Андрей Золот - Золотой цветок
– Вера жива, – ответил я.
– Тихо! – воскликнул Синицын, подняв руку.
Мы замолчали.
Где-то вдалеке послышалось жужжание.
– Самолет! – определил Синицын. – Все в укрытие!
Вокруг было много кустарника, и мы быстро в нем попрятались.
Через несколько минут из-за горы показался небольшой самолет и стал кружить у нас над головами.
– Это стопроцентно наши обожатели. Хорошо, что не вертолет, а то сейчас эти друзья приземлились бы нам на головы, – сказал Синицын.
С полчаса покружив над нами, самолет стал удаляться.
– Правильно, – прокомментировал его действия Толик. – Нечего тебе тут делать!
Но как только мы собрались вылезать из укрытия, самолет развернулся и полетел обратно.
– Набирает высоту… Выкидывать десант будет… – прокомментировал его маневр Василий Александрович.
– Сплюнь! – с горечью и досадой тихо произнес Синицын.
– Да тут плюй не плюй, выкинет. Зачем ему еще подниматься?
Подлетев к нам, самолет начал выбрасывать мешки, один за другим – всего восемь штук. Выкинув последний, он развернулся и скрылся за горой, из-за которой появился.
– О, блин!!! – схватился за голову археолог.
Он хотел выскочить из кустов, но дед схватил его за капюшон и затащил обратно.
– Есть у кого-то соображения, что делать? – спросил Василий Александрович громко, чтобы все слышали.
– Понятно, что делать! – отозвался Толик. – Снимать на подлете.
– До обвала около пятисот метров, за этой скалой, – я указал рукой на скалу перед нами. – Если кто-то побежит дальше за обвал, по которому нам надо подниматься, то наши гости могут принять их за всех нас и будут пикировать на них. Если все приземлятся за обвалом, то они не увидят, как мы поднимемся. Может быть.
– Идеально! Есть желающие заманить гостей? – спросил дед.
– Я побегу, – вызвался Шурик.
Молча поднялись еще двое, его друзья.
– Мы на связи! – прокричал им Василий Александрович, когда они уже отбегали.
Как только они скрылись за скалой, незваные гости направили свой самолет в их сторону. Один за другим из него посыпались парашютисты.
– Срабатывает! – с надеждой в голосе проговорил Синицын.
Через несколько минут все парашютисты скрылись из виду. Не теряя времени, мы ринулись в ту же сторону. Забежав за выступ скалы, мы увидели перед собой, метрах в двухстах, огромную груду камней, скатившихся с горы между скал. Преодолев крутой подъем, уже без особого труда мы достигли вершины скалы, где нам открылся вид на низину с раскиданными по ней парашютами. Ни одного человека на ней не было. Немного дальше низины две горы как бы сходились друг с другом, закрывая собой обзор, но оставив между собой узкий проход, в котором, вероятно, скрылись наши парни, а за ними и парашютисты.
– Лучше и не придумаешь! Молодец, Толя! – похвалил меня дед, похлопав по плечу.
– А теперь – куда? – спросил Синицын.
– Дальше – наверх, – ответил я, повернувшись к крутому подъему и видневшимся где-то далеко скалам.
– Круто! – произнес, повернувшись к подъему Толик.
– Крутым парням – крутые горы! – весело подхватил Василий Александрович, начиная подъем первым.
– Будем надеяться, что ребята подальше уведут парашютистов… – с надеждой сказал археолог.
Немного пройдя, мы решили привязаться друг к другу веревкой, так как пару раз некоторые из нас, оступившись, чуть не покатились вниз.
Неожиданным порывом возникли сильный ветер и мелкий дождь, осложнив нам подъем, пытаясь сдуть с горы непрошеных гостей. И все же непогода была нам на руку, так как уменьшала шансы повторного появления гостей с неба. Одних гостей, слава богу, мы сумели принять достойно, и наши товарищи поспособствовали тому, чтобы их сдуло в правильную сторону, подальше от нас. Но вполне мог появиться еще кто-то. К тому же мы не знали, кто конкретно выпрыгнул из самолета и чего можно от него ждать.
Я вспомнил про увиденных мною женщин и детей Василия Александровича. Интересно, о чем он сейчас думает? Что чувствует? Судя по всему, он не знал, что у него есть дети и внуки… а теперь знает… Но стал ли он от этого счастливей? Хотя – что ему это знание дает? Разве что только осознание того, что оставил потомство на земле. Он ведь не знает, где они и что с ними. А может, и знает… Надо у него спросить… И почему оставил их – он так и не ответил… Да ладно… Захочет – расскажет…
Мои мысли переключились на размышления о моих предыдущих жизнях, и сознание моментально втянулось в эти воспоминания, как мы погружаемся в интересный фильм.
Глава 25
Моя душа устремляется к земле и вселяется в новое тело, в эмбрион мальчика в китайской императорской семье. После рождения за мной ухаживают, меня лелеют. Когда я немного подрастаю, меня начинают учить различным наукам. Я получаю очень хорошее образование при дворе. Мой дядя-император ведет бесконечные войны практически со всеми соседями империи. Странно, но, несмотря на то, что я был в прошлой жизни воином, во мне возникает абсолютное отвращение к войне и проявлению любого вида насилия. Закончив образование при дворе и получив необходимые для члена императорской семьи знания, я становлюсь младшим советником своего дяди-императора. В мои обязанности входит следить за тем, чтобы налоги, собираемые с народа, не превышали той суммы, которую подданные реально способны заплатить, чтобы не остаться голодными. Я посещаю много селений, разговариваю с людьми. Придумываю новый вид налогообложения, по которому те, кто богаче, платят больше, кто беднее – меньше. У кого земли больше, тот платит больше. Если земля не обрабатывается и человек ничего на ней не выращивает, значит, он богат и у него нет нужды, за необрабатываемую землю надо платить вдвойне. Мои нововведения быстро начинают приносить доход, обрабатываемой земли становится вдвое больше, избыток выращенного продается дружественным странам. Люди начинают выращивать то, что заказывают покупатели. За несколько лет из абсолютно инертного наш народ превращается в хороших торговцев. Это быстро обогащает империю. Я поднимаюсь по иерархической лестнице и становлюсь главным финансовым советником императора. У меня появляется много друзей, но еще больше – недругов. Действуя в интересах империи и народа, я придумываю новый налог для богачей, для тех людей, которые обогатились за счет империи, войн и бедняков. Они должны за свой счет строить жилье в городах, прокладывать дороги. Такие мои действия вызывают бурю негативных эмоций в мой адрес у знати. Но император мною доволен. Вскоре я становлюсь его главным советником. Как только я получаю эту должность, я прекращаю с помощью переговоров две войны и заключаю мирный договор, соглашение о сотрудничестве и торговле. Но в нашей империи для тех людей, у кого есть деньги, война – это способ заработать еще большие деньги и приобрести больше владений и могущества. После прекращения внешних войн богачи начинают провоцировать начать войну внутренние кланы. Я пытаюсь договориться с этими людьми, внушить, что деньги и земли можно приобрести не только за счет войны. Но меня никто не слушает, на меня озлобились, и я чувствую, что против меня зреет заговор. Я делюсь своими опасениями с императором, он меня успокаивает, говорит, что примет меры против заговорщиков. Это меня успокаивает, и я продолжаю свою деятельность. Вскоре на императора совершают покушение – его хотели отравить, но вместо него умер слуга, который пробовал всю его еду перед тем, как ее подадут владыке. Склянку с ядом находят у меня в покоях. Подозрение падает на меня еще и потому, что я после смерти императора мог занять его престол, так как я самый близкий его родственник. То, что я стал жертвой заговора, очевидно. Я пытаюсь объяснить императору, напоминаю, что предупреждал его про заговор против меня, про то, что я знал, что кто-то из подданных обязательно пробует всю еду императора прежде, чем ее подадут и что с моей стороны было бы глупо пытаться его так отравить. Император, ослепленный яростью, не верит мне, считает, что мое предупреждение о заговоре против меня не более чем хорошо продуманный шаг именно на тот случай, если покушение не удастся. Меня сажают в тюрьму, и я жду своей казни. Император считает, что смерть для меня – слишком легкое избавление от наказания. Меня замуровывают в маленькой комнате. Она настолько мала, что я в ней могу только лежать, сидеть или стоять, ходить я не могу. В этом пространстве – два метра на метр – я должен провести остаток своих дней. Чтобы мучения мои продолжались как можно дольше и я не умер от голода и жажды, для меня оставляют маленькое окошечко, через которое подают еду и питье, один раз в день. Даже при кончине моего дяди-императора меня не имеют право выпускать. Начинают тянуться дни, месяцы, годы. Мальчик, приносящий мне еду, на моих глазах превращается в мужчину. Ему запрещено со мной разговаривать, но он, вопреки запретам, проводит возле моего окошка многие часы. Я стараюсь передать ему все свои знания. От людей он слышал про меня только хорошее, и когда я прошу его помочь мне, он соглашается. Я начинаю копать туннель для побега из моего заточения. Песок из туннеля он выносит вместе с пустой тарелкой. За подкопом я провожу многие и многие годы, живя лишь надеждой когда-нибудь увидеть белый свет. Многочисленные обвалы земли и песка в туннеле сильно тормозят работу, но я не сдаюсь и продолжаю копать. Мой труд и упорство, вознаграждаются – мне удается сбежать.
