Людмила Белаш - Русская фантастика 2010
— Так, может, в самом деле нету?
— Скажешь тоже! Для себя — сколько захочется, для нас — сколько останется. Оттого и война началась. Войной-то её после назвали, когда потери начались нешуточные. А сначала хотели по-быстрому изъять лишний лаш, а в остальном никто туземцев ни порабощать не собирался, ни истреблять. Только обломались наши вояки по полной. Потом высоколобые объясняли, что весь лаш на планете связан в единую систему, так что без разницы, хочешь ты напасть на самое главное из святилищ или забрать пару дощечек у какого-нибудь пастуха. Ответ получишь по полной. Знаешь, во время войны был такой случай… решили наши стратеги нанести психотронный удар по малонаселённой местности. Там у дикарей вроде как фермы были, на всю округу всего несколько семей. Хотели отключить крестьян на пару часов, быстренько выбрать лаш — и всё, пусть себе дальше пасут своих овечек или кто у них там. А вышло как в сказке: вся десантура неделю в депрессняке валялась. А у них, между прочим, системы жизнеобеспечения и прочее хозяйство, которое обслуживать надо непрерывно. Народу погибло — море, безо всякой стрельбы.
— А у пастухов, что?
— Не знаю. Кто ж такими вещами интересуется?
— А святилища, значит, особо защищены…
— Это уж как пить дать.
— В хорошее, однако, местечко меня Сэмингс посылает… Но откуда тогда известно, что там статуи стоят и всякое прочее? Может, там, кроме лаша, и нет ничего? А я буду, как последний дурак, идолов искать…
— А ты и есть последний дурак, потому что умный человек в такое место не полезет. Но идолы там есть, в каждом святилище девка деревянная стоит. Весь избыток лаша, чёрт бы его побрал, в жертву девкам идёт.
Теперь всё стало на свои места. Статуи великой богини находятся под охраной лаша, и легче украсть весь лаш, чем бросить алчный взгляд на великую богиню. Хорошо меня Сэмингс обдурил. Положение очень похоже на безвыходное. Но я продолжал выспрашивать, хотя остатки террианского бальзама стремительно испарялись из лейтенантовой головы.
— Как это узнали, про статуи? Был там кто-то из наших?
— А как же! Учёная шатия всюду шаталась, хотя у них тоже из троих спустившихся двое пропадали без вести. Потому яйцеголовых и убрали отсюда. Хотя, думаю, не из-за тех, которые гибли, а из-за тех, которые возвращались. Некоторые ходили вниз, как к себе домой, а это военным обидно, а коммерсантам ещё обиднее, потому что пользы от них было меньше, чем нисколько. Узкие специалисты, прах их раздери! Один, вишь ли, занимался предикативной лексикой. Всё остальное ему было неинтересно. Ты вот знаешь, что такое предикативная лексика?
— Первый раз слышу.
— И я не знаю. Обсценную лексику знаю, а предикативной, извините, в училище не проходили.
Я сочувственно кивнул. Образованный лейтенант мне нравился. Он и лексику какую-то знает, и у другой название запомнил. Я так не могу. Не удивлюсь, если окажется, что обсценную лексику я тоже знаю и даже пользуюсь ею в нужную минуту, но что она так называется, мне вовек не запомнить.
— Билось с ними начальство, билось, потом видит, что одни гибнут, а другие бесполезны, и выслало всех к ядрене фене.
— Правильно, — поддакнул я.
Напрасно я это сказал. Лейтенант глянул на меня неожиданно осмысленным трезвым взором и твёрдо произнёс:
— И ты сгинешь, потому что тебе там что-то надо.
— Ничего сверх предикативной лексики. Раз она позволяет уцелеть, ею я и займусь. А вообще мне нужно одно: остаться в живых и поскорей избавиться от кабального договора с Сэмингсом. Это вещи взаимодополняющие.
— Тогда желаю удачи.
Я вытащил третью бутылку террианского, не забыв добавить, что она последняя, но лейтенант откупоривать бутылку не стал, а бесхитростно засунул её в карман кителя. Затем он повернул фуражку кокардой вперёд, вежливо попрощался и ушёл, в виде благодарности забыв изъять бластер.
Таможенный досмотр был закончен. Впрочем, у меня на самом деле не было ничего, запрещённого к ввозу на отсталые планеты. Не считать же контрабандой незадекларированные мандарины.
От фруктов я избавился в тот же день. Как известно, цены можно заламывать и залуплять, а поскольку я не сделал ни того, ни другого, то местный интендант купил у меня разом все полторы тонны, а я предоставил ему возможность самому делать наценку на каждый килограмм мандаринов. Едва мы закончили расчёты, как в каюту ворвался Сэмингс и принялся орать, что я нарушаю контракт и обтяпываю свои делишки вместо того, чтобы выполнять прямые обязанности.
— Я теряю драгоценное время, а он вместо того, чтобы быстро выполнить заказ и не задерживать честных людей, пьянствует с офицерами и приторговывает каким-то гнильём! Горючее тебе выдавалось для вполне конкретных целей, среди которых нет перевозки фруктов! Если уж на то пошло, то мандарины, перевезённые за мой счёт, должны принадлежать мне, и будь уверен, я стребую с тебя всё, до последнего гроша!..
Я внимательно и не перебивая выслушал всю тираду, а потом предложил:
— Угодно приостановить выполнение заказа и отправиться в ближайший федеральный центр, чтобы начать тяжбу по поводу мандаринов? В суде с удовольствием примут иск. «Мандариновое дело» — такого прежде не бывало. Все издержки за счёт проигравшей стороны. Только кое-кому придётся доказать, что горючки, которую ты мне выдал, должно было хватить на перелёт до Интоки и обратно.
— Но ведь тебе хватило, даже с избытком!
— Так я и долетел за три дня вместо шести. А в суде действуют федеральные нормы.
Сэмингс схватился за голову и простонал:
— Мошенники! Всюду мошенники…
— Совершенно верно, — согласился я. — По крайней мере, одного такого я вижу в своей каюте. Ну, так что, летим в суд восстанавливать попранную справедливость?
— Сначала контракт, — проскрипел Сэмингс. — Но помни, уж там-то сроки проставлены жёсткие: три дня и ни минутой больше. А один день ты уже профукал.
— Н-да?.. — Голос мой был полон холодного сарказма. — По-моему, первый из трёх дней начнётся завтра. Сегодня — день, сэкономленный на дороге. Зря я, что ли, старался? Или всё же летим в суд? Так я с удовольствием.
— Чего тебе дался этот день? — патетически вопросил Сэмингс.
— Я забочусь о человечестве. Целый день ты будешь сидеть здесь и не сможешь никому сделать никакой гадости. Я рассчитываю, что за этот подвиг мне воздвигнут железобетонную статую в святилище великой богини. А теперь будь так добр, убирайся вон. Остаток дня я намерен посвятить изучению предикативной лексики.
Издеваться по мелочам над Сэмингсом, конечно, приятно, но в главном он прав: время поджимает, и основной контракт в суде не оспоришь.
Пора браться за дело.
Ещё пару минут я потратил на то, чтобы всё-таки выяснить вкратце, что такое предикативная лексика. Оказалось, ничего особенного. Жизнь класть за неё я бы не стал. А вот любопытно, таможенный лейтенант тоже заглядывал в справочник или ему комфортней не знать, что это такое?
Об этом я размышлял, покуда зонд-разведчик прочёсывал окрестности святилища, из которого мне предстояло извлечь богиню. Очень скоро я нашёл то, что искал: посадочный модуль моего предшественника. Парень делал именно то, чем поначалу собирался заняться я. Точная копия богини уже была изготовлена и дожидалась в модуле. Только специальные методы анализа, которых, разумеется, нет у дикарей, могли бы отличить подлинник от подделки. Казалось бы, чего проще: втихаря подменил статую, и все довольны, кроме, разумеется, Сэмингса. Дикари продолжают молиться своему кумиру, Эльсианский этнографический (никакого толстосума, несомненно, в природе нет) получает редкостный экспонат, а вольный торговец довольствуется скромным вознаграждением и чувством хорошо выполненного дела. Тем не менее замечательный план сорвался, и жив ли исполнитель — неведомо. Три дня прошли, Сэмингс вступил во владение кораблём и теперь точит зубы на мою «Пташку».
Значит, мне предстоит действовать иначе.
Мой предшественник работал тайно, скрываясь от глаз туземцев, и это ему не помогло. Я буду действовать в открытую. Он спускался на посадочном модуле, я полечу на «Пташке». О дальнейшем у меня имелись самые смутные представления. Что значит действовать в открытую? Явиться к жрецам и сказать: «Отдайте мне вашу богиню. Очень она мне понадобилась». Боюсь, что после таких слов не её мне отдадут, я меня ей. Есть у них среди обрядов нечто подобное: «Отдать великой богине». Подробностей этой процедуры никто не знает, и знакомиться с ними я хотел бы не на собственной шкуре.
Осталось последнее: когда не знаешь, как поступать, — доверься наитию.
Едва я отшвартовался от орбитальной станции и пошёл на посадку, как передатчик ожил и принялся визжать голосом Сэмингса:
— Ты что делаешь, болван? Немедленно вернись!
