по мишени размером с орка.
— Да не в этого, кретинское отродье! — проорал Толстяк, добавив еще пару слов то ли на своем родном, то ли на Старой речи. — В шамана! Вали его скорее!
Я потратил две драгоценные секунды, пытаясь сообразить, кого из трех дюжин оставшихся зеленошкурых мне надо как можно скорее отправить на ихние небеса. К счастью, шаман сам помог мне в этом нелегком деле — поднявшись с земли, он воздел к небу лапы и принялся выкрикивать какое-то заклятье.
Бан-н-нг!
Шаман покачнулся. Я не поверил своим глазам — на таком расстоянии пуля «максима» должна была пройти сквозь бизона! Но чертов шаман продолжал стоять, и вторая пуля всего лишь заставила его согнуться — я успел разглядеть отскочивший от его живота смятый комочек. Этого не могло быть, просто не могло — я же не дракона завалить пытаюсь…
— Стреляй, Кейн!
Третий выстрел, наконец, отправил чертова орка в нокдаун. Я бросился вперед, увидел, что шаман пытается встать, — и пальнул прямо в оскалившуюся раскрашенную морду. Орк дернулся — и застыл, теперь уже навсегда.
За нашими спинами вновь раздался вой, и это стало последней каплей: оркские лошади рванули прочь, насколько я успел разглядеть — в полном согласии со своими наездниками. Уже через минуту о них напоминала только поднятая пыль и усеявшие склон тела.
— Они вернутся?
Толстяк задумался.
— Гоблины бы вернулись, — заявил он, — а эти — нет. Они уже потеряли вождя и шамана, они знают, чего мы стоим в драке. Пусть даже им повезет… что они скажут в племени? Мы, — голос Толстяка стал писклявым, — всем отрядом долго бились и вот — четыре скальпа стали нашей добычей! Над ними будет смеяться вся равнина, эй-парень! Не-ет, они поскачут к своим вигвамам, а по дороге сложат песнь, как они день и ночь и потом еще день сражались против сотен «синих мундиров», как проложили себе дорогу по людским черепам. И тогда им дадут почетное место у костров и нальют большой кувшин бухаловки, а их главный вождь начнет созывать окрестные племена в поход.
Его речь обещала слишком уж много хорошего, чтобы быть правдой — но в тот момент я был готов согласиться даже с чертом. Мы остались живы — вот и все, что имеет значение здесь и сейчас. И — что мне все-таки не надо менять штаны, хотя за это больше стоило благодарить жару и нехватку воды, чем прочность нервов.
Я подошел к телу шамана. Здоровенный орк лежал, раскинув лапы и — в самом прямом смысле этого слова — мозги. Последняя пуля угодила ему прямиком в лоб и вышла через основание черепа, прихватив с собой большую часть его содержимого. От первых же попаданий на туше остались три громадных синяка, отчетливо различимых даже на зеленой коже.
— Наверняка натерся зельем Макамука. — Гоблин склонился над трупом, принюхиваясь и удовлетворенно кивнул. — Точняк, оно самое. Эту вонь трудно с чем-то спутать. Надо же… я думал, с ним уже никто не балуется — с тех пор, как Бодрый Пинок, намазавшись перед боем, пожелтел как лист, лишился скальпа и перестал бегать за бабами.
— Что еще за Мука-с-маком?
— Вы, людишки, называете это мазью Субьенкова.
— Шутишь? — Единственная известная мне мазь с таким названием продавалась в аптеках как средство от насморка и ревматизма. Пахла эта желтая дрянь и впрямь убойно, враз прочищая даже самый забитый соплями нос.
— Попробуй сам — увидишь, — хмыкнул гобл и, покосившись на «максима», добавил: — На ком-нибудь ненужном. Или на белогривой, — Толстяк ткнул пальцем в сторону подходившей Венги, — ей-то пули нипочем.
— Твои револьверы, — вампирка то ли не услышала последние слова гоблина, то ли ей и в самом деле было все равно. — Спасибо.
— Ыгы.
Я огляделся. Кроме орочьих тел, на поле сражения остались также две лошади. Одна, мотая головой, стояла около невысокой акации, в ветвях которой её бывший хозяин обрел последнее пристанище. Вторая хромала чуть дальше.
— Толстяк, нам надо… — Я осекся, обнаружив, что гобл уже успел слинять. Впрочем, он почти сразу же вернулся, неся на вытянутых руках свой оружейный пояс.
— На, держи.
Пару секунд Венга удивленно разглядывала подарок гоблина, затем — по-прежнему молча — взяла его и начала надевать.
— Вообще-то, — вздохнул я, — в таких случаях иногда принято благодарить. «Спасибо» сказать, в щечку чмокнуть…
— Спасибо.
— Спасибо, я обойдусь, — одновременно с Венгой быстро выдохнул гоблин. — Вот, держи еще патроны… и надо будет у свиномордых по сумкам пошарить.
— Надо.
Вампирка застегнула пряжку и отпустила пояс. В следующий миг сила тяготения вцепилась в тяжело провисшие кобуры и потянула их. Пояс, даже не пытаясь особо задержаться на узких бедрах девушки, сполз вниз и улегся на сапогах.
Мы с гоблином переглянулись. У Толстяка начало странно подергиваться правое веко. Я зажал рот ладонью.
— Проблема, — констатировала Венга.
— Дай, х-х-хе, подумать. — Гоблину все же удалось перевести рвущийся наружу смех в некое подобие зевоты. — Можно сделать новую дыру… или нет. Вот чего — принеси мне уздечку мула. Бедной скотине она уже без надобности, а тебе, глядишь, и сварганим какую-нибудь сбрую.
— Сначала поймай лошадей, — оборвал я приступ доброжелательства к ближней. — А всякими сбруями займешься на привале. Я хочу, чтобы мы убрались отсюда как можно скорее.
— Да брось, эй-парень, говорю тебе, они уже не вернутся.
— Верю. Но те, что уже тут, — я широким жестом указал на мертвецов, — скоро привлекут стервятников. А те, в свою очередь, могут заинтересовать кого-то еще.
— Все здешние падальщики сейчас пируют в трех милях позади нас, — проворчал гоблин. — Сюда они доберутся не скоро.
— Уверен? — усмехнулся я, глядя сквозь пальцы на раскаленную синеву, где уже объявилась пара темных точек. И вот еще что, зеленый… с тебя сотня!
— Ы-ы-ы?! О чем это ты бредишь, эй-парень?!
— О нашем с тобой маленьком пари, Толстяк, — пропел я. — И попробуй только сказать, что ты не видишь здесь мертвых орков.
— Так ведь это ж мы их и укокошили!
— И что с того? Они есть, ты их видишь, так что, — я не смог отказать себе в удовольствии провернуть нож, — «все по-честному!».
— Клянусь задницей Сидящего… — торжественно начал гоблин и тут же, сорвавшись на визг, закричал: — Гля, мертвяк встает!
Конечно же, я ему не поверил — что не помешало мне выхватить револьвер и очень быстро развернуться. Очнувшийся недобитый орк, с моей точки зрения, был ничем не лучше ожившего мертвеца… черт!
Это и в самом деле был оживший мертвец. Трудно спутать с чем-либо еще эти характерные «подволакивающиеся» дерганые движения, выполняемые, как правило, поочередно. К тому же пулю этот орк заполучил точно в правый глаз, а такое даже тролли плохо переваривают.
