Андрей Посняков - Кокон
Те, разбудив наконец черноволосого смазливца Митяя, принялись что-то с жаром обсуждать, время от времени косясь на остальных пассажиров. Тихомиров особо не прислушивался, но деваться-то все равно было некуда, пришлось потреблять навязываемую информацию, не затыкать же уши.
— А Гриня-то, Гриня вчера, — распаляясь, почти кричал веснушчатый. — Две бутылки красного взял, того, дорогого…
— Каберне что ль?
— Сам ты каберне, говорю ж — дорогого.
— Так и каберне не дешевое — по рубль сорок.
— Ладно, короче, взял… Девчонок, говорит, угощу, шефок.
— Каких-каких девчонок? — обернувшись, оживился темненький. — Наших что ли?
— О, Митька проснулся! Здорово Митяй, давненько не виделись!
— Так что за девчонки-то?
— Я же говорю — шефки.
В этот момент автобус сильно тряхнуло, так, что сидевшие на заднем сиденье беглецы подскочили, едва не ударившись о крышу.
— Ишь, — покачал головой инженер. — Все же какие-то незначительные колебания материи на нас действуют.
— Ничего себе — незначительные! — возмущенно воскликнул Максим. — Чуть башку не прошиб! Олесь, ты как, не ушиблась?
— Да ничего. — Девушка утерла рукавом выступивший на лбу пот. — Ты бы, Макс, люк открыл… Жарко!
— Сделаем, ма шери, со всем нашим удовольствием! — Тихомиров вскочил на ноги и быстро открыл люк в крыше.
— Во! — удивленно произнес рыжий. — Люк сам собой открылся.
— Так это, Вань, от ухабов!
— Проехали уже ухабы-то…
— Так вот, я насчет девчонок! Просьба ко всем — к Тамарке с Люськой не клеиться!
— Ну, ты уж совсем оборзел, Митяй! Самых красивых выбрал.
— Да хватит там девок-то, — утешительно хмыкнул рыжий. — Я вот че думаю — деньжат-то у нас маловато. У тебя, Серый, сколько?
— Трешница есть, с практики еще осталась.
— А у тебя, Митяй?
Смазливец пожал плечами:
— Рубль мелочью, думаю, наберется.
— Ха, ты слыхал, Серый? Рубль! И все что ли? Ну ты даешь!
— Так ведь и это не мало, — раздраженно хмыкнул Митяй. — На бутылку «Яблочного» хватит, по девяносто восемь копеек.
— Так это оно в деревне, в сельпо, по девяносто восемь копеек, а в поселке — по рубль две!
— Вот вы еще из-за двух копеек бучу поднимите! А насчет денег… заработаем!
— Ага, это ж, интересно, где? В КМЛ зарплату не платят!
— Так я это… могу кого-нибудь нарисовать. — Митяй неожиданно улыбнулся. — Забыли, я же у вас художник!
— Ага, ты нарисовал уже… Тоже забыл? — Серый переглянулся с веснушчатым. — Что, участкового уже и не боишься? А помнишь, как ныл, когда на классном собрании разбирали? Хорошо, в комсомол еще не вступил, а то б выгнали с треском.
— Нет, подожди, Серый… — Веснушчатый, как видно, имел по финансовому вопросу свое, особое мнение. — Митяй дело говорит. Эти-то деньги мы быстро растратим, а потом? Больше трех недель — на сухую? В клуб трезвыми придем — вот позорище-то!
— Так опасно!
— А мелочь трясти не опасно? Лучше уж мы Митьку прикроем… Знаешь, Митяй, тебе бы не наших девок, дачниц бы рисовать или шефок — наши-то быстро растреплют.
— Ага, шефок. — Юный художник скривился, словно от зубной боли. — На них-то я и погорел — проговорились, собаки! И брал-то всего ничего — по полтиннику. Так ведь бумага сколько стоит? А краски? Да и кисточку хорошую — попробуй купи! А участковый говорит: рвач! Как будто я их заставлял… Сами хотели — нарисуй да нарисуй, вот я и…
— И попался! А что, все правильно — нетрудовые доходы!
— Ничего себе нетрудовые! Сами бы попробовали порисовать.
— Так мы ж не художники… Ладно, Митяй, икру не мечи. Придумаем что-нибудь…
На заднем сиденье, в углу, лежала забытая кем-то кепка — белая, матерчатая, с темно-голубым целлулоидным козырьком. Уставшая от жары и тряски Олеся, дурачась, натянула сей головной убор себе на голову и ткнула Максима локтем:
— Ну как?
— Остап Бендер отдыхает! Тебе бы еще…
Оп!
Тихомиров увидел вдруг распахнувшиеся от удивления глаза темненького парнишки — художника Митяя. О, сколько в них было неподдельного удивления… И смотрел-то парень явно на Олесю! Видел!
— А ну-ка…
Быстро сняв с девушки кепку, Тихомиров бросил ее на сиденье.
Юный художник зажмурил глаза и помотал головой, словно утомленный тяжелой работой конь.
— Э, Митяй! Ты че глазами-то плещешь? Боишься, снова участковый узнает?
— Да это… показалось, на заднем сиденье — девчонка сидит… Красивая! И это… почти без одежды…
— Ну Митяй! Вечно тебе везде девки мерещатся. Ты лучше скажи: вино-то сразу возьмем? На площади?
— Ага, продадут нам на площади, как же! Опять хмырей каких-нибудь придется просить… Может, в Кленовку сбегаем, в сельмаг, а?
— Ага, побежали… триста верст киселя хлебать.
— Не, ну Серый, ну предложил!
— Бешеной собаке триста верст — не крюк!
— Да ла-адно… Вот счас приедем — посмотрим…
Митяй, словно бы невзначай, снова посмотрел на заднее сиденье, на этот раз, похоже, никого не увидел. И славно…
— Петрович, помнишь, я рассказывал, нас с Олесей пацан какой-то увидел… ну, в карнавальных одеждах? Значит, не совсем тут и зазеркалье получается, а?
Инженер качнул головой:
— Выходит, так… Да, в их одежде нас кое-кто способен заметить. Но опять же — далеко не все.
— Интересно, — негромко протянула девушка. — Чем же этот парнишка от других отличается? Может быть, тем, что художник?
— Угу… Клод Моне! Кстати, господа, подъезжаем, кажется!
Покачиваясь на ухабах, автобус въехал в поселок и, прокатив еще пару минут, остановился на широкой площади. Где, собственно, все пассажиры и вышли. И беглецы, естественно, тоже.
— Рейс номер сто сорок семь, — зайдя к автобусу спереди, Тихомиров не поленился прочитать табличку. — Трехозерье — Огоньково. Тут, на остановке, расписание должно быть. Глянем, когда обратный рейс…
— В восемнадцать сорок пять. — Григорий Петрович как раз подошел к расписанию. — А в девять ноль пять и в семнадцать сорок — до города.
— До города? — рассмеялась Олеся. — Может, съездим, приколемся? Да ладно, ладно, шучу я.
— Ну? — Инженер шмыгнул носом. — До вечера время еще есть. Что будем делать?
— Предлагаю покушать, — быстро произнес Макс. — А то ведь так и не успели тогда.
— Покушать так покушать, — охотно согласился Петрович. — Во-он тут как раз и беседка имеется, вполне даже подходящая.
— Да-да, — обрадованно закивала Олеся. — Там и нежарко будет.
Ажурная, выкрашенная в приятный голубой цвет беседка возвышалась на невысоком холме, куда от самой площади вела широкая лестница с приземистыми бетонными ступеньками. Ступеньки, видать, делали, как бог на душу положит, без учета ширины человеческих шагов. Идти по ней явно было не очень удобно — по обеим сторонам лестницы имелись широкие утоптанные тропы, ведущие… нет, отнюдь не к беседке, а к серебристой, сваренной из тонких металлических труб арке с гордой надписью «Стадион». Слева от арки алел кумачом лозунг «Слава КПСС», справа — «Слава великому советскому народу, строителю коммунизма».
— Ну что, великий советский народ? — Тихомиров быстро вытаскивал еду, раскладывая ее на скамейках в беседке. — Вот здесь и позавтракаем.
— Пожалуй, скорей, время к обеду.
— Кстати, о времени, — вдруг вспомнил Максим. — У кого-нибудь часы есть? Нет? Я так и знал… И как же мы узнаем, когда будет восемнадцать сорок пять?
— Так спросить… Эх! Не спросишь же!
— Ну, автобус-то увидим…
— Ты, Олесенька, предлагаешь нам тут до вечера сидеть?
— Ну и что? Чего еще делать-то?
— Ладно, ладно, не спорьте, — неожиданно рассмеялся Петрович. — Предлагаю часа три погулять. Вон там, внизу, кажется, озеро… Искупаемся, а то действительно что-то жарковато.
— А вот это верно!
— Выглядим как бомжи! — спускаясь по лестнице — идти и в самом деле оказалось очень неудобно, — фыркнула Олеся. — Хорошо, что нас никто не видит. Кстати, когда буду купаться, попрошу отвернуться…
— Да ладно тебе, — приобняв девушку, на ходу шепнул Макс. — Что, Петрович девок голых не видел что ли?
— И тем не менее!
— Хорошо, хорошо, как скажешь.
— Халтурщики, — едва не споткнувшись, ворчал инженер. — Это ж надо было так ступеньки устроить!
* * *Озеро — длинное, с живописными мосточками и камыш — располагалось метрах в двухстах от площади и было окружено деревянными жилыми домами.
— Ну вот, — возмущалась Олеся. — Как же тут загорать-то?
— Да тебя ж все равно, кроме нас, никто не видит.
— Все равно… неудобно как-то… был бы купальник.
— Так вон висит — бери!
— Ага… вы еще чего-нибудь украсть предложите.
На мосточках и рядом кишмя кишели детишки самого разного возраста. Бегали друг за дружкой взапуски, орали, визжали, словно недорезанные поросята, швырялись песком, ныряли, поднимая тучами брызги. Чуть поодаль, на травке, уютно расположились компактной компанией взрослые, человек пять брюхатых мужиков и таких же толстых женщин. Играли в карты, смеялись, шумно прихлебывая разливаемое из больших трехлитровых банок пиво, и все это — под аккомпанемент включенного на полную мощь транзистора:
