Сергей Абрамов - Медленный скорый поезд
И все. А встречного выстрела почему-то не услыхал, но в ту же секунду почувствовал резкую и длинную боль над левым виском. Приложил руку, глянул: кровь, хорошо пошла. Густо, но не шибко. Это ерунда, царапина. Заклеим, перебинтуем, если понадобится… Хотя и болит, *censored*, прям башка рассыпается, как больно. Но не впервой же. И занятно: пулю попробовал, а выстрела не услышал. Глушитель он, что ли, на ствол навернул?..
Итак, командир подразделения Пастух стрельбу окончил. И Слим, получается, отстрелялся, поскольку это его пуля висок Пастуху посекла и пустила кровь. Выходит, малость промахнулся снайпер гребаный, а должен бы в лоб и — ау? Может, и так. А может, и по-другому. Специально промахнулся. Хотел, чтоб пуля именно скользнула, оставив кровавый след.
Выходит, Пастух нужен Слиму живым. Пока. И — зачем нужен? Если, конечно, Слим жив там на «кастрюле» своей остался. Судя по тишине — остался…
А что дальше-то было?
Договаривались на один выстрел. Да и стрелки они такого калибра, что второй стремно делать. Все — с первого. Так что жди или не жди, а стрельбу и впрямь окончил. Отполз в сторону — ну, на всякий случай, мало ли что, пополз по периметру крыши за низким бортиком — к лестнице. Хорошо, что она на другой стороне висит. На непростреливаемой. Кровь прилично текла, не рекой, так веселым ручейком. Никаких проблем, хорошая глубокая царапина — не больше. Сейчас спустимся, продезинфицируем ранку, буде бинт найдется, так и перебинтуем или, проще, наклеечку сделаем. Говно вопрос в общем-то…
Можно спускаться. Странно, но что-то снизу не слышно было ни криков восторга, ни воплей ужаса. Похоронное какое-то молчание…
Внизу его встретила небольшая, но родная толпешка, подбежали, затормошили… Пастух потерпел-потерпел, выскользнул из чужих рук, сказал Стрелку и спустившемуся уже Шухрату:
— Судя по отсутствию Слима, он либо убит, либо тяжело ранен. Надо бы его тело на землю спустить. Помогите. Втроем справимся. А внизу нас товарищ начальник поезда подстрахует.
— Приму груз, — без удовольствия сказал начальник, — эка невидаль…
Пастух пошел к резервуару, на котором остался Слим.
Полез по лесенке первым. Вышагнул на крышу, встал, оглядел ее.
А на что глядеть-то было? Пуста крыша. Вон на краю веточки, которые Слим себе понатыкал, вон резервуар Пастуха — прямо по траектории стрельбы, там тоже веточки, и никаких иных следов от дуэлянтов. Один из них, Пастух, вот он, стоит идиот идиотом. А второй исчез. Призрак призраком. Как уже привычно до омерзения становится.
Глава шестнадцатая
Не было ни радости, ни печали, ни даже удивления. Молча спустился с резервуара, пошел к тоже спустившейся Марине.
— Возвращаемся в родное пространство, — сказал улыбаясь, — в родной поезд, в купе, в ресторан, едим, пьем, балдеем, тащимся, расслабляемся, бездельничаем. Все живы. У меня крыша поехала, вот даже и буквально… — показал на ранку свою, — и я хочу праздника… Да, кстати, господа, вопрос у меня ко всем. Вот — мой резервуар, на котором я лежал, а вот — резервуар Слима. Слима, как вы поняли, нет как нет. Исчез. Испарился. Спуститься с крыши можно только по лестничке. Вот она. Слим вряд ли прыгал с крыши на землю, высота там худо-бедно метров десять, если не больше. Так кто видел, как он спускался?.. Ну вот она, вот она, лестничка, ну прямо перед глазами, ну кто куда смотрел, мать вашу?..
Секунд на десять — двадцать устаканилась тишина.
— Да не слезал он никуда, — сказал наконец Шухрат.
— Не слезал, — подтвердил Стрелок. — Я видел, как ты спускался, а со второго бака — никого. Мы ж точно поняли: он — там, наверху, тело надо спускать…
— Может, у него какая-никакая спускалка была? Катушка с тормозом, например?..
— Может быть все! — жестко утвердила Марина. — И гадать можно до вечера. А еще надо возвращаться… Сил моих нет с вами… Ушли вшестером, возвращаемся впятером… А кстати, если Слим убежал, то он что, в этой реальности решил остаться? Не возвращаться в поезд? Зачем ему это?..
Очень толковый вопрос. Все даже примолкли.
А Марина продолжала:
— Мы не можем его оставить здесь.
Пастух обозлился.
— И что? — спросил. — Разожжем костер, сядем в кружочек и будем ждать, когда он набегается и вернется к нам, так? А если он решил… э-э… ну, эмигрировать сюда навеки, мы тоже здесь поселимся?.. Ну, допустим, как он спускался с «кастрюли», вы могли не заметить. Но как он пробежал мимо и никто даже глазом не повел? И на кой черт ему было бежать мимо, ведь он не мог вернуться… — Тут Пастух себя притормозил и спросил замогильным голосом: — Марина, где коробочка?
Марина встрепенулась, вскочила на ноги, закрутила головой, захлопотала:
— Где моя сумка? Где она? Я ее оставила здесь, где мы сидели и сидим, она была вот тут, прямо вот тут, около веток… — И победно: — Вот она! — Раскрыла ее, заглянула внутрь, засмеялась радостно: — И он вот! То есть «переходник» мой, вот он, родной, сейчас я его осмотрю, погляжу на электронный счетчик, сколько там переходов набежало, с нашим теперешним должно быть сто семьдесят семь, я утром проверяла — было сто семьдесят шесть, а мы сюда переместились — и на один переходик больше стало, то есть сто семьдесят семь… — Примолкла на секунду, глядя на счетчик, и внятно, громко произнесла: — Мать вашу… — Подняла голову, сказала: — Сто семьдесят восемь переходов. Он ушел.
И опять села и закаменела. Мир, похоже, рухнул.
Можно было, конечно, ей посочувствовать, но времени на то не имелось.
— Марина, — заорал Пастух, — очнитесь! Мы все живы, здоровы, веселы и прекрасны. Скажите: мы сможем вернуться назад, домой?.. — Он уже поезд домом считал, да другого дома пока и не было.
— Зачем вы кричите? — вскинула голову Марина. — Я не глухая. Сможем, конечно… Все работает…
— Так чего вы печалитесь? Ну, вернулся он. И мы вернемся. И поймаем его, это уж моя головная боль… В чем проблемы?
Марина смотрела на него мертво и как-то страшненько.
— Муж говорил, говорил всегда: не дай Бог пульт попадет в чужие руки. Это будет беда…
— И где беда? — Пастух старался быть мягким, нежным и точным в словах. Короче, говорил, как с ребенком малым. — Ну, сбежал он от нас в наш реальный мир, ну, добавил единичку к общему количеству переходов. Ну и что с того? Солнце погасло? Баки эти гребаные расплавились?.. Слим подсмотрел, что вы делаете, повторил манипуляции и — уже дома, то есть в поезде. Хотя может быть, что уже и не в поезде, а взял вещички и — всем спасибо… А мы сейчас еще раз воспользуемся пультом и тоже окажемся в родном вагоне. И если Слим все-таки там, я его лично убью — причем сразу! — сожгу и развею пепел по ветру из окна вагона. Договорились?
Вроде бы пошутил, но все примолкли. Этакая минута молчания в память оскверненной коробочки-пульта и параллельно — анафема осквернителю.
Минута прошла, и Пастух молчание нарушил:
— А как он сумел переправить себя, а, Марина? Или он когда-то подсмотрел, как вы работаете с пультом? Могло такое быть?
Марина чуток подумала, сказала:
— Могло, наверно. Я не помню. Я ж пульт никуда не прячу, он все время на виду. Как и урна… Мне теперь что ж, все в чемодан прятать и запирать его?..
— Прятать и запирать, — сказал Пастух. — Урок мы поимели. Глупо обещать, что впредь все станут осторожными, но все же, коллеги, все же… Поехали, Марина, здесь мы сделали, что могли… — Усмехнулся, поправился: — Точней, не сделали, что могли бы… Ну, нам еще ехать и ехать. Хорошо бы и впрямь без Слима.
И они, как и наказано было, поехали. Коробочка работала идеально.
Маринино купе, в котором они оказались, было заперто. Проводница, видать, закрыла его за временным неимением пассажиров. А они — вот они. И им уже тесно.
— Надо бы узнать, где мы едем, — сказал Пастух, открыл дверь и пошел к проводнице Лизе.
Их не было в вагоне часа два с какими-то минутами. Всего-то. За окном вагона опять бежали прирельсовые лесополосы, небо было голубым и с кучевыми мятыми облаками, по расписанию поезда впереди ожидался славный город Тюмень, а ходу до города осталось один час и пятьдесят с копейками минут.
Время-то мелькнуло — как не было его вовсе…
А Слима не стало. Похоже, что обратно в поезд он не попал. А куда попал — это жизнь наверняка покажет.
— Надо обмыть, — сказал Пастух.
Он имел в виду все: отбытие из вагона в не такое уж и параллельное пространство, не такое уж и сладкое пребывание там, не такое уж и пышное празднование их возвращения в вагон. Одно позитивно: «коробочка» Марины работает без проколов, а хоть и не просчитано, так все равно интересно. Пусть и — в данном случае — безрезультатно.
— Я принесу, — сказала понятливая Лиза. — Вы будете в купе у Марины?.. — Ответа не ждала. — Я вправду мигом… — И понеслась в вагон-ресторан.
— Ты приглашена, — крикнул ей вдогонку Пастух и пошел к Марине.
