Василий Горъ - Враг моего врага
Клоп, несмотря на почти своевременный перекат в сторону и серию из четырех ножей Оливии, попавших в цели, умер практически сразу: восемь или девять мечей, одновременно пущенных в дело, не дали ему шанса на спасение. Брол, раскрутив свой посох, продержался намного дольше. Секунд десять. И это спасло ему жизнь – перестроившись в привычную тройку, я, Беата и Нейлон врубились в строй разбойников и дали ему возможность отойти… И, оказавшись на острие второй тройки из него, Оливии и Эрика, метнуться в ответную атаку… Глаз, оставшийся в тылу, вмешивался в бой в самые острые моменты – патронов оставалось крайне мало, и он стрелял крайне экономно…
…А через десяток секунд редеющий на глазах строй разбойников сначала дрогнул, разделившись на две неравные половины, потом подался назад и сломался: сначала с диким криком попытался прыгнуть в кусты оставшийся без левой руки бородатый коротышка с топором; оседая с перерубленным мною позвоночником, он отвлек на себя внимание еще двух товарищей, явно не мечтавших о таком конце и тут же нарвавшихся на мечи Беаты. Потом в кусты попытались прыгнуть сразу два мужика и тоже не успели: я дотянулся до ноги одного, а Беата вогнала меч в почку второго. А после их криков началось повальное бегство: растерявшие боевой дух громилы бросали оружие, орали от страха и пытались скрыться от свиста ножей и ударов мечей… Все, кроме одного: прикрываясь телом своего же товарища, возле ствола здоровенной лиственницы стоял кряжистый мужик с дубиной в правой руке и пытался отдавать никому не нужные команды…
Тело перед ним стоять не хотело и не могло – пара ножей Оливии уже оборвали его жизнь, но в могучей руке предводителя оно превратилось в своеобразный щит.
– Он мой! – прорычал Брол, снося последнее препятствие на пути к здоровяку, и нанес страшный удар посохом по правому плечу мужика. Но промахнулся. А мелькнувшая в воздухе дубина – нет: окровавленное дерево вмяло грудную клетку воина, словно бумажную, и Брол ничком повалился на землю…
– Подвиньтесь! – заорал Глаз, не видевший цель со своей позиции, но было поздно: озверев от потери сразу двух воспитанников, я в два прыжка оказался рядом с ухмыляющимся уродом и, отбив в сторону очень быстрый и сильный удар, сначала по очереди отрубил ему обе руки, а потом, дав понять, что убиваю, смахнул с плеч голову…
…Брол умирал. Сломанные дубиной ребра пробили внутренние органы, и кашляющий кровью парень, потеряв сознание от боли, вытянулся на земле, так и не выпустив из руки верный посох. Глаз, присев на колени рядом с ним, тяжело вздохнул и, посмотрев на меня, отрицательно покачал головой:
– Не жилец… Минут двадцать… от силы час… Охренеть…
Скрипнув зубами, Оливия вдруг сорвалась с места и метнулась назад, за мою спину. Раздался хрип, за ним еще один, и я вдруг сообразил, что она добивает притворяющихся мертвыми раненых!
– Ненавижу! – донесся до меня короткий полувскрик-полувсхлип, и через минуту, наполненную сдавленными причитаниями, на дороге снова наступила тишина…
…Ребят похоронили на небольшой полянке неподалеку от дороги. Затем, еле отловив трех оставшихся здоровыми лошадей, нагрузили их нашим скарбом и в отвратительном настроении тронулись в путь. И до самых ворот Сента, показавшихся на фоне уже темнеющего неба, не проронили ни слова…
Предъявив офицеру городской стражи сопроводительную грамоту, подписанную самим Дионом, мы мгновенно оказались в центре внимания: под усиленной охраной нас проводили в лучшую гостиницу города и поселили в шикарнейшие для этого мира апартаменты. Капитан, имя которого я не удосужился запомнить, пообещал, что с утра лично поговорит с капитанами кораблей, стоящих в порту, и договорится с ними о плавании в Эразм, и, видя, в каком мы настроении, откланялся. Покидав вещи где попало, молодежь разбрелась по комнатам, а я, Беата и Глаз, заказав вина в таверне, здорово нажрались…
Глава 43
Оливия
Мне не спалось. Лежа около Эрика, я умирала от страха, заново переживая бой на дороге: каждый удар или выстрел, направленный в сторону меня или Эрика, мог стать последним, что мы видели в жизни! Нет, я не боялась смерти; да и убивать мне было не впервой, но я впервые почувствовала, что в любой момент могу потерять того, кто мне дорог, и впервые засомневалась в правильности принятого решения связать свою жизнь с Ольгердом и его людьми! Там, в оставшемся позади Веллоре, меня ждала относительно спокойная и размеренная жизнь в королевском дворце, в окружении верных слуг и рядом с Эриком. Папа, проговоривший со мной всю ночь перед нашим отъездом, был вне себя от горя: прощаться с недавно вновь обретенной дочерью ему было невыносимо больно, но я чувствовала, что должна быть рядом с теми, кто смог мне помочь в трудные для меня времена. Я, как на духу, рассказала незнакомому по большому счету человеку все, что со мной происходило за эти месяцы, и он, надолго задумавшись, признался, что и сам бы поступил так же… А потом благословил меня и сказал, что не против моего брака с Эриком. И что если я вернусь к нему до свадьбы, будет счастлив сыграть ее у себя во дворце. Естественно, Эрику я этого не сказала – он и так был вне себя от счастья, узнав от меня о том, что папа послал в его городок пару верных людей, которые перевезут его отца в Веллор в пожалованное Эрику имение, и что отныне его семья никогда не будет нуждаться. Провожая нас у городских ворот, папа пообещал мне, что приложит силы, чтобы найти и моего второго отца – графа Норенго… Обняв его, я села на лошадку, счастливая от осознания того, что там, впереди, наполненная событиями Жизнь! А сейчас, спустя несколько дней, мне стало жутко страшно…
– Не спится? – приоткрыв один глаз, тихо спросил Эрик и, аккуратно приобняв меня за плечи, нежно поцеловал куда-то в шею. – Их было слишком много, милая… Мы и так отбились малой кровью…
– Я знаю… я думаю не о них… хотя ребят страшно не хватает… – глотая слова, вдруг заторопилась выговориться я. – Мне вдруг стало жутко от мысли, что могли убить тебя… или меня… А ведь я еще тебя совсем не знаю… а мне так хочется быть рядом с тобой вечно… чувствовать твой запах, тепло твоих ладоней, видеть твои глаза… Молчи! – Видя, что он порывается что-то сказать, я потянулась к его губам своими и закрыла глаза от нахлынувшего ощущения безграничного, ни с чем не сравнимого счастья… а, почувствовав, как он замер, сдерживая свое желание, повернулась к нему грудью и, задрав ночную рубашку до самой шеи, не отрываясь от его губ, прижалась к его груди…
Он еще немного потрепыхался, пытаясь удержать ускользающую способность трезво мыслить, а потом, поняв, что я ни за что не остановлюсь, аккуратно прикоснулся к моей груди шершавой ладонью, на миг замер, словно к чему-то прислушиваясь, а потом, застонав от наслаждения, прильнул к ней губами… а через мгновение я перестала соображать…
...На рассвете я тихо выползла из-под руки улыбающегося во сне Эрика и, сбегав в таверну за кипятком, заварила себе отвар из травы-нежданки, купленной еще в Веллоре: беременеть пока не входило в мои планы, а без отвара отвертеться от этого мне бы сегодня не удалось. Выпив оказавшийся довольно вкусным напиток, я прошлепала по лестнице наверх, тихонечко прокралась в нашу комнату и наткнулась на испуганный взгляд не обнаружившего меня рядом парня. Улыбнувшись, я скользнула к нему под одеяло и прошептала:
– Спасибо! Это была лучшая ночь в моей жизни!
Эрик покраснел, зажмурился, собрался с духом и, пододвинув голову к моему уху, признался:
– И в моей! А… можно еще?
Чувствуя, что перестаю соображать, я молча кивнула и вдруг замерла: во входную дверь апартаментов кто-то постучал.
– Подъем! Строиться! – через миг заорал Глаз. – Если хотите успеть на корабль!
На улице моросил дождь. Мокрый, как курица, вчерашний офицер быстрым шагом вел нас переулками, где без провожатого можно было бы заблудиться. Однако возле порта мы оказались намного быстрее, чем если бы держались центральных улиц. Корабль, отплытие которого задержали из-за нас, можно было не искать – среди полутора десятков разномастных судов, стоящих у причала, лишь на одном бешено орал капитан, проклиная погоду, стражников, не дающих ему воспользоваться отливом и попутным ветром, и свое счастье, заставившее его оказаться в таком паршивом порту, как Сент. Однако стоило нам подойти к кораблю поближе, как вопли моряка мигом оборвались: уставившись в лицо мрачного Ольгерда, капитан вдруг что-то забормотал, потом помянул Демонов преисподней и вдруг упал на колени!
– Господин! Простите! Я не знал, что моя «Морская Ласточка» нужна именно вам! Прошу на борт! Ваши каюты будут готовы еще до отхода!!
Ольгерд, криво улыбнувшись, пожал руку офицеру, весьма довольному тем, что у него получилось выполнить все указания королевской подорожной, и, рывком подняв капитана на ноги, буркнул:
