Ветры Запада. Книга 2 (СИ) - Стоев Андрей
— Взяли бы нормальный самобег у наших, — проворчал Иван Матвеев, со скрежетом шестерёнок втыкая первую передачу. — Я этим паскудным керосином уже весь провонял.
— Да-да, — с насмешкой ответила Лада, — самобег с гербом. И в форму дружины оделись бы. И флаг ещё в руки — чего мелочиться? Пусть все видят, что это разведка Арди едет.
— Герб закрасить можно, — возразил Иван.
— А без герба наш самобег, конечно, не узнает никто, все так и подумают, что баварский, — насмешливо заметила Лада. — Кончай болтать попусту, лучше вперёд смотри. В следующий раз, как курицу задавишь, будешь платить за неё сразу на месте, и из своих. Я к Лазовичу из-за твоей курицы больше бегать не хочу, один раз позора хватило.
Матвеев заткнулся и уставился на дорогу, впрочем, совсем не оживлённую. Покружив немного по узким улицам, самобег затормозил у скобяной лавки. Лада легко выпрыгнула из машины и решительно распахнула дверь. Звякнул колокольчик, и на его звон из подсобки сразу же выглянула старая Марта. Увидев Ладу, она расплылась в улыбке — старушка часто повторяла, что Лада очень похожа на её внучку. Внучка вышла замуж, сейчас жила у мужа в Кобленце и бабушку навещала редко.
— Здравствуй, девочка, — сразу же захлопотала Марта. — Вам как обычно?
— Три канистры, фрау Марта, — вздохнула Лада, открывая довольно тощий кошелёк. — Дадите небольшую скидку постоянным клиентам?
— Вы же всё равно выставите счёт архиепископу, так что платит на самом деле он, — укоризненно напомнила Марта. — Его высокопреосвященство настолько богаче бедной старой Марты, что давать ему какие-то деньги будет с моей стороны просто оскорблением церкви.
— Что она говорит? — полюбопытствовал десятник Корнил, зашедший следом.
— Говорит, что очень любит деньги, — с печалью в голосе ответила Лада. — Как же ты с такой фамилией, и немецкого не знаешь?
Несмотря на чисто немецкую фамилию Майсснер, знания Корнила исчерпывались двумя словами: «хальт» и «шайсе»[19].
[ 19 — Halt — стой, Scheiße — дерьмо.]
— Да как-то обходился до сих пор, — пожал плечами Корнил. — Мы дома по-русски говорим.
— Ну-ну, — хмыкнула Лада. — Ладно, забирайте канистры, — распорядилась она. — До свидания, фрау Марта, сейчас наш водитель зальёт керосин и вернёт вам пустые.
— До свидания, девочка, — тепло улыбнулась ей старушка. — Заходи как-нибудь вечером просто так поболтать.
— Обязательно зайду при случае, фрау Марта, — пообещала Лада. — Только не знаю, когда получится — я ведь человек военный, а мы то в атаке, то в обороне.
Когда Лада вышла из лавки, Иван, брезгливо морщась, заливал уже последнюю канистру.
— Лада, а ты-то откуда немецкий так хорошо знаешь? — полюбопытствовал Корнил, когда машина тронулась.
— Немецкий-то? — рассеянно отозвалась она, рассматривая проплывающий пейзаж. — Парни, как вернёмся на базу, натяните, наконец, на машину брезент, холодно уже в открытой машине ездить. Вот в кого вы такие лодыри? А немецкий я с детства знаю. Я из деревни под Изборском, у нас там полдеревни немцев живёт. У меня в детстве все подружки немки были, я по-немецки лучше говорила, чем по-русски.
— Ты деревенская, что ли? — неверяще переспросил Майсснер, а рядовые уставились на неё, открыв рот. — Ты же дворянка!
— Иван, на дорогу смотри, а не на меня! — с недовольным видом распорядилась Лада. — Я дворянкой стала, когда Академиум закончила с отличием. В Академиуме полно студентов из крестьян и мещан, на боевом их больше половины. Вот и у нас в дружине Владеющие тоже считай все из таких. Ты не знал, что ли?
— Не знал, — озадаченно признался Корнил. — Думал, раз вы дворянки, то из дворян и есть.
— Дворянки в Академиум редко идут учиться, а к нам на боевой вообще почти никогда, — объяснила Лада. — Зачем это дворянке? Её там пять лет непрерывно будут бить, а потом выяснится, что способностей у неё еле-еле на четвёртый ранг хватает. И что — она к вольникам пойдёт вербоваться, что ли? Да она и без Академиума прекрасно обойдётся. Выйдет замуж за дворянина и будет замечательно жить безо всякого мордобоя.
— Что, вот прямо-таки пять лет бьют? — не поверил Майсснер.
— С первого курса и до последнего, — авторитетно подтвердила она. — Это же боевой факультет — думаешь, там крестиком вышивают? Нам, кто из крестьян или мещан, просто деваться оттуда некуда — на нас такой долг висит, что хочешь не хочешь, а доучишься.
— И какой же толк от такой учёбы? — с недоумением спросил Корнил, и физиономии рядовых тоже выглядели недоверчиво.
— Толк есть, Корнил, — вздохнула Лада. — Про Владение я тебе объяснять не буду, всё равно не поймёшь. Скажу про одно только — Владеющий от этого физически меняется. Организм не хочет помирать, начинает бороться за жизнь. Кости укрепляются, мышцы трансформируются. Я с детства слабенькой была, ведро с молоком не могла утащить, меня сёстры постоянно шпыняли. Говорили, что, мол, кто тебя такую замуж возьмёт, от тебя же в хозяйстве никакого проку. А сейчас вот сами видите.
— То есть это как получается — если вот, к примеру, Никитку нашего пять лет как следует мудошить, то он таким же сильным станет? — с интересом спросил Корнил, и Янчук резко напрягся.
— Нет, его бесполезно, — покачала головой Лада. — То есть так-то ему очень полезно будет, но сильнее он не станет. Для бездарного толку никакого не будет, даже для слабого одарённого толку мало. Там ведь чем больше дар, тем лучше результат. Вот госпожа, думаю, уже сейчас сможет одним ударом быка убить.
— А ведь точно! — вдруг дошло до Корнила. — Госпожа тоже там учится, я слышал. И что же получается — её тоже бьют?
— Я так думаю, скорее она там всех бьёт, — засмеялась Лада. — Я хоть не слабачка, но вряд ли смогу против неё долго продержаться. А вас, парни, она даже не заметит. Уложит просто между делом, хоть по отдельности, хоть всех разом. Драчуны из вас так себе… ещё и язык не знаете… какой с вас прок, Корнил? Вот знал бы кто-то из вас немецкий, мы могли бы в форму герцога Баварского переодеваться и ездить там. И мне не пришлось бы всё время потаскушкой прикидываться.
— Можно и сейчас переодеваться, — хмуро заметил Корнил, чувствуя справедливость претензии.
— Ты совсем тупой, что ли? — с иронией посмотрела на него Лада. — А кто общаться с патрулями будет? У Баварского женщины в армии не служат. Ты мне ещё предложи усы углём нарисовать.
— Точно, не служат, парни рассказывали, — авторитетно подтвердил Никита, уже полностью отошедший от внеочередной тренировки. — У них тут бабы только на кухне, ещё с детьми они, и ещё что-то, я забыл.
— В церковь они ходят ещё, — добавил Корнил. — Детей бы тебе надо, Лада, негоже такой красивой девке такой лютой быть.
— От тебя, что ли, детей? — захохотала Лада.
Корнил промолчал, но каким-то образом сумел общим выражением лица показать, что его, в принципе, вполне возможно на такое дело уговорить.
— Комик ты, Корнил, — отреагировала Лада посмеиваясь. — Ладно, повеселились и хватит. Ваня, рули на хутор к Гансу, надо продуктов у него прикупить. Я ещё бабуле Ветцель обещала окорок подвезти, нельзя старушку обманывать.
Мелькнули последние чистенькие домики и сменились полями, на которых день и ночь трудились инженерные машины, роя траншеи и готовя огневые позиции для техники. Пикап миновал передовую линию окопов и вскоре свернул на лесную дорогу. Хутор Ганса был местом известным, и дорога к нему была неплохо наезжена. Версты три хорошего просёлка промелькнули быстро, и скоро пикап затормозил у калитки в недавно подновлённой и солидно выглядящей ограды.
— Корнил, иди ты, — распорядилась Лада, протягивая ему отрядный кошелёк. — Окорок купи обязательно, ещё возьми чего-нибудь нам поесть. Молока тоже возьми.
— Сама не хочешь идти? — спросил тот, засовывая кошелёк в карман.
— Да он опять будет меня замуж тащить, — поморщилась она. — Надоел уже.
Лада как-то имела неосторожность поспорить с Гансом о способах дойки коров. Тот хоть и отверг привычный Ладе чередующийся метод, как бессмысленно усложнённый, однако пришёл к выводу, что сама Лада будет тем не менее прекрасным дополнением для его хозяйства, и с тех пор не терял надежды соблазнить её прелестями хуторской жизни.
