Дмитрий Матяш - Выход 493
— Я знаю, он засел на куполе церкви. Хорошо, что ты успел выбежать. Цел?
Секач кивнул. Крысолов подошел к нему, принял ту же позу, поднял забрало в шлеме.
— Во, блин, никогда не смог бы подумать, что это так страшно, когда по тебе стреляют, — переводя дыхание, выговорил Секач. — Уж лучше клыки и когти. Так как-то привычнее, что ли.
— Правду говорят, что самый страшный зверь — человек. Нам надо спрятаться. Я думаю, у него есть оптика, завалит нас, как за здрасте.
Небо резанула острым изломанным мечом белая, ослепляющая молния и вслед, как это было спокон веков, земля содрогнулась от удара грома.
Потрепав Секача по затылку, Крысолов распрямился и осмотрелся. Это озеро когда-то было большим, до краев заполненным живительной водой. Сейчас же то, что от него осталось можно было назвать переполненным гнетущей тоски Большим Глазом Яготина, всматривающимся в небо с надеждой на то, что Вседержитель его узрит и сжалится над ним. Сжалится? Помилует? Помиловать умирающий глаз, в котором малюсенький зрачок — высыхающее кружельце воды, а белок — пузырящийся, серовато-багровый ил? В чем ты видишь свое помилование, Глаз? Дать тебе реку, дать тебе дождь? Наполнить тебя водой и поселить в тебя жизнь? Может, еще вернуть человека, чтобы поставил на тебе дамбу? Ты этого хочешь? Мой ответ — нет! И не смотри на Меня, не пытай. Все это у тебя уже было, Большой Глаз Яготина. И, смею тебя уверить, не будет. Так что всматривайся, жди, пока твой зрачок тебе не выклюют вороны и не выедят дождевые черви. Никто не заслужил милости. Те, кто пренебрег ею, теперь лишь пожинают то, что заслужили!
От озера воняло прелыми листьями, болотом и застоявшейся водой.
Но хуже всего было то, что очертания противоположного берега уже практически утонули в сгущающемся над озером тумане, который расползался во все стороны с невероятной быстротой, будто какое-то живое существо. Туман — это плохо. Туман всегда порождает каких-то дивных химер, призрачных, бестелесных, возникающих и тут же бесследно растворяющихся в дымке. Стрелять — смысла нет, бежать нельзя. Остается ждать.
Дальше вдоль берега — голые шпили деревьев, некогда бывших лесом. Спрятаться там, конечно, можно, но вот сыщешь ли там безопасное место, не нарвавшись на логово какой-нибудь лесной жути, еще вопрос. Всем новичкам известно, что от лесов и лесопосадок нужно держаться поодаль, что уж тут говорить о старом битом Крысолове, который большую часть этих правил и написал.
Нет, в лес соваться следовало лишь в крайнем случае.
Единственное строение на берегу, в котором можно схорониться и все хорошенько обдумать — лодочная станция. Домик там хоть и небольшой, но, во всяком случае, на приличной от дороги дистанции. Можно залечь и подождать. Стрелку с израильской винтовкой придется здорово приблизиться, чтобы разведать, что да как. А вблизи все его преимущества счастливого обладателя 6-кратного прицела сведутся к нулю.
Крысолов уже открыл калитку, коротко всхлипнувшую ржавыми петлями, и ступил на поросшую желтым колючим осотом гравиевую дорожку, как к его слуху донеслось собачье рычание.
Может, ослышался? Может, показалось? Нет-нет, не показалось. Вот еще раз, слышишь?
Крысолов замер на полушаге, поставил ногу обратно и интуитивно присел, жестом указав Секачу чтобы тот сделал то же. Секач незамедлительно выполнил команду, но тут же вскочил и передернул затвор.
— Окружили, суч-чары! — пробасил он и только сейчас Кирилл Валериевич понял, что рычание исходило не только спереди, но и с флангов. Да как же он мог забыть об их излюбленном методе нападения? Тактика острия. Незаметно окружить жертву в форме трефовой масти: один спереди, трое по сторонам, трое сзади, остальные на прикрытии, выстроившись полумесяцами. Первым прыгнет, как обычно, тот, что в голове.
Крысолов оглянулся. Так и есть, десять-двенадцать крупных взрослых особей. Оставшаяся шерсть на загривке вздыблена, головы низко опущены, уши приложены к черепу, а разрубленные челюсти голодно и безостановочно переминаются, словно какой-то адский, всепожирающий механизм. Подкрались, вероятно, когда они остановились отдышаться.
Что ж, зачет, песики, — думал Крысолов. — Сумели-таки к ветеранам незаметно подобраться.
— Не стреляй, — приказал он направившему на одного из псов автомат Секачу. — Опусти автомат и присядь.
Не один год тесного сотрудничества научили Секача во всем полагаться на своего товарища. Замри — так замри, упади — так упади, и не задавай не нужных вопросов. Лучше упасть и подумать для чего ты упал, нежели сначала подумать для чего падать, и упасть уже с отрезанной головой.
Но сейчас что-то переменилось. Мозг Секача отказывался воспринимать какие-либо команды, кроме как «Огонь!», а потому он исступленно уставился на Кирилла Валериевича, ожидая от него хоть каких-то объяснений. Но тот лишь едва заметным жестом руки указывал ему, чтобы он присел.
Пожалуй, управиться с десятью особями без единой царапины могли лишь Тюремщик с Бешеным. У них была разработана своя, отточенная годами тактика против любой вариации собачьей атаки, если, конечно, количество противников не превышало разумных мер. Они заранее знали свои роли, не тратя времени на распределение обязанностей.
Однако их здесь не было. А у Крысолова познания о противодействии атакам собачьих стай ограничивались главным образом теорией. Учитывая, что убить собаку можно было только точным попаданием в сердце или мозг, а также то, что твари приблизились на расстояние одного прыжка, особо рассчитывать на оружие не приходилось. Нужно было предпринять что-то еще.
Похожий на серую вату туман подполз ближе. Он укутывал ноги сначала на уровне ступеней, но очень скоро обещали добраться до колен.
Вожак стаи оказался прямо перед ним, в метрах двух. Стоял под козырьком, на раскрошившихся почти до основания бетонных ступенях, широко расставив лапы и наклонив переднюю часть туловища к земле.
— Опусти оружие, — тихо повторил Крысолов. — Просто доверься мне.
Секач, так ни на йоту и не поняв, что у того на уме, недоверчиво мотнул головой, отметив, что четвероногие убийцы заметно приблизились.
— Они наступают, Крысолов…
— Опусти оружие, я тебе говорю, чертов клоун, — сквозь зубы процедил Кирилл Валериевич, бросив в его сторону полный нетерпения и свирепости взгляд.
Быть может потому, что ни разу за четырнадцать лет, что Секач являлся помощником, напарником и другом Учителя, ему не приходилось слышать этого оскорбления в свой адрес, он так беспрекословно выполнил команду. Этого не было видно, но на его лице, сокрытом под шлемом с гербом страны советов, застыла маска упрека.
Крысолов опустился на одно колено, положил свой АКМ рядом и медленно потянулся руками к шлему, словно к часовой бомбе на голове, которая не взорвалась только потому, что на цифре 59 заклинило секундную стрелку. Осторожно обхватив шлем всеми десятью пальцами, он снял его с головы, положил возле оружия. Пес все это время внимательно следил за ним своими незрячими глазами. Он не нападал, и это было хорошо. Значит, Крысолов не ошибся в своих расчетах, мысленно отметив, что этими существами движет не только банальное желание убить или насытиться. Они умеют наблюдать за человеком и изучать его.
Пес протяжно зарычал. Хищно раскрылись челюсти, словно вытянувший вперед свои щупальца осьминог, но Крысолову показалось, что в этом рыке была не угроза, а предостережение остальным, чтобы не атаковали без команды. Пес рыкнул еще раз, на переносице собралось несколько глубоких складок.
Крысолов сделал вдох, выдох и закрыл глаза. Все тут же пришло в движение, закружилось, заплясало, заблестело каплями ртути. Берег перевернулся, зависнув над головой, а дождливое небо утонуло в пересыхающем зрачке Яготина. Туман отошел обратно, словно испугавшись пробивающегося с запада света, и мир словно опрокинулся. Время приостанавливало свой ход. Серебряные капли все замедлялись и замедлялись, тишина между ударами сердца становилась длиннее, а мир все продолжал свой оборот. Теперь он мог видеть Секача, его глаза, себя, видеть псов, выстроенных в форме трефовой масти. Видит их вожака и тот видит его. В какой-то миг Крысолов понимает, что смотрит на мир несуществующими глазами пса…
Он открыл глаза и сделал вдох, такой глубокий, будто находился долгое время под водой. Заглянул псу в глазницы.
… чего ты хочешь? — ощутил он внутри себя будто какой-то нечеткий толчок, так, будто его через матрац ударили под дых.
… дайте нам уйти, — мысленно попросил Кирилл Валериевич.
… вы не сможете, — очередной неприятный толчок.
… мы хотим только уйти … вы умрете… — уточнил вожак и оскалил клыки.
… мы не хотим причинять вам вред… мы просто хотим уйти … вы не сможете причинить нам вреда мертвыми … пожалуйста, — ловя себя на мысли, что еще никогда никого так не просил, сказал Крысолов.
