Илья Слобожанский - Груз 209-А
– Я даю четыре кикта, – заговорил Ахмон. – Нет, шесть. – Молодой вождь протянул руку ладонью вверх. – Шахрат?
– Вы что, сговорились? Не нужны мне кикта, вы чего, мужики?
– Восемь кикта, – настаивал вождь. – И право охоты на землях хайга.
– Дарю. Только никогда, слышишь, никогда не говори мне о кикта. – Максим без сожаления отдал нож и не спеша, прогулочным шагом покинул общество аборигенов.
Виктор Павлович с берега наблюдал за мелкими краканами, что копошились возле пленников. Зверье прибывало, и привязанный к шесту офицер, впрочем, как и все глорианцы, заметно нервничал.
– Может, поговорим? – подполковник вошел в воду. – Глупо препираться. Разве не понятно, вы проиграли? Может, не будем уподобляться дикарям, поговорим, как цивилизованные люди?
– Люди? – глорианец хищно улыбнулся.
– А что? – Подполковник сбросил в кусты не в меру смелого краканчика. Зверь влез на ботинок, шипел и клацал зубами. – Ну так что, поговорим?
– Не о чем мне с тобой разговаривать. Тварь безродная!
– Ну и черт с тобой, пропадай. Умрешь, как собака.
– Если и умру, то не один. Тебя и твою свору заберу с собой. – Пленный оскалился, на груди, между расстегнутых пуговиц, что-то мигнуло.
– Ну-у-у, это вряд ли. – Подполковник двинулся к берегу, но вдруг остановился. – Постой-постой… что это у тебя? – Офицер подошел ближе, рванул за ворот. – Ах ты… – прошипел Виктор Павлович, и сорвал мигающий красной лампочкой идентификационный чип. – Ах ты, сука. Маячок, чтобы тебя… – Удар по ухмыляющейся физиономии, глорианец повис на шесте. – Гад, сволочь! – выкрикивал офицер. Чип лежал в кулаке, подполковник шипел не хуже краканов.
Шарахнул гром, гулко, протяжно, как будто небо что-то выплюнуло. Харкнуло огнем. С десяток разрывов встряхнули землю, подняли со дна, разбросали болотный ил, водоросли. Затрещали деревья, мир заволокло дымом, пылью, окатило кипящей водой. Подполковник улетел далеко в болото, а по берегу, впрочем, как и над водой, прошелся огненный смерч.
Сергей, покачиваясь, встал на колени. В ушах гудело, перед глазами бегали, танцевали кляксы, голову будто сжимали клещами, и пахло чем-то кислым, приторно кислым. На левом боку тлела одежда, спина была мокрой, липкой.
Две пары рук схватили под мышки, потащили через дым и огонь. Сергей плохо, но видел желтые пятна песка, черные островки сгоревшей травы. Слышал непонятные, сильно растянутые звуки и даже сам пытался что-то сказать. Дым щипал горло, спину выжигало раскаленным железом, а со лба капала кровь. Вязкая, теплая кровь.
24
Лурайда, подминая высокую траву, уткнулась носом в берег. Женька спрыгнул в воду, и, упираясь плечом в борт, принялся разворачивать лодку к зеленым зарослям. Туда, где большое дерево склонилось к воде, расчесывая сучковатыми ветками легкое течение.
– Хорош! – выкрикнул Семен. – Теперь не снесет. Держи конец. Привяжи вон к той ветке и можешь вылезать.
– Сам привязывай. – Босонец, стоя по грудь в воде, выбивал зубами частую дробь. – Нашли молодого, сам возьми да залезь! – Веревка улетела на лурайду, а солдат, держась за борт, направился к берегу.
– Ну и ладно. – Сема потянулся к ветке, но не достал. Чертыхнулся и снова бросил веревку, угодив Женьке в лицо. – Привязывай, все равно мокрый.
– Дембеля, чтоб вас! – огрызнулся солдат. – Вода, как в к-к-колодце. А если з-з-заболею?
– Не ной, хухушок, заболеешь, вылечим, – пообещал Вахалий, пыхтя сигареткой. – В баньке попарим. В порту, у Лайлика Черепца, знатная банька. Веничком отхлещем, скаракой разотрем, не пропадешь. Хорошая штука кайское пойло, изгоняет все недуги. Пить не советую, а вот в баньке да на угли…
– Я бы… – Сема спрыгнул на берег и провалился по щиколотки в ил. – Я бы с большим удовольствием выпил с полкружки скараки, для дезинфекции организма. – Охотник принялся ломать упругие ветки кустов, проделывая брешь в стене зелени.
– Руку давай! – Призрак помог Женьке взобраться на лурайду. – Одевайся, а я тебе сигаретку скручу.
– Сам кури свою отраву! – Женьку трясло, губы посинели. – Смерти моей хочешь?
– Да бог с тобой! – Вахалий укрыл солдата своим бушлатом, а поверх набросил тяжелый кожаный плащ Семена. – Табачок, конечно, не для таких доходяг, как ты, крепковат, но…
– Эй! – позвал Сема. – Что-то я не понял, а куда нас занесло? Мы что, снова в болотах?
– Ты думай, что говоришь! – Призрак заспешил на берег. – Какое болото? Откуда?
– Да ты сам погляди… – Колода высунулся из кустов. – Вон китойя, а там койя ковром стелется.
– Мореходы-следопыты, – из под горы одежды отозвался Женька. – А говорили: «час… может, полтора, и будем в Заречье. Не первый год по реке ходим… каждый островок, каждую кочку…» Трепачи!
– Дымком тянет. Горит что-то. – Семен влез на лурайду, поглядел на пленника. Глорианец сидел на корме, связанный и хмурый. – Может, лес горит?! Слыхал, как в небе гремело? Наверное, молния в сухостой угодила.
– Черт знает что! – с берега отозвался Призрак. – И как это нас сюда занесло? Болото, точно болото. Крюканули и вернулись на земли кайцев. Видать, Блуд напал…
– Напали на него, – ворчал Женька. – Плохому танцору…
– Да ладно тебе… – Вахалий уселся на берегу, закурил. – С кем не бывает, ну-у-у… сбился чуток. Зато теперь знаем, как дальше быть. Найдем молоденькое деревце, сделаем шест и…
– И снова залезем невесть куда. – Женька надевал штаны, пристроившись на рундуке. – А ты чего скалишься? – солдат посмотрел на Кафта. – Чего ржешь, сволочь? Радуешься?
– Ну да, мне только и осталось, как радоваться. – Кафт поежился. – Может, развяжете, рук не чувствую, онемели. Обещаю, не убегу. Да и отлить нужно.
– Аргумент серьезный. – Босонец надел ботинок. – Вот только вопрос, как мы это сделаем? Чем узлы срежем? Ножей-то у нас нет, а связали тебя умеючи. Хорошо связали.
– Держи. – Вахалий бросил на палубу щербатую створку перламутровой раковины. – Не хуже ножа будет. Освободи хухушка. Пусть оправится.
– Как же, разогнался. – Женька поднял раковину и забросил в реку. – Тебе нужно, ты и освобождай этого гада.
– Сема! – позвал Вахалий.
– Чего тебе?
– Присмотри за лишенцем.
– А чего за ним смотреть? Куда он денется?
– Отольет, снова свяжешь. Будет брыкаться – дай по башке.
– Это я с большим удовольствием. – Семен потер кулак. – А чего сам не присмотришь? Или собрался куда?
– Собрался. Пойду прогуляюсь, заодно и погляжу, куда нас нелегкая занесла. Женька, пойдешь со мной. А ты, Сема, покарауль.
– Как скажешь. Только вы недолго.
– Постараемся, а там как получится! – Призрак махнул рукой. – Пошли, Женек, осмотримся, а заодно и шест поищем.
Все сильней и сильней пахло дымом и чем-то еще, кислым, приторно-кислым.
Вахалий и Женька продирались через стену зарослей, острых стеблей высокой травы и низких, усыпанных шипами с мелкими красными листочками деревьев.
– Ну, и где нам искать шест? Куда ни глянь, кривули да горбыли. Да и чем мы его срубим? Разве что зубами разгрызем. – Женька прихлопнул на щеке букашку. – Вот дрянь, грызанула.
– Плюнь и разотри, – посоветовал Призрак. – Проверенный метод. Помогает.
– Очень интересно. – Босонец ухмыльнулся. – Это как же я должен изловчиться, чтобы себе на щеку плюнуть? Да-а-а… советчик из тебя еще тот.
– Тихо. – Охотник приложил палец к губам. – Слыхал?
– Не-а… – Женька завертел головой. – А что я должен услыхать?
– Наверное, показалось. – Вахалий двинулся дальше, но уже через пару шагов снова остановился. – Голоса, точно голоса. Оттуда. – Охотник указал на розово-белые шапки китойя. – Пошли, только не шуми, под ноги смотри. И ветки не ломай. Мало ли кто на острове отсиживается.
– А может, ну их, эти голоса. Вдруг глорики, а у нас… – Женька поднял пустые руки. – Давай хоть палки выломаем.
– Я тебе выломаю. – Вахалий пригрозил пальцем. – Одним глазком поглядим, если глорики, вернемся.
– Ну, если одним глазком. – Босонец вздохнул, почесал щеку. – Хотя… – солдат прищурился. – Стащим оружие, а вдруг повезет, отверну штык… – Женька поймал на себе строгий, осуждающий взгляд. – И не нужно на меня так смотреть. Пошли, чего встал?
* * *Анастасия и женщины уктуров хлопотали над ранеными. Стоны, хриплые голоса солдат, детский плач и напуганные глаза маленьких кайцев. Детишки сбились в кучу и молча смотрели, как двое воинов хайга держат за руки вождя. Ахмон лежал на земле, зажав зубами кусок ветки. Тофик вспорол ножом штанину, изучал торчащий из бедра осколок. Рыжий кусок железа прикипел к коже, и сложно было понять, насколько глубоко он застрял.
