Роман Глушков - Штурм
Но враг снова блистательно доказал, что способен идти наперекор всем прогнозам. Вместо того чтобы шарахнуть по кому-нибудь из них молотом, он обернулся к копейщику именно тогда, когда тот собрался вонзить копье ему в бедро, и пнул его. Да с такой быстротой, словно его нога не весила пару центнеров и не была обута в тяжеленный сапог. Выставленное вперед копье сломалось, будто хворостинка. А сам не успевший уклониться самурай был подброшен в воздух и, кувыркаясь, с криком полетел в пропасть.
Его оставшийся в одиночестве собрат продержался совсем недолго. Напавший на копейщика страж повернулся к нему спиной, и он решил воспользоваться моментом, чтобы дотянуться-таки мечом до вражеских ножных сухожилий. Однако, разделавшись с первой жертвой, великан предугадал, как поведет себя в этот момент вторая. И сразу отскочил в сторону, вынудив мечника погнаться за ним. Вот только когда тот его догнал, он вновь стоял повернувшись к нему лицом и занеся для удара молот. Так что самураю пришлось опять спешно менять свои планы и вместо атаки беспокоиться о защите.
Увернувшись от удара, он не угодил под молот, но, к несчастью для себя, не рассчитал эффект от его столкновения с мостом. А гигант, похоже, был абсолютно уверен в том, что переправа выдержит его прыжки и удары. И шарахнул по ней со всей дури, не беспокоясь о возможных последствиях.
Упавший всего в шаге от японца молот не задел его, но заставил мост содрогнуться, что выбило у того опору из-под ног. Японец растянулся на камнях и мгновенно попытался вскочить, да не успел. Чуть приподняв свое оружие, великан не стал размахивать им, а просто взял и придавил человечка к мосту верхушкой молота. Так, как повар придавливает толкушкой картофелину, когда готовит пюре. Этому «повару» делать из жертвы пюре не захотелось, и он нажал на нее лишь вполсилы. Впрочем, этого хватило, чтобы проломить самураю грудную клетку. После чего стражу оставалось лишь смести его ногой с моста, как мусор, и отправить в пропасть следом за товарищем.
Скорое и беспощадное поражение храброй парочки было встречено криками отчаяния и потоками брани в адрес победителя, которого оскорбления толпы нисколько не трогали – казалось, что он их вообще не расслышал. Вернувшись на середину моста, он снова поднял над головой молот и проревел очередное приглашение сразиться с ним. Вероятно, это была всего лишь его дежурная фраза так же, как сами сражения с «карликами» – а по сути избиение младенцев – наверняка были для него рутинным занятием, в котором он давно не находил ни азарта, ни романтики.
Наглядный пример того, что ждет всякого, кто намерен бросить хозяину вызов, казалось, должен был надолго отвадить от моста желающих рискнуть. Однако не успел еще страж закончить свою короткую речь, как внезапно из толпы выступил новый герой. Это был «черный» самурай, который, выйдя вперед, указал мечом на ревущего исполина и проорал ему в ответ что-то весьма грозное. А затем решительной походкой подошел к краю моста, присел на согнутые в коленях ноги и, достав ветошь, взялся демонстративно очищать ею меч от запекшейся крови.
– Что это нашло на нашего узкоглазого друга? – удивленно поинтересовался Сквозняк у Кальтера. – Неужто он и правда хочет одолеть это чудовище в одиночку? Или ему просто все вконец осточертело, и он решил самоубиться?
– Насколько я знаю Бусидо, наш японец должен чувствовать сейчас глубочайший стыд от того, что его соотечественники пали смертью храбрых, а он остался в стороне, среди нас, трусов, – рассудил Куприянов. – Так что для него есть теперь лишь один способ искупить свой позор: погибнуть так же, как погибли они. Ну или все-таки победить гиганта, хотя шансов на это у него еще меньше, чем у «красной» парочки.
– Жаль мужика, – покачал головой Серега. – Из всех троих наших спутников он мне больше всех нравился. И стоит ли, скажи на милость, так болезненно переживать из-за того, что ценится здесь меньше всего – какой-то там, мать ее, чести?
– Ему, может, и стоит – как знать, – ответил Кальтер. – Но я тут, глядя на него, вот что подумал: наверняка это последний настоящий герой среди всей здешней кодлы головорезов. И нам будет глупо дать ему умереть, не попытавшись извлечь из его гибели для нас хоть какую-то пользу.
– Что ты предлагаешь? Хочешь попробовать проскочить у титана между ног, пока японец будет его отвлекать?
– Была поначалу такая мысль. Но когда я увидел, насколько титан в действительности проворен, это желание у меня вмиг пропало. С той скоростью, с какой бегает эта гора мускулов, дедок настигнет нас прежде, чем мы добежим до другого края моста. Так что данный вариант отпадает. Но есть еще один. Он, правда, посложнее, зато такого финта шестиметровый дедушка от нас точно не ожидает. Скажи честно, насколько ты сегодня уверен в своих верхолазных талантах? Все-таки прыгать по верхотуре с одним глазом явно не так сподручно, как с двумя.
– Не волнуйся, с этим у меня пока полный порядок. По крайней мере, мимо нужных выступов я еще не промахивался… Эй, погоди-ка! На что это ты намекаешь? Уж не хочешь ли ты сказать, что…
– Вот-вот, именно это я и хочу сказать.
– Да ты, похоже, окончательно спятил!
– Не исключено. Хоть психиатр и осматривал меня три месяца назад, за это время в тюрьме крыша может успеть съехать не раз и не два. Но ты не переживай: я все время буду неподалеку. И рисковать мне придется не меньше, чем тебе. А может, и больше, ведь я уже далеко не так проворен, как ты…
Японец вытер начисто свой меч и взялся оттирать пятна крови с доспехов. Их он, правда, чистил уже не так тщательно – не хотел, чтобы кто-то подумал, будто он робеет и оттягивает таким образом начало битвы. Но идти в свой последний бой в неряшливом виде и с грязным оружием ему опять-таки не позволял кодекс воинской чести. И потому потратить две-три минуты на приведение себя в порядок являлось для него святым делом.
Пока самурай был занят собой, Кальтер и Сквозняк продолжали оставаться в толпе, дабы не привлекать к себе раньше времени ничье внимание. Особенно – внимание великана. Несмотря на его кажущуюся невозмутимость, он наверняка не спускал глаз со всех потенциальных противников. И сразу заметил бы, если бы кто-то начал вести себя подозрительно. А напарникам не хотелось бы, чтобы их в чем-то заподозрили до того момента, как японец ввяжется в схватку. Конспирация – она никогда и нигде не бывает лишней. Даже там, где ты находишься у всех на виду и не имеешь возможности укрыться от вражеских глаз.
Завершив свой предбоевой ритуал, самурай поднялся на ноги, сделал несколько глубоких вдохов и, испустив по примеру предшественников боевой клич, бросился навстречу своей славной погибели.
