Александр Соловьёв - Нашествие хронокеров
Копылов выматерился и, достав рацию, крикнул:
– Соболев!
– Товарищ майор!.. – прозвучал в ответ чей-то голос. – Капитан Соболев убит… Это полковник… полковник Спицын его!
– Что здесь на хрен творится?! – заревел Копылов. – Почему нет поста?!
– Мы ловим полковника, товарищ майор!.. У него пистолет!
– Где остальные офицеры?
– Старший лейтенант Милов с нами, а Горбань исчез…
– Оставайтесь на связи! – проорал майор и, повернувшись ко мне, сказал: – Все. Баста. Вали отсюда на хрен.
– Как вали?! – крикнул я. – А хронокеры?
– Чепе у меня, – глухо сказал Копылов и добавил с горечью: – Должен был предвидеть.
– Улаживайте, а я подожду, – сказал я. – Где мне переждать?
Майор подумал секунду и сказал:
– Ладно. Туда гони. – И он показал мне пальцем на штабной корпус.
Подъехав к зданию, мы выскочили из машины и бросились наверх.
Майор на миг остановился, хотел меня жестом отправить обратно к машине, но передумал и, махнув рукой, побежал дальше.
Он первым заскочил в кабинет.
Там было пусто, однако имелись все признаки драки. Остатки сервиза валялись на полу, кресло в двух местах было прострелено.
– Сволочь! – прорычал майор и потянулся к кобуре.
В этот момент меня сзади кто-то изо всей силы толкнул. Я полетел на пол и ударился о ножку кресла.
В следующий миг я увидел ноги неподвижно лежащего человека: они выглядывали из-под майорского письменного стола.
Я обернулся. У двери стоял заросший щетиной здоровяк в футболке и камуфлированных штанах. Громила был на голову выше Копылова и держал в вытянутой руке пистолет, он был нацелен прямо в лицо майору.
– Виктор, – спокойно сказал Копылов. – Прекрати. Не время для истерик, понимаешь? Мы только что узнали, как нам из всего этого выкарабкаться. Есть выход, понимаешь?
– Выход? – У полковника был низкий, хорошо поставленный голос. – Выход всегда есть. Выход – это последний патрон.
– Виктор, – снова сказал майор. – Не надо этого. Если хочешь, я отдаю тебе всю часть. Забирай ее на хрен. А не хочешь – идем с нами. Я дам тебе еще сто таких частей.
– Не надо мне, – сказал полковник Спицын. – К черту все это.
– Мы сможем выбраться на большую землю. Есть шанс. Там все будет по-старому… Восстановят на службе… Ты свое обучение закончишь. Будешь генералом. А сейчас давай, опусти пистолет…
– К черту все, – сказал Спицын. – И карьеру тоже. Хрень это все… Войны, арабы, Америка…
– Не хрень, Виктор, – твердо сказал Копылов. – Поверь мне. Не хрень. Мы нужны. И здесь, и там. Мы все делали правильно. И еще не закончили свою работу.
Полковник, не отводя руки с пистолетом, глянул на меня. Глаза его сделались злыми. Вероятно, он решал, имеет ли право гражданский слушать откровения офицеров или должен умереть первым.
В эту минуту в коридоре прозвучал взволнованный крик:
– Они здесь.
Хлопнула дверь. Видно, один из солдат заскочил в свободный кабинет, чтоб занять позицию. Тут же послышались шаги, и раздался другой голос:
– Виктор Сергеич, бросьте пистолет!
Полковник побледнел, и рука его вздрогнула. Одновременно с выстрелом.
Спицын ловко отскочил к стене в то время, как майор Копылов, лишившись лица, осел на пол.
Рука полковника метнулась ко мне, но не успел я ощутить прилив парализующего холода в груди, как Спицын приставил пистолет к виску и выпалил.
В кабинет заскочил молодой офицер.
Майор и полковник сидели друг напротив друга, опершись о стены, и из рваных прорех в их головах, не переставая пульсировать, изливалась кровь. Она струилась по их шеям, впитывалась в одежду. Особенно пугающе она смотрелась на футболке полковника Спицына. Я заметил, как она начала капать с поясницы на пол.
– Мать твою! – сказал сквозь зубы офицер. – Оба.
Он перевел взгляд на меня. В глазах его были разочарование и тоска.
Я почувствовал, как меня охватывает запоздалая дрожь.
– Уходите, – сказал он и после некоторой паузы добавил: – И я тоже ухожу.
Офицер повернулся к выходу.
– Подождите, – позвал я. – Я знаю, как остановить все это.
Но офицер покачал головой и скрылся за дверью.
Я вскочил на ноги и бросился за ним, но он грубо меня оттолкнул и повторил:
– Уходите, я сказал. Военных больше нет.
Остров перестал казаться пристанищем.
Я шел к нему почти неделю, и теперь думал только о том, как бы скорее вырваться обратно, на неведомые дороги времени.
Пикап мчал меня в центру города. Я не разбирал дороги. То и дело в сторону шарахались прохожие, которых к вечеру было почему-то больше…
Перед глазами вставали окровавленные лица майора и полковника.
Если я вырвусь с Острова, мне опять придется вернуться в казарму? И спать в пятидесяти метрах от штабного корпуса?
Ни за что. Я съезжу туда позже. За оружием. А для жилья придется присмотреть себе новое убежище.
Майор был неплохим человеком. Грубым, импульсивным, но неплохим.
Каким был прежде, до сумасшествия, полковник Спицын, я не знал. Но он позволил себе сдаться. Вслед за разочарованием пришло отвращение к себе и своей профессии. И полковник взбесился.
Я не хотел его понимать, и старался не думать о нем. Но лица с мертвыми глазами и струи крови вновь возникали в воображении.
Забыться во временных переходах, – вот что могло быть моим спасением.
Всю минувшую неделю до этого я ограничивал нагрузку и мог бы выдержать некоторое увеличение дозы.
Свернув в переулок между Большой Ордынкой и Пятницкой, я остановился.
Между книжной лавкой и адвокатской конторой присосался к стене невидимый хронокер. Подхожу, становлюсь перед пятном на колени. Закрываю глаза. Впускаю в себя холод и пустоту.
Дальние звуки исчезают, я переношусь в другое время. Становится спокойно, легко. Я оглядываюсь. Машина неподалеку. Можно поехать на поиски нового дома.
Но нет. Сегодня я переночую где попало.
Завтра найду жилье. На этот раз добротный буржуйский дом на окраине. Позабочусь о том, чтобы заработали «удобства». Все это завтра. А сейчас…
Я переползаю на два шага вправо. Склоняюсь и снова закрываю глаза.
Блаженство наполняет грудь, я все забываю, мысли останавливаются. Меня охватывает пустота.
Очнувшись, поднимаюсь на ноги, обхожу книжную лавку, прислоняюсь к стене. Прямо надо мной шевелится пятно, и я отдаюсь его власти…
…Уже лучи заката могли касаться лишь верхних этажей, когда я увидел на асфальте блестящую змейку.
Я сразу понял, что это такое, несмотря на то, что мой разум к этому моменту напоминал мне трижды заваренный пакетик чая. Просто где-то в его в тумане возникло побуждение, заставившее меня броситься вперед, к этой ускользающей змейке.
Я не знал, что случится, если я не успею ее схватить. Могу ли броситься следом и поймать ее там или промахнусь во времени?
До змейки было метров пятнадцать.
Она ползла от стены к бровке. Ползла не сама, ее волочила натянутая веревка.
Я преодолел эти метры секунды за полторы. Это было слишком долго, но я был слаб и колени лишь по случайности не подвернулись во время этого броска.
Я упал и, падая, схватил змейку в самый последний момент.
Веревка тут же напряглась и потянула меня назад. Я удержал ее и с трудом поднялся. Затем я оглянулся, но увидел только край веревки, исчезающий в воздухе. Чутье заставило меня сопротивляться. Что, если временные ворота еще не успели подготовить меня для перехода. Но тут с другой стороны веревки дернули с такой силой, что я потерял равновесие и полетел на асфальт.
– Опа-на! – раздался над головой голос Руслана. – С возвращением, герой!
12
Мира, Шишига и Руслан сумели удержаться в том временном пласте, где я их оставил.
Это была идея Миры – не покидать уровень. Она считала, что так у меня останется больше шансов отыскать их.
По ее просьбе Руслан сварганил и установил возле руин «Поплавка» деревянный щит размером два на три метра с надписью: «Ростислав! Мы в Битцевском парке». Мира считала, что при помощи своего аппарата я смогу увидеть этот щит из любого временного пласта. Она полагала, что когда я узнаю, где находятся друзья, то попытаюсь к ним вернуться. Но, к моему стыду, я был совершенно одурманен трансом и азартом поиска и ни разу к «Поплавку» не съездил.
Руслан, которого весьма заинтересовали возможности хроновизора и мои научные мысли, также очень сожалел о моем исчезновении. Он умел ценить полезные идеи и еще в первый вечер стал придумывать, как нам организовать совместную работу. Собственно говоря, именно этим он и делился с Мирой в ту минуту, когда я в порыве ревности покинул «Поплавок» и отправился на ночную прогулку.
В тот вечер Руслан, не задумываясь, взял ответственность за жизнь Миры и Ромы на себя. Сразу после моего сообщения по рации о надвигающейся опасности он вывел всех на улицу, усадил в машину и вывез подальше на юг.
Шишига меньше других умел сдерживать чувства. Когда он понял, что я не вернусь, то предался глубокой депрессии. Из некоторых косвенных сведений мне стало ясно: наряду с фактом моего исчезновения Ромино уныние на время умерило тягу Миры к Руслану.
